Костёр и Саламандра. Книга третья (СИ) - Далин Максим Андреевич

— Мы все, — сказала я, — и я, и мои друзья, очень, очень благодарны за помощь. Ты ведь очищаешь болото и лес, да? От неестественных тварей?

Оно стояло молча и неподвижно, но, кажется, соглашалось. Не спорило, во всяком случае. Только спрятало кусок трупа назад в топь.

— Мы тоже уничтожим, сколько сможем, — сказала я. — Мы для этого и идём туда. А дух — пленный.

Оно охватило себя руками и склонило то, что, наверное, служило ему головой. Задумалось. Майр поймал мой взгляд и показал рукой и подбородком: «поехали?» — но я сделала ему отрицательный жест. И спросила… обитателя болота:

— Что я могу тебе дать? Крови?

Кровь обычно все берут. Даже небольшие божества.

Но это болотное чудо, похоже, было не из кровожадных, при том, что за ним чувствовалась чудовищная и трудноописуемая сила. От души не отказалось бы, наверное, мелькнуло у меня в мыслях, наверняка забрало души бедолаг, что были в полулошади, но…

Оно тоже часть Предопределённости, осенило меня.

Именно поэтому болото и не отдало бедолаг, убитых там, неподалёку от Жемчужного Мола, и игравших с моим Ларсом.

Именно поэтому, я думаю, оно и оценило… скажем так: нас всех оценило. Правильно.

И очень медленно, неспешно, простёрло руку вперёд.

Это впрямь было божество. Настоящее. Потому что такого я не видела никогда и даже представить себе не могла. Я увидела, как раздвинулись деревья. Как стала шире и надёжнее та тропка, что шла по кромке болота, — превратившись почти в тракт.

Нам облегчили путь.

И мы теперь должны были помочь этому существу или божеству расправиться с адом.

Майр отсалютовал божеству болот, как приветствовал бы маршала. Наверное, это было наивно, но оно оценило, даже ответило чуть заметным кивком. И эскадрон двинулся мимо него, будто оно принимало парад, — и у меня было упорное ощущение, что божество провожает нас взглядом, хоть у него и следа глаз не было.

Причём доброжелательным взглядом.

Оно так и возвышалось над трясиной, пока мы могли видеть. Быть может, пыталось как-то дать нам каплю удачи. Мне, во всяком случае, стало очень легко на душе, будто кто-то благословил на дорогу. Если эта сущность была частью живого мира — я хорошо её понимаю: от близости ада плохо всем живым, ад мучает и ранит. И мы, конечно, в этом смысле союзники.

Зато оно настолько перепугало Индара, что он выцвел, стал еле заметен в дневном свете. Подрастерял силёнки — или отдал немалую их часть здешнему болоту.

Даже не пререкался особенно, лишь пробормотал что-то себе под нос об ужасных хранителях вод, любых вод — хоть бы и болот, хоть и морей. Даже вякнул что-то о «рыбоедах, готовых молиться любой луже», но я цыкнула на него, и он заткнулся.

Мы летели в тёплый вечер. Солнце, спускавшееся за лес, светило как-то особенно мягко, облака окрасились в цвета чайной розы и розовых мальв, но из лесной чащи уже выползали сумерки — и мне казалось, что здесь, в Перелесье, они сгущаются слишком быстро.

Я снова полулежала на спине Илька — и досадовала на себя. Я устала.

Я, живая девочка, среди неутомимых некромеханических бойцов, ужасно устала, у меня уже ломило всё тело даже в удобном седле Шкилета, я была голодна, я сделала пару глотков из нашей заветной фляги, но всё равно хотелось пить.

Хуже того: Дар жёг меня близкими опасностями, но всё равно лежал на дне души, жёг, как обжигают угли в костре. Я слегка остыла — и начала чувствовать: меня здорово вымотал обряд на хуторах. Дар и Предопределённость держали меня на плаву, но мне бы съесть кусок мяса и поспать, думала я. Хоть небольшой кусочек, хоть курятины. И поспать хоть чуть-чуть.

Мы взяли в лагере для меня галет и вяленого мяса, но я не могла себя заставить жевать сухое и солёное. Обычно любила вяленую говядину, но сейчас даже не полезла за ней в седельную сумку. Дар хотел свежего — и я чувствовала, что мне будет худо от соли.

Слабая, капризная, живая.

— Тяжело, леди Карла? — спросил Ильк.

— С чего ты взял… — проворчала я. Мне стало стыдно, и непонятно было, как он догадался.

— Пытаетесь устроиться удобнее, — сказал он. — Я чувствую. Даже мужчине, если живому, тяжело целый день в седле провести без опыта, я понимаю. Вы обопритесь на меня, как хотите, мне же не мешает совсем. И живому бы не мешало, а уж сейчас-то вы пушинка для нас со Шкилетом.

— Ты о нём, как о живой лошадке, — чуть усмехнулась я.

— Ну, я человек неучёный, леди Карла… так уж я чувствую. Шкилет — он нас с вами вывезет, вот увидите. Вы обопритесь, не смущайтесь.

— Спасибо, братишка, — сказала я и погладила его по плечу. — Спасибо.

И, кажется, я всё-таки чуть-чуть подремала. Вполглаза.

И очнулась от резкого ощущения сырого холода. Эскадрон влетел на узкую дорогу, с двух сторон сжатую тёмным лесом. Я вцепилась в плащ-палатку Илька изо всех сил. Вместе со мной проснулся Дар, полыхнул ужасом и близкими смертями так, что кровь прилила к щекам. Тяпка, которая тоже, кажется, дремала в торбе, проснулась, высунула голову и встряхнулась, мотая ушами. Занервничала.

В чаще уже чёрной водой стоял непроглядный ночной мрак, из лесной глубины несло ледяной погребной сыростью и тленом. На дороге было светлее: на западе догорала заря — и мы ехали прямо к ней. Над дорогой, сжатые вытянутым треугольником, ограниченным тёмными кронами, бледно светились золотистые небеса. Со спины наползала ночь.

Зато Индар здорово приободрился в сумерках. Он снова выглядел достаточно ярко. И осклабился, встретившись со мной взглядом:

— Выспалась? Скоро будем на месте, дивная леди. До портала рукой подать, и вас там наверняка ждут! Ждут! Твои кадавры — отличный, просто отличный экспериментальный матерьялец, дорогуша!

— Ага, — сказала я. — Момент истины наступает, Индар. Вот и поглядим, кто был прав, а кто ошибся.

Почему-то его это смутило. Он только скорчил презрительную мину и не счёл нужным ответить.

А я всё-таки залезла в седельную сумку, достала несколько полосок вяленого мяса и галету. И съела, держась одной рукой. Было очень неудобно, сухое и солёное застревало в горле, но я просто отчётливо почувствовала, что это надо. Просто надо. И съела, сколько смогла, а потом выпила немного воды.

И почувствовала себя бодрее.

— Последний ужин, — не выдержал Индар.

— Ещё поглядим, — фыркнула я и сунула обратно в сумку оставшийся кусок галеты.

— Там знают, что вы идёте, — сладко улыбнулся Индар. — Зна-ают, моя красавица!

— Да и пусть, — огрызнулась я. — Они и должны знать.

Индар не понял, поэтому только покрутил рукой в воздухе, мол, у дурных капитанов рында от ветра звякает. А я вдруг поняла…

То зарево, которое на глазах становилось из золотистого грязно-рыжим, даже почти коричневым, если только бывает коричневый свет, висело там, впереди, кидая отсветы на размазанные бурые облака. И это была не вечерняя заря.

Это было зарево портала.

Видимо, это понял и Майр, потому что приказал эскадрону перестроиться: фарфоровые бойцы пропускали вперёд наших полулошадей-огнемётчиков.

Уже не было ни малейшего смысла даже условно изображать скрытность — и костяшки засветили лампы-глаза. В свете этих ламп стали чётко видны и дорога, и придорожная канава, и кусты за ней, и чёрные лесные деревья.

— Наденьте каску, леди Карла, — сказал Ильк. — Вот-вот начнётся.

— Я забыла на хуторе, — сказала я, постаравшись сделать голос виноватым. — Ты не беспокойся…

Ильк не ответил, только выпрямился в седле — и я заметила, что рядом каким-то чудом снова оказался Гинли. У этих парней, похоже, был собственный тайный телеграф.

Над нами мелькнула неуклюжая тень — перепутать жруна с драконом было просто невозможно. Наши шуганули его залпом из винтовок, но жрун летел высоко и не собирался снижаться и атаковать: он сделал над лесом широкий круг и растворился в рыжем свечении. Разведка.

И Дар полыхнул во мне, как еле тлевший костёр, в который щедро плеснули горючки! Я поняла, что те, около портала, сейчас поднимут сторожевых полулошадей, крикнула: «Майр, внимание, где-то здесь полулошади!» — и Майр рявкнул: