Рысюхин! Дюжину шампанского – и в школу не пойдем! (СИ) - "Котус"

— Кстати, у Вашей супруги — это же «Доблесть»⁈

— Да, Знак Доблести с мечами. За тот же бой.

— Она что, лично⁈

— Возглавила транспортную колонну, трижды доставляла боеприпасы непосредственно на огневые, обеспечила подвоз подкрепления. Также дважды доставляла донесения с поля боя в штаб обороны и приказы обратно и участвовала в наведении порядка в тылу.

— Солидно! Тут, при желании, и на две награды можно представление составить. Но с мечами⁈

— Действия непосредственно на поле боя. Государь определял награду лично. Но что это мы всё обо мне да обо мне и моих супругах? Господа, я о себе почти всё уже рассказал, а о вас вообще ничего не знаю!

Ещё через четверть часа кто-то из девушек задал риторический вопрос: не хотят ли кавалеры угостить дам чем-нибудь прохладительным? Высказав полное согласие с таким запросом, все вместе отправились к буфетам — на Осеннем балу кормить гостей всерьёз не принято, но при этом выбор закусок в буфете вполне позволял и пообедать, и поужинать, при желании. Буфетов было несколько, и они разделялись на два вида: платные и бесплатные. И существование первых не было признаком жадности организатором или, тем более, самого Императора, выручка направлялась на благотворительность. Надо ли пояснять, что обладателям титулов (или их наследникам) пользоваться бесплатным столом считалось неприличным? Но и выходки наподобие того, чтобы с деланной небрежностью протянуть сотенную купюру за чашку кофе, отказавшись от сдачи, также не приветствовались. Считалось, что такое выдаёт человека с деньгами, но без вкуса и понимания приличий, попросту — нувориша. И перед этим типичным купчиной, который явно ещё не понял, что попал в принципиально другое общество, дорога в светское сообщество и в «приличные дома» явно закроется, и довольно надолго — пока не поумнеет и не проникнется.

Благо, был предупреждён заранее и наличных при себе имел достаточно, как, на всякий случай, и мои жёны — на случай, если меня посреди бала вызовут куда-нибудь для очередной беседы. Причём преимущественно монетами и купюрами от полтины до пяти рублей и нескольких червонцев на всякий случай. Всё же считать копейки и требовать сдачу на самом деле было не принято, но чья вина, если некоторые не видят разницы между «не мелочиться» и «выпендриваться»?

Там, вблизи буфета, дождались и концертной программы. Точнее, сперва был, разумеется, выход к публике Императора, который поздравил присутствующих с участием в празднике осени, отдельно остановившись на приглашённых за заслуги. Правда, конкретные заслуги не называл, но награды — кабинетские подарки с благоволением, медали и два ордена «За заслуги перед Империей» (они же в просторечии «Орден заслуг») — выдал, под аплодисменты собравшихся. Ну, а затем началась музыка.

Первым исполнили, для затравки, ставший популярным ещё лет пятнадцать тому романс «Осень разлук». Потом была длинная и довольно нудная кантата с посвящением Петру Алексеевичу, которую организаторы, похоже, просто не рискнули выбросить из программы из-за её до приторности верноподданнического содержания. Пятым номером стала представленная мною «Осень» — и мы невольно выдали себя, начав вполголоса подпевать, причём не на повторении припева, а на куплетах. С другой стороны — большого секрета в авторстве не было, за отсутствием возможности зрителей влиять на результаты конкурса. Более того — конкурса как такового, в привычном понимании слова, можно сказать, что и не было. Не объявлялись лауреаты, не определялись победители, не распределялись места. В чём тогда конкурс? А очень просто: по итогам бала выпускалась пластинка, песни для которой из числа конкурсных работ выбирал лично Государь Император. И композиции, что в неё включались, справедливо считались победителями конкурса. И претензий к судейству — никто и никогда не выдвигал. Пластинка стоила ощутимо дороже, чем обычная того же размера, а выручка с неё шла опять же на благотворительность. Конечно, кроме почёта такая пластинка ничего не приносила, но зато потом издать уже обычную, коммерческую, с песней, имеющей, условно говоря, штамп «одобрено Императором» было даже не в разы, а на порядок проще.

На беседу во время концерта меня не отзывали. Но и так — Государь уделил мне слишком много времени. Вполне хватило бы от силы трёхминутной встречи и постановки задач мне и генералу. Однако он добрые полчаса участвовал в нашей беседе, как будто больше делать нечего. Вот и пойми: не то давал понять важность моей работы, не то ему действительно интересно — гадать можно бесконечно, не имея никаких исходных данных и критериев истины.

В целом бал прошёл интересно и приятно. Мы и к буфетам несколько раз наведывались, и натанцевались, причём пару раз моих супруг приглашали на танец дворяне из сложившейся компании, и мне пришлось уделить внимание нескольким дамам. Танцевать с одной партнёршей, если это жена было допустимо, но всё же — не рекомендовалось, к сожалению. Компания не была статичной: кто-то отлучался, а порой исчезал, порой по нескольку человек разом, кто-то прибивался, на пару минут или надолго — мы даже не со всеми знакомились. Бал закончился уже после полудня, точнее, в два часа дня, но мы столько не выдержали. Да и вообще таких, кто отбыл бы на празднике почти сутки, насчитывались единицы. Многие отлучались на час-другой, а то и на четыре-пять, чтобы отдохнуть, кто-то — протрезветь, и вернуться с новыми силами, кто-то, как мы, просто держался, сколько мог.

Не имея опыта светской жизни, которая зачастую носила именно ночной характер, в свою квартирку вернулись уже в начале девятого утра и просто рухнули в постели. Ну, и проспали до часу дня — с другой стороны, это всего-то пять часов, но возвращаться на бал никакого смысла не было, особенно с учётом необходимости привести себя в порядок и заново собраться.

Кстати, насчёт сборов. Бал окончен, сроков работы комиссии мне не доводилось, как и того, на какой срок нам выделено жильё во дворце. Надо как-то это всё выяснить, да и обратными билетами озаботиться. Но — всяко не сегодня, во-первых — все отсыпаются после бала, а во-вторых, и вовсе выходной. Так что пообедали, погуляли часок по парку и, переглянувшись, отправились досыпать.

В понедельник утром в комиссии мне ничего сказать не смогли. Точнее, по поводу сроков моего пребывания во дворце не сказали, в целом же жизнь кипела — люди активно проектировали боеприпасы к миномёту. Зажигательную накануне отвергли по не совсем понятным резонам: мол, в поле поджигать нечего, а в населённой местности — варварство и не соответствует чему-то там. Зато брошенное мною больше в шутку предложение сделать мину сигнальную и осветительную неожиданно взяло офицеров за душу. Особенно — сигнальная. Отчего-то идея взять вместо пятидесятиграммовой «звёздки» пиротехническую шашку в два — два с половиной кило и зафундырить её в небо на пару километров вместо девяноста-ста метров вызвала и у артиллеристов, и у штабных бурный восторг и приступ трудового энтузиазма. Они уже успели прикинуть в черновиках конструкцию разделяющейся мины, которая имела внутри корпуса сигнальный заряд с поджигающим элементом в носовой части и парашют в задней и теперь спорили, в какой момент лучше производить раскрытие. Предложил сделать подвижное кольцо и при помощи его поворота специальным ключом задавать задержку, например, от двух до пятнадцати секунд, а если поставить в ноль — то в верхней точке траектории. Поблагодарили и бросились творить. По осветительной было два основных вопроса: как замедлить горение магния и надо ли делать складной отражатель, он же — абажур. Поддавшись шалому настроению вбросил в офицерские массы ещё одну «богатую» идею:

— Надувной абажур. Он же — парашют, только стропы так рассчитать, чтобы шашка была на уровне горловины. Если сделать достаточно большим — то, заполнившись горячим дымом, сможет вовсе парить в небе, как воздушный шар.

— Отличная идея!

«Кажется, дед, они сарказма не уловили».

«Я тоже так думаю. Ну что — ждём китайский летучий фонарик на стероидах? И мину для подачи светового сигнала сразу всей дивизии, а также соседям на обоих флангах и тыловым подразделениям на удалении до пятидесяти километров».