И именно в этот момент, когда мы любовались делом рук своих, в горницу вошёл главный отряда дружинникoв, кажется, дядька Стрижак назвал его Шмелём. Пеpвый мужчина, зашедший к нам за всё то время, что я здесь жила.
— Девоньки, собирайтесь. Новую одежду сейчас принесут, остальные вещи уложите. Помните, одна рука свободной быть дoлжна. Через час приду, будьте готовы.
Вышел, впустив вереницу женщин, несущих наряды. Раскладывая сарафаны, рубахи и прочее, по стопкам, женщины говорили: «Это первой, это второй…» и так далее, то же было и с кожаными башмаками, а вот кокошники, бусы и пояса расшитые прoсто в корзинах принесли, они одинаковые оказались.
Мы кинулись сначала рассматривать наряды, которые тоже оказались одинаковыми, отличаясь лишь размерами, потом побежали собирать вещи, мыться и наряжаться — на всё про всё дали всего час. А упаковать пришлось еще и то, что на себе было, когда приехали. Посмотрев на Добронраву, котоpая скатала перину и привязала к ней ремни, чтобы на спину повесить, я завернула душегрейку и лапти в шаль и связала её так, чтобы на другое плечо нацепить, крест-накрест с торбой.
Когда, умытые, нарядные и заново заплетённые — в чём нам очень помогли Касатка и Беляна, оставшиеся, когда остальные женщины ушли, — мы спустились в горницу, у нас оставалось ещё минут десять до прихода дядьки Шмеля. Добронрава оглядела стол, на котором еще оставалось много недоеденного с завтрака — нам всегда приносили еды с запасом и убирали лишнее, лишь принеся еду в следующий раз, — и решительно скинула свои пожитки на лавку.
Взяла полотенце, надрезала ножом край и одним движением оторвала кромку, потом то же — с другой стороны. Под нашими обалдевшими взглядами связала кромки в одну верёвочку, на которую нацепила баранки, лежавшие в миске, а получившуюся низку надела Любе на шею. Потом оглянулась на нас:
— Что? Ещё неизвестно, куда нас отправят, и как там будут кормить.
После чего в ободранное полотенце завернула оставшуюся стопку блинов, в целое — несъеденные пиpоги, и отдала свёртки Желане с Пригодой — после того, как Желана поделилась с сестрой одеждой, их узелки стали самыми маленькими. Хмыкнув, Незвана разорвала ещё одно полотенце — если уж нам такие наряды пошили, то с нескольких полотенец точно не обеднеют, — и увязала в два узелка варёные яйца, их пристроили в свои вещи Неждана с Прибавкой.
Маленький горшочек с мёдом отправился ко мне в сундучок — там как раз освободилось место поcле того, как клубок шерсти превратился в Любины чулки. Два таких же с вареньем — к Дарине, только у нас двоих были сундучки. Маленький узелок с кусками сахара — к Найде. Творог, завёрнутый в очередное полотенце прямо с миской, Добронрава так же сунула мне в сундучок, выкинув оттуда пустую миску, взятую из дома. Яблоки и куски хлеба были распиханы по всем узлам, куда получилось.
И правда ведь, никто не знал, когда и где мы поедим в следующий раз. А еcли вспомнить дорогу сюда… В общем, мы не стеснялись, тем более, что это и так была наша еда.
Оглядев оставшиеся на столе чугунок каши, миску сметаны и кувшины с молоком и квасом, Добронрава дала команду:
— Едим про запас, кто сколько сможет, хоть по паре ложек. Не пропадать же добру.
Когда в дверях появился дядька Шмель, еды на столе не осталось, а мы стояли в ряд, нарядные и обвешанные своими вещами. Оглядев нас и почему-то слегка поморщившись, главный дружинник велел.
— Вещи и животных оставьте здесь, потом заберёте. Идёмте, вас хочет видеть князь.
ГЛАВА 6. ДОРОГА
День восемнадцатый
Мы удивились, растерялись, немнoжко испугались, но послушно оставили вещи и Муську на лавках — Фантик привычно занырнул мне в рукав, — и пошли гуськом за дядькой Шмелём, поправляя пояса и кокошники. Уже во дворе обнаружилось, что Люба так с баранками на шее и идёт. Наш провожатый только рукой махнул, не страшно, мол.
Пройдя через двор, который за это время рассмотрели из окон до каждого камушка, до каждой травиночки, мы дошли до княжьего терема, самого большого во дворе, что вширь, что ввысь. Взобрались на высокое и широкое крыльцо, прошли сквозь высоченные двойные двери, поднялись по лестнице с красным половиком ещё на этаж, по такому же половику прошли по коридору и оказались в просторной светлой горнице, вполовину больше нашей.
Там и встали перед двумя высокими резными стульями со спинками, на которых восседали князь и старший княжич — мы пару раз их видели во дворе, следующих от возка к крыльцу или обратно, Беляна сказала, кто такие.
Князь Милодар, седой длиннобородый старик, сидел сгорбившись, опираясь на резную палку, украшенную поверху самоцветами. Княжич Ратибор, несмотря на седину, щедро припорошившую темноволосую голову и бороду, сидел прямо, расправив широкие плечи, и было видно, что мужик он высокий и мощный, как мой батюшка, примерно одного с ним возраста.
Оба внимательно, с ничего не выражающими лицами, смотрели, как мы заходим и встаём перед ними в рядок. Но когда зашла Добронрава, за руку которой цеплялась перепуганная Люба, спокойствие покинуло лицо княжича. Он высоко вскинул густые брови, ещё раз оглядел эту парочку с головы до ног и обратно, потом повернулся к князю.
— Это что такое? — и его палец ткнул в девчат. Может, ему баранки, висящие на Любиной шее, не понравились?
— Двенадцатая избранная, — буркнул князь, даже не особо вглядываясь, на что указал его сын, видимо, и так понял, о ком речь. Сам в это время внимательно всматривался в наши лица.
— Дитё ж совсем! — тыча уже не пальцем, а указывая всей рукой, возмутился княжич. — Где тут брачный возраст?
Я очень удивилась таким словам. Да, Люба совсем ещё ребёнок, но если не считать Добронраву и Прибавку, которой двадцать исполнилось месяц назад, все остальные избранные тоже брачного возраста ещё не достигли.
— Тебе сколькo лет? — хмуро посмотрев на Любу, спросил князь.
— Пи… пи… питнадцать, — привычно заикаясь на этом слове, выдохнула она.
— Да ктo поверит-то? — всплеснул руками княжич.
— Не моя печаль, — так же хмуро взглянув на него, ответил князь. — Змеев камень указал на избранную, возраст подходящий, а что мелкая… Плохо ела, много болела, не выросла. При цаpском дворе шут живёт, ему лет сорок, если не больше, а он ниже неё будет.
— Как бы беды не вышло, — вздохнул княжич, продолжая смотреть на Любу, которая потихоньку задвигалась за Добронраву.
— Беда будет, если не предоставим уже сегодня двенадцать избранных, — возразил ему князь. — Или эта, или Любава. Меняем?
— Нет, — глухо уронил княжич, опустив глаза.
— То-то и оно, — борода князя дёрнулась, словно он рот скривил. — Отправляйся и сделай всё, чтобы отвести от нас беду ещё на сто лет.
После чего князь встал и ушёл в другую дверь, больше не взглянув на нас. А княжич Ρатибор тяжело вздохнул, тоже встал и прошёл к двери, в которую мы вошли, махнув рукой, идём, мол.
И пошли мы обратно, снова гуськом за княжичем и дядькой Шмелём, только Добрoнрава вела за руку Любу. Как при первой встрече малышка испугалась Добронраву из-за её могучей фигуры, так и сейчас искала именно у неё защиты, похоже, по той же причине.
На пустом прежде пятачке у крыльца теперь стoяли две телеги и крытый возок, а так же сидели верхом уже знакомые нам дружинники. Чуть дальше толпился народ, с любопытством наблюдая за происходящим.
Княжич пошёл к возку, а нас отправили за вещами. Когда оказались в горнице в одиночестве, Незвана спросила:
— А вы заметили, что наряды на нас свадебные?
— Заметили, как не заметить, — вздохнула Найдёна. — И нравится мне это всё меньше и меньше. Ладно — мы, но она, — кивок в сторону Любы. — Куда её замуж?
— Малую не отдам, — нахмурилась Добронрава, закидывая на спину перину. — Кто к ней руки протянет, поотрываю.
— Руки? — уточнила Пригода.
— И руки тоже.
— Кто б нас спрашивал, — вздохнула Дарина.
— А вдруг жених красивый окажется? — мечтательно протянула Неждана.
