Попаданка в беременную жену дракона (СИ) - Мистеру Майарана

9

Мы с Анорой вернулись в дом, и я, ощущая себя заправским контрабандистом, с гордостью несла в подоле платья свой "ядовитый" улов. Головки чеснока приятно оттягивали ткань. Анора шла рядом, все еще бросая на мою добычу косые, полные сомнения взгляды.

– Вы уверены, леди, что это… съедобно? – не выдержала она, когда мы уже подходили к дому. – Старики не зря предостерегали.

– Уверена, как в том, что солнце встает на востоке, – усмехнулась я. – Главное – правильный подход. Увидишь, Анора, мы еще тут чесночную революцию устроим!

Наше почти триумфальное шествие, сопровождаемое тихим бормотанием Аноры о возможных последствиях, было прервано появлением Вады. Она материализовалась в холле так внезапно, словно прошла сквозь стену, и ее взгляд тут же, как магнит, притянулся к моему подолу, из которого предательски торчали зеленые хвостики.

Брови старшей горничной медленно поползли вверх, образуя на лбу строгие складки, а на лице отразилось такое выражение, будто я не просто притащила дохлую крысу, а целую стаю, да еще и попыталась выдать их за деликатес.

– Это… что такое, леди Тиана? – ее голос был еще суше, чем обычно, и в нем отчетливо слышались стальные нотки.

– Лекарственное растение, Вада, – бодро отрапортовала я, стараясь не обращать внимания на ее грозное неодобрение и пытаясь выглядеть как можно более убедительно. – Очень ценное. Анора может подтвердить его… э-э-э… особые свойства. И очень вкусное, между прочим, если знать, как приготовить.

Анора, на которую тут же уставилась Вада, что-то невнятно пролепетала, густо покраснев и пряча глаза. Кажется, авторитет старшей горничной давил на нее сильнее, чем мои увещевания о пользе чеснока.

Вада перевела свой испытывающий взгляд с поникшей травницы снова на меня, и я поняла: еще немного, и мой драгоценный чеснок полетит в ближайшую помойку или, чего доброго, будет сожжен на ритуальном костре как порождение тьмы и рассадник заразы. Нет уж, дудки! Моя чесночная империя не должна погибнуть, так и не родившись!

Поэтому, изобразив на лице самую милую и невинную улыбку, на какую только была способна, я быстро, но как бы невзначай, ссыпала несколько самых крупных и крепких головок чеснока в глубокий карман своего платья. Слава местной моде на платья с такими вместительными хранилищами!

Остальную, менее внушительную часть, я оставила в корзинке Аноры, прошептав ей на ухо, пока Вада отвлеклась на какой-то шум с кухни: "Спрячь получше, под свою ответственность, потом разберемся". Анора только испуганно кивнула.

– Пойду к себе, немного устала после прогулки, – объявила я во всеуслышание, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более беззаботно, и с деланым спокойствием направилась к широкой деревянной лестнице, ведущей на второй этаж.

‒ Мне тоже пора.

Анора последовала моему примеру и ретировалась в сторону кухни.

Поднимаясь по скрипучим, видавшим виды ступеням, я чувствовала на спине тяжелый взгляд Вады. Но главное – стратегический запас чеснока был при мне. Я уже представляла, как удивлю местного повара Сэма своими кулинарными изысками.

На середине лестничного пролета я услышала сверху торопливые шаги, какое-то сопение и нарастающий стук каблуков по дереву. А потом резкий, предостерегающий окрик Вады откуда-то из холла:

– Нил, осторожно! Не беги так!

10

Я успела только начать поднимать голову, как прямо на меня, с верхней площадки лестницы, теряя равновесие и размахивая руками, кубарем покатился молодой парень в белоснежном поварском фартуке, изрядно испачканном чем-то мучным.

Он нес в руках огромную керамическую миску, до краев наполненную какой-то белесой, колышущейся массой, видимо, очень спешил, и на одной из отполированных временем ступенек его нога предательски поехала. Я инстинктивно попыталась отшатнуться, прижаться к перилам, но было уже поздно. Летящее тело и миска были неотвратимы, как судьба.

В следующую долю секунды мир для меня перевернулся, схлопнулся, изменился до неузнаваемости.

Вместо привычных деревянных перил, запаха старого дерева и тусклого света из окон коридора меня окутал холодный, серый, тягучий сумрак.

Все звуки пропали, растворились, сменившись давящей, почти осязаемой, звенящей тишиной. Воздух стал плотным, тяжелым, было трудно дышать. Я стояла на чем-то твердом, но не видела ни стен, ни потолка – только бесконечное, уходящее во все стороны серое пространство, где медленно клубились и перетекали друг в друга тени, похожие на застывший, потревоженный дым. Людей здесь не было. Это место было пустым и мертвым. Но я была не одна.

Вдалеке, на самой границе видимости, там, где серая мгла становилась гуще, метались какие-то темные, бесформенные, расплывчатые фигуры. Они двигались быстро, прерывисто, рывками, словно… шныряли, выискивая что-то. От них веяло таким леденящим, первобытным ужасом, что у меня волосы на затылке встали дыбом, а по спине пробежал холодный пот. И одна из этих… сущностей… она меня заметила. Замерла на одно жуткое мгновение, словно принюхиваясь, а потом с немыслимой, противоестественной скоростью рванула в мою сторону, вытягиваясь в длинный, зловещий, когтистый силуэт.

Паника ударила в голову ледяным молотом, парализуя волю. Я хотела закричать, позвать на помощь, но не смогла издать ни звука – горло сдавил спазм. Сердце колотилось так, будто хотело проломить ребра. И тут я почувствовала, как в кармане платья, там, где лежал чеснок, что-то сильно, почти обжигающе, нагрелось. Головка чеснока, та самая, которую я так предусмотрительно припрятала! Рука сама собой, повинуясь какому-то древнему, забытому инстинкту, полезла в карман, пальцы нащупали горячую, твердую, пульсирующую теплом головку. Я вытащила ее, не понимая, зачем, просто держа перед собой, как щит.

В тот самый момент, когда чеснок оказался у меня в руке, сверкнув в сером сумраке тусклым внутренним светом, приближающаяся тварь издала какой-то булькающий, шипящий, полный невыразимого отвращения звук, от которого у меня заложило уши. Ее стремительное движение захлебнулось, она резко, почти конвульсивно, шарахнулась в сторону, а потом и вовсе умчалась прочь, панически растворяясь в сером мареве, словно ее опалило огнем. Горячая головка чеснока в моей руке тут же остыла, снова став обычной.

Что это, черт возьми, было?! Где я оказалась?! Это место… оно было не просто страшным, оно было… неправильным. Чужим.

А потом мир снова моргнул, дернулся, и меня с силой вытолкнуло обратно.

Резкий толчок, и серый сумрак исчез так же внезапно, как и появился. Я снова стояла на лестнице, слегка покачиваясь, но на ногах. Прямо передо мной, на пару ступенек ниже, распластавшись в самой нелепой позе – руки и ноги в разные стороны – лежал тот самый незадачливый парень, Нил. Миска, которую он нес, с громким стуком ударилась о ступеньку и теперь валялась рядом, а ее белесое, похожее на тесто или густую кашу, содержимое живописно растекалось по темному дереву, образуя липкую лужу. Сам Нил, с головы до ног перепачканный этой субстанцией, смотрел на меня огромными, полными ужаса и недоумения глазами. Кажется, он совершенно не понимал, как я умудрилась не только остаться на ногах, но и вообще не сдвинуться с места, когда он летел прямо на меня.

У подножия лестницы, застыв как изваяние, стояла Вада. Она ничего не говорила, просто смотрела на меня. Пристально, изучающе, и в ее обычно непроницаемых, холодных глазах мелькнуло что-то… странное. Не то удивление, не то подозрение, а может, даже что-то похожее на затаенный интерес. Этот взгляд заставил меня поежиться сильнее, чем ледяной холод того серого мира.

– Ой, леди! – наконец выдавил из себя Нил, отчаянно багровея под слоем белой жижи. – Простите, ради всех святых! Я… я не хотел! Я сейчас, сейчас все уберу!

Он попытался неуклюже вскочить, но его ноги снова поехали по скользкой каше, и он, взмахнув руками, как подбитая птица, снова шлепнулся на то же место, только теперь еще и сев прямо в лужу. Раздался сочный, чавкающий звук.