— И я тебя больше никогда не увижу, — заметил Лаурен дрогнувшим голосом, от которого моё сердце казалось было готово разбиться на тысячи маленьких частей.
— Лаурен, — тихо позвала его я, — я — кицуне, та, которую воспитали, вырастили для того, чтобы воровать и убивать. Я такая и не смогу стать другой, даже если ты будешь любить меня каждый день своего существования. Ты запрешь меня в золотой клетке, а я буду каждый день угасать, пока не превращусь в пыль под твоими ногами.
— Я понимаю, ты не можешь не уйти, но если ты уйдешь, то и я не смогу жить, — мужчина смотрел на меня пронзительно, и я не сомневалась в том, что он говорит правду. Он не просил и не требовал, он просто констатировал то, что происходит у него внутри.
И пускай это было огромной глупостью, ужасной ошибкой, но я шагнула к нему, так близко, что наши губы почти соприкоснулись.
— Я вернусь, я приду на следующий ритуал и даже принесу с собой артефакт, — шептала я тихо и быстро, боясь, что испугаюсь собственных слов, что отступлюсь, — я вернусь и буду любить тебя до самого рассвета, так как может любить только единственная.
— Я принимаю твоё обещание, — прошептал Лаурен, хотя было видно, сколько боли причиняли ему его слова, а затем он и вовсе взял в руки артефакт и передал его мне, так словно это была дешёвая безделушка.
— У тебя есть что-то, чтобы его заменить? — поинтересовался он через какое-то время, потому что я продолжала стоять, как будто мои ноги приросли к полу.
Я кивнула и выложила камешек из кармана, сделала пару пасов, и он принял форму артефакта; не дотронешься — и не узнаешь, что это просто подделка. Смена личин и внешности, магия, которая была подвластна только кицуне.
— Я буду тебя ждать, — произнес Лаурен.
— Я обещаю вернуться.
Эпилог
Столько лет Лаурен Штраус стоял на деревянном помосте в той же до боли знакомой традиционной одежде и ждал. Ждал возвращения той, которая приходила каждый год всего на один день, чтобы подарить всю себя своему единственному, подарить без остатка, а затем расстаять вместе с дымкой рассвета. Каждый раз она приходила новой, обновленной, вечно юной весной, почти богиней. По крайней мере для Лаурена она была именно такой. Он всегда её узнавал,какой бы она не была, как может узнавать только искренне любящее сердце.
Первые несколько лет он ждал один, а потом на пороге его дома появился младенец, подброшенец, но Лаурен не только принял его в клан, но и назвал сыном. В клане долго шептались о том, что ребёнок и вправду удивительно на него похож и даже обладает второй ипостасью пантеры, но спрашивать прямо у главы клана никто не посмел.
Сегодня они стояли на этом помосте вдвоем. Он и его сын, который трепетно вложил свою маленькую ладошку в большую руку отца. Они вместе смотрели, как медленно и красиво цветут вишневые деревья и скользят по водной глади лодки с девушками, одетыми как кицуне. Они ждали ту, которая всегда возвращалась.
