— У меня так сестру зовут, — пробормотала я.
— Вот и хорошо, быстрее к новому имени привыкнешь, — кивнула темноволосая, а потом протянула руку и почесала Фантика по макушке. Он довольно прижмурился.
— Надеюсь, ещё одной Нежданы нам не привезут, — фыркнула тёмно-русая девушка, прежде молчащая. — Даже и не знаю, как её называть будем.
— Что-нибудь придумаем, — отмахнулась темноволосая. — Меня Незваной зовут.
— А я — Найдёна, — это та, которая ссоры не любит, а живых крыс предпочитает дохлым.
— Прибавка я, — это тёмно-русая назвалась.
— Ну а меня Добронравой величать, — представилаcь та, что с перинами. — Добро пожаловать в обитель cпокойствия, сна и вкусной еды.
— Скажешь тоже, — фыркнула Прибавка.
— А и скажу! Плохо ли? Спим на мягком, едим от пуза, да не пустую кашу на воде, а щи с мясом и кашу с мясом каждый день. И яйца с творогом каждый день. Молока — залейся, сметанка, маслице! А баранок я прежде и по праздникам не видела, а тут лежат вон, не ест никто. Скажете, не права я? Кто такое дома прежде каждый день ел?
— Допустим, не каждый день, но я часто ела, — откликнулась Дарина.
— Да что с тебя взять, боярская дочь, всю жизнь горя да работы не знала. А Данку вон с дальней деревни привезли, верно? — Я кивнула, хоть и не сразу сообразила, что ко мне обращаются. — Там бояр не водится, там все девки впахивают с утра до ночи. И я впахивала, и она, и она, и она тоже, — потыкала Добронрава пальцем в остальных девушек.
— Я кузнеца дочь, я не впахивала, у нас нет пашни, — честно призналась я.
— И что, ни огорода, ни скотины тоже нет? — прищурилась Добронрава.
— Есть, конечно, как без них? — даже растерялась я.
— А тут — нету! — Добронрава развела руками. — Ни огород полоть, ни скотину кормить-доить-чистить, ни еду готовить, ни воду носить. И убираются тут горничные! У крестьянских дочерей — горничные, кто такое видывал? Даже уборная тут же, рядышком. Хоть весь день лежи да пузо сытое почёсывай! Разве не счастье? Да я лет с пяти такого не помню, чтобы сидеть и ничего не делать!
— Подозрительно это всё, — вздoхнула Незвана. — С чего бы нас тут так откармливают?
— Как на убой, — пискнула Неждана, та, что первая и белобрысая.
— А даже если и на убой! — фыркнула Добронрава. — Умрём сытыми и счастливыми.
— Зачем нас кому-то убивать? — рассудительно высказалась Найдёна.
— Поживём — увидим. И узнаем, — это снова Добронрава. — Кто хочет страдать — его право, пусть сидит и страдает. А я собираюсь наслаждаться всем, чем смогу. Так что, собираемся и идём завтракать, пока не остыло.
А ведь она права, поняла я. Мы не знаем, зачем нас собрали и что будет дальше. Можно сесть и страдать по этому поводу, а можно наслаждаться тем, что прямо сейчас даёт нам жизнь.
Вот так теперь и буду делать.
ГЛАВА 4. ДОГАДКИ
День пятнадцатый
— Возвращаются! — крикнула Дарина, сидевшая на подоконнике. И тут же добавила: — Одни.
— Одни? — переспросила Дoбронрава. — Как одни?
— Последняя деревня, — нахмурилась Незвана. — А двенадцатой так и нет. И что теперь?
Мы так и не узнали за всё это время, для чего нас всех искали и собирали в терем на княжьем дворе, но то, что кроватей в спальне было двенадцать, вряд ли было случайностью. И то, что отряд дружинников продолжал объезжать дальние деревни, тоже говорило о том, что поиски избранных продолжаются.
И вот теперь они закончились, и, судя по понурым фигурам дружинников, — а мы всей толпой ринулись к окнам, облепив их, так что всё видели, — работу свою они не выполнили.
— Может, снoва пойдут искать? — предположила Ждана. — Вдруг кoго упустили?
— А я б и не против, — потягиваясь, высказалась Добронрава. — Пусть хоть всю мою оставшуюся жизнь ищут. Только б кормили так же.
— Тоска же, — вздохнули хором Желана и Пригода.
— Кто б говорил, — фыркнула Неждана. — Вы тут всего-то неделю с небольшим, а мы уже почти месяц.
— Я скоро с ума сойду, — покачала головой Незвана, которая была первой найденной избранной. — Кажется, хоть куда уже готова, лишь бы по земле пробежаться, воздуха вольного вдохнуть.
— Так окна ж открыты, хоть обдышись, — хмыкнула Добронрава. — Лично мне всё нравится. Я того воздуха вольного вот так надышалась, — провела она рукой по горлу.
В чём-то я могла её понять. Младшая дочь у престарелых родителей, не имевших сыновей, Добронрава с малых лет была и за сына тоже. Крупная, крепкая, она и дрова рубила, и за плугом ходила, да и женская работа почти вся на ней была.
Может, потому и замужем до сих пор, в свои двадцать три, так и не была — не каждый согласен был в примаки идти, да и побаивались её возможные женихи. Когда жена сильнее мужа, на неё не особо рявкнешь, тем болeе — руку не поднимешь, а некоторые мужики себя только тогда сильными чувствовали, когда над более cлабым власть имели.
В общем, несладкая жизнь у Добронравы была, она единственная по ночам слезы не лила в подушку от разлуки с родными и привычной жизнью. О родителях не беспокоилась — от трёх старших сестёр у неё имелось больше десятка племянников, некоторые старше неё, так что, доглядеть стариков, а заодно и дом от них унаследовать, желающие найдутся. А она отдыхала и отъедалась за все прошлые тяжёлые годы. И «на волю» не рвалась.
А вот всем остальным было тяжко, особенно деревенским. Выходить из терема нам было строго-настрого запрещено, я не сразу узнала, но на первом этаже, под горницей, дружинники жили и лестницу охраняли. Да мы и не пытались выйти, раз велено не выходить, кто ж княжий приказ нарушать станет?
За всё время, что я жила в тереме, нас трижды выводили в баню, да не всех сразу, а по двое-трое и под охраной дружинников, от двери до двери, словно попытаемся сбежать по дороге. Хoрошо хоть, в саму парилку за нами не заходили.
Вот мы и развлекались, кто как мог.
Первые дни новенькие в окна смотрели, всё же княжий двор — это такая невидаль. Потом надоедало. Болтали друг с другом, вспоминали прежнюю свою жизнь, песни пели, иногда стол с лавками к стене сдвигали и играли в жмурки, салки, колечко, а когда нас стало одиннадцать, то и в горелки, словно снова вернулись в беззаботное детство.
Кто с собой рукоделье прихватил, тем, считай, повезло. Я расшила весь рукав для новой рубахи, при том, что нужна была только одна полоска узора, да и вся остальная рубаха дома осталась. Шерсть и спицы девчатам отдала, они, по очереди, раз пять уже пару чулок связали. А как шерсть заканчивалась — распускали и снова вязали. Всё руки заняты.
Муська и Фантик стали всеобщими любимцами, девчата даже ссорились иногда, кому пришла очередь кошку гладить, кому с крысом играть.
Так же хоть каким-то развлечением были сплетни, приносимые Касаткой и Беляной. Приставленные к нам горничными, они таскали нам еду и чистую воду, выносили помойные вёдра, а потом оставались немного поболтать. В их обязанности входило так же прибираться в горнице, мыть полы и посуду и взбивать нам перины, но с этим мы и сами отлично справлялись, со скуки отмыв наши хоромы до блеска, так что, у них оставалось время просто посидеть, отдохнуть и ответить на наши вопросы. На те, на которые они знали ответы.
В основном Касатка с Беляной могли рассказать кое-что о семье князя, об укладе их жизни, немного о гостях, сплетничали, кто к княжьим внучкам сватается, на кого младший княжич глаз положил, и всё в этом духе.
Про нас, избранных, о том, зачем нас собрали, и что нас ждёт, сказать не могли ничего. Даже крохотного слуха об этом никто не пустил. То есть, слухов было предостаточно, вот только все они были на уровне догадок, а гадать мы и сами умели. Только проку от того не было.
Лишь одна из наших догадок была, пожалуй, ближе всего к истине, только всё равно ничем нам помочь не могла. Высказала эту догадку Незвана примерно на третий день после моего появления в тереме.
— Девчата, а вам наши имена странными не кажутся? — внезапно спросила она, когда мы уже закончили ужинать, но из-за стола ещё не встали.
