— Имена как имена, — пожала плечами Добронрава, допивая квас. — Что с ними не так?
— Три Нежданы на нас, восьмерых — нормально? А к ним ещё и Найдёна с Незваной. Вам и правда это странным не кажется?
— Да в чём дело-то? — ленивo вертя кусок недоеденного бублика, спросила Жданa. — У нас в деревне целых четыре Нежданы было и два Неждана. Дети, они порой неожиданно появляются, так и что с того?
— Ну, ты сравнила! Шестеро на всю деревню и трое на восемь челoвек, — не отставала Незвана. — Лучше признавайтесь, девки, кто из вас подкидыш?
И первой подняла руку. За ней Найдёна, я, Ждана и Прибавка. Чуть помедлив, руку подняла и Дарина.
— А что, боярам тоже детей подкидывают? — удивилась Прибавка.
— Как видишь, — Дарина дёрнула плечом и уставилась куда-то в сторону. — Бояре, знаешь ли, тоже люди, и у них порой младенцы помирают.
— Я не подкидыш, но… — заговорила Неждана, покусывая губу. — Меня, в общем, дядька родной с женой растили. А родила сестра его младшая, тогда ещё незамужняя. Я недавно узнала, случайно.
— Ясно, — кивнула Незвана и посмотрела на Добронраву, которая налила себе ещё кваса и взяла с блюда новый бублик. Мы тоже с любопытством на неё уставилась.
— Вы чего, девки? — почувствовав наши взгляды, Добронрава проглотила кусок бублика, не дожевав. — Я матушкина и батюшкина! Не выдумывайте! Я с батюшкой — одно лицо, только без бороды. Да и статью тоже в него пошла.
— Самая младшая в семье? Поздненька? Родители старeнькие? — вкрадчиво уточнила Найдёна.
— Так и чего? Всякое бывает.
— И сестёр старших три? Намного старше-то?
— Ну-у-у… — задумалась Добронрава. — Калина на двадцать четыре, Рябина на двадцать один, Берёза на девятнадцать.
— Две замужних, одна нет, — прищурилась Найдёна. — Не сходится…
— Погoдите-погодите, — вмешалась Дарина. — Ты говорила, что у тебя племянники есть, старше тебя. Намного старше-то?
— Не-а. Мы кучненько родились. У Калины первенец меня на два года старше, второй на полгода. А у Рябины девка первая за четыре месяца до меня появилась.
— Вот вам и разгадка, — развела руками Незвана. — Тёткам не подбросишь, у них свои младенцы уже были, а через полгода только кошки родятся. Пришлось тебя деду с бабушкой на себя писать.
— Эт чего ж выходит-то, — нахмурилась Добронрава, — я Берёзина, что ли?
— Выходит, что так. Мамке-то сколько было, когда ты родилась?
— Сорок шесть… — растерянно пробормотала Добронрава. — Ну, Берёза, ну, зараза! Меня на стариков спихнула, а стариков на меня. Это ж она их дохаживать должна была, а не я с малолетства жилы рвать. Ох, попадись она мне!
— Нельзя так, — покачала головой Неждана. — Она всё же матушка твоя.
— Да какая она матушка? За всю мою жизнь по головке не погладила, баранку не дала. Другие сёстры, тьфу, тётки, и то ласковее были, а Берёза… Своих троих в зубах таскала, пылинки сдувала, а на меня и не глянула лишний раз. Кукушка!
— У всех у нас матери — кукушки, — вздохнула Незвана. — Но не по своей вине. А вот то, что твоя рядом была, а относилась как к чужой, это плохо. Могла ведь и как сестрёнку меньшую привечать, но не стала.
— Моя мне подарки делала, — шёпотом призналась Неждана. — И говорила, что я её самая любимая племянница. И обнимала…
Добронрава встала так резко, что сиди она на лавке одна, точно бы её опрокинула, и кинулась в спальню, пряча от нас лицо. Мы переглянулись и остались сидеть на месте. И не поднимались наверх, пока тяжёлые рыдания, которые не смогла заглушить подушка, не стихли.
Узнать, что не родная в семье, всегда больно. Хоть в три года, хоть в двадцать три. Но меня хотя бы любили, счастьем своим называли, даром богов, я себя так и воспринимала. А когда родная мать могла хоть как-то свою любовь проявить, но этого не делала — больнее вдвойне.
Разговор пpодолжился на следующее утро. И начала его я.
— Допустим, все избранные — подкидыши. Неждану с Добронравой тоже, считай, подкинули. Так не проще ли было у жрецов узнать, кто в деревне подкидыш? Про них все знают. У нас в деревне таких пятеро.
— И все — незамужние и не порченые девки старше пятнадцати лет? — ехидно поинтересовалась Незвана.
— Нет. Такая только я. Трое намного старше меня, один пацан ещё.
— И не про всех жрецы знали, — напомнила Найдёна. — Вон, Добронрава даже сама о себе не знала, а если б кто другой знал, ей бы уж точно рассказали.
— Ага, любит у нас народ правдой одарить, когда его никто не просит, — вздохнула Прибавка, видимо, вспомнив, как ей самой рассказали, кто она такая.
— Странно всё это, — покачала головой Неждана. — Но нам ничего не остаётся, только ждать.
Когда на следующий день дружинники привезли сразу двоих избранных, Желану и Пригоду, двух на одно лицо, Незвана с ходу спросила:
— Подкидыши?
— Да, — ответили они хором. — А ты откуда знаешь?
Переглянулись и прыснули. Судя по лицам, были они близняшками, а вот одеждой различались. Желана красoвалась в нарядном сарафане и новых лаптях, на шее бусы, в руке большой узел с вещами. На Пригоде же была поношенная одежда, я в такой в коровнике убиралась, а таких узелков, как у неё, в узле её сестры три или четыре поместилось бы.
Оказалось, восемнадцать лет назад двух младенцев в одну ночь подкинули к храму. И жрец пошёл по деревне искать пристанище для девочек. Пригоду удалось пристроить первой, в семью, где было пятеро сынoвей и ни одной дочери, приёмные родители решили, что помощница в доме им пригодится.
Желану же забрала бездетная семья, долго пенявшая жрецу, что не с них начал, они б обеих девочек взяли, но было уже поздно — Пригоду им не отдали. Жрец оправдывался тем, что просто пошёл от храма, заходя во все дома подряд, так уж вышло, что родители Желаны дальше других жили.
В общем, у близняшек была очень разная жизнь. Одна — любимица в семье, другая прислуга, куском хлеба попрекаемая. Что подкидыши, они обе знали, что близнецы, догадаться было не сложно. Желана жалела сестру, подкармливала, делилаcь с ней лакомствами, дарила ленты, а больше помочь ничем не могла. В детстве пыталась ей в работе помогать, так на ту просто наваливали больше дел, чтобы сложа руки не сидела.
Так что, если Желана страдала от разлуки с родителями, то Пригода была только рада, что её забрали. И теперь отдыхала, отъедалась и отсыпалась, почти как Добронрава.
Неделю назад дружинники привезли одиннадцатую избранную — ещё одну Найдёну, которую мы переделали в Найду, она не возражала. Про то, подкидыш ли она, можно было и не спрашивать.
Я потихоньку привыкала к новому имени, уже не оглядывалась, когда кто-то окликал первую Неждану, отзывалась на Дану. Мне было приятно слышать это имя, словно сестрёнка где-то рядом со мной.
Мы ждали, когда найдут последнюю, двенадцатую избранную, нам казалось, что тогда что-то изменится, сдвинется с места. Действительно, не останемся же мы навсегда в этом тереме, как мечталось Добронраве.
— Давайте подождём Касатку с Беляной, может, они что-то узнают, куда теперь дружинники отправятся избранную искать, — предложила Незвана, и мы согласно кивнули. — А пока… Может, ручеёк?
И мы пошли играть в ручеёк.
А что ещё делать-то?
ГЛАВА 5. ДВЕНАДЦАТАЯ
День шестнадцатый
Двенадцатая избранная появилась на следующий день, хотя отряд дружинников больше никуда не выезжал. Когда Беляна привела нoвенькую, мы, сидевшие за столом и обедавшие, дружно ахнули, Добронрава даже ложку уронила, обрызгав себя щами.
Худенькая, чумазая, зарёванная, в старом сарафанчике с заплаткой на подоле, босая. Жалкий узелок в руке — туда разве что пара нижних рубах поместится, — другой рукой прижимает к себе старую соломенную куклу. И главное — на вид не старше двенадцати.
— Вот, тут будешь пока жить, — Беляна обвела горницу рукой. — Не бойся, тебя никто не обидит.
И ушмыгнула за дверь, но щёлку оставила, видимо, любопытно было послушать, что тут будет.
