Стерва. Обольщение (СИ) - Виннер Лера

Немного поразмышляв и посмотрев на ситуацию с разных сторон, я всё же решила надеть платье. Пусть его и придётся вскоре снять, одежда придаст ситуации остроты, позволит растянуть удовольствие.

И оттянуть момент.

Не испытывая страха перед самим Монтейном, я всё равно волновалась о том, как это будет.

Деревенские девушки никогда не стремились откровенничать со мной, но за настойками перед первой брачной ночью или сразу после неё приходили многие.

Я видела, как неловко они сидели, как стыдливо опускали глаза.

Разве что Аннабель как-то раз разоткровенничалась.

— Это ужасно, Мелли. Я могу только молиться Создателю, чтобы это поскорее закончилось. Мне кажется, что меня просто убивают, это так больно.

Такая же рыжая, как и я, и оттого тоже нелюбимая многими, она, быть может, и хотела найти во мне родственную душу, но страх и предубеждения были сильнее этой нужды.

Её мужа я отлично знала. Он никогда не казался мне ни грубым, ни злым, но с каждой новой покупательницей я убеждалась в том, что такова просто мужская природа. Все они стремились взять своё, не заботясь о том, каково это будет для женщины.

Когда я была моложе, меня это ужасало.

Теперь же это могло сыграть мне на пользу.

Каким бы безупречным ни казался барон Монтейн, он всё же был мужчиной. Едва ли он станет задавать мне неуместные вопросы и обращать внимание на то, о чём ему знать не следует.

В коридоре на мою удачу оказалось почти темно. Люди шумели и смеялись в трактире на первом этаже, но звук этот показался мне скорее умиротворяющим, чем тревожным.

Под него проще будут отрешиться от мыслей и просто сделать то, что должно быть сделано.

Сегодня. Сейчас. С Монтейном.

Сделав глубокий вдох и запретив себе сомневаться, я постучала в дверь напротив своей.

Из-под неё не пробивался свет, не доносилось ни звука. Это могло означать, что барон спустился или всё ещё спит, и я смогу отложить…

— Войдите.

Он отозвался так невозмутимо, как будто только и ждал, что кто-то постучится к нему.

Как знать, может у кого-то ещё здесь умирает коза или поросёнок?

Я одёрнула себя, напомнив себе же о том, что злюсь напрасно и не на тех. Смелые дети поступили правильно, а Монтейн…

Как знать, если бы не этот щенок, маленький, смешной, никому ничего плохого не сделавший щенок, я, быть может, так и не решилась бы.

Как много получалось этих «бы».

Как гадко было избегать этой простой, такой очевидной мысли: «Пусть лучше это будет он. Едва ли он обойдётся со мной хуже, чем с собакой».

Монтейн сидел на подоконнике и, когда я вошла, отвернулся от окна.

Его комната выходила на другую сторону, и за окном был не двор, а уходящая в лес дорога.

Как знать, возможно, именно она тревожила его?

— Я надеялся, что вы ещё поспите. На вас свалилось немало.

Он обращался ко мне спокойно и доброжелательно, как будто не было неловкой и некрасивой сцены утром за столом, и я сделала быстрый вдох, запирая за собой дверь.

Нельзя было позволить себе дрожать.

— Благодарю вас, я уже отдохнула. А вы вовсе не ложились?

Я шагнула к нему, и барон лишь пожал плечами:

— Ненадолго.

Он всё же поднялся, медленно, как будто нехотя. Кроме рубашки на нём не было ничего, ни жилета, ни сюртука. Расслабленный человек в спокойной обстановке…

Вот только в его движениях мне померещилось какая-то тяжесть. Как будто расслабиться ему не давали какие-то мысли.

— Господин Монтейн…

— Меня зовут Вильгельм, — он напомнил негромко и мягко, с тщательно сдержанной иронией. — Думаю, совместная дорога даёт нам право отказаться от лишнего официоза.

— Но всё же вы встали при моём появлении, — я невольно улыбнулась ему в ответ.

— А это уже элементарная вежливость.

Я видела, что взгляд барона потеплел — о чём бы он ни думал, моё появление пришлось очень кстати, чтобы его отвлечь.

Кивнув, я попыталась подобрать подходящие слова, а Монтейн снова сел на подоконник, кивнул мне, указывая на пейзаж за окном:

— Хотите на ночную прогулку?

— Нет, — собравшись, наконец с духом, я посмотрела ему прямо в глаза. — Я хочу не этого, и без вашего участия мне никак не обойтись.

Его бедро под ладонью оказалось непривычно твёрдым.

Чересчур худым или измождённым барон не выглядел, значит, это были только мышцы. Привыкшее к нагрузкам и физической работе тело.

На долю секунды, но я застыла, привыкая к этому ощущению и надеясь хотя бы не покраснеть.

Прикасаться к другому человеку… к мужчине вот так было до ужаса неловко, как будто я делала что-то немыслимое. А ведь, по сути, лишь то же, что делали все при разных обстоятельствах.

Монтейн не двигался и ничего не говорил. Просто смотрел на мою руку, замершую чуть выше его колена, и ждал.

Ободрения такой реакцией, другую ладонь я положила ему на грудь. Отстранённо удивилась тому, какой он тёплый. Это тепло ощущалось даже через тонкую ткань, и к нему хотелось тянуться.

Надеясь, что делаю это не вызывающе неловко, я провела пальцами по воротнику, оттягивая момент, когда смогу коснуться кожи.

Взглянуть ему в лицо прямо сейчас оказалось выше моих сил, но зато я видела, как двигается его горло, как вена сбоку забилась чуть быстрее.

— Вы меня совсем не знаете, — это замечание можно было бы счесть равнодушным, если бы голос барона не выдал его, не прозвучал так хрипло.

Он напрягся под моими прикосновениями, но отнюдь не потому, что ждал подвоха.

Я чувствовала, что ему нравлюсь. По едва заметно изменившейся температуре тела, по тону, которым он бросил мне небрежное «ты» утром.

Я многим нравилась, хотя и не понимала почему. Быть может, потому, что меня невозможно было получить. Или потому что огненно-рыжие волосы производили на мужчин такой эффект.

Так или иначе, я никогда не предположила бы, что мне придётся самой кому-то предлагать себя.

Сдвинув руку ещё немного левее, я всё же коснулась его ключицы кончиками пальцев и снова замерла, давая себе распробовать это ощущение.

— Я хочу отблагодарить вас. За всё.

Такой язык должен был оказаться ему понятен. Как и всякому мужчине. Ведь именно такой благодарности ждал от меня тот же Эрван.

Не исключено, что на каком-то уровне и сам барон тоже.

Едва ли теперь у него возникнут какие-либо вопросы.

Монтейн чуть слышно хмыкнул и обхватил моё запястье, сжал его не больно, но достаточно сильно, сдвигая пальцы ниже за ворот, и я облегчённо выдохнула. Всё было рассчитано правильно.

— Скажите мне только одно, мадам Мелания. Малопочтенную роль шлюхи вы пытаетесь примерить на себя? Или отводите мне?

От неожиданности я вскинула голову и встретилась с ним глазами.

Взгляд барона остался всё таким же спокойным и тёплым, но при этом в нём отчетливо читался… смех?

Лицо обожгло таким стыдом, что я оттолкнула Монтейна и вылетела из комнаты прочь.

Захлопнув за собой дверь, я привалилась к ней спиной, тяжело дыша и пытаясь понять, что же только что произошло.

Он ведь даже не попытался оттолкнуть меня. Никак не дал мне понять, что он против.

Наоборот, я успела увериться в том, что ещё немного, и барон, получив однозначное приглашение, потянется мне навстречу.

«Малопочтенную роль шлюхи… »

От стыда и поднявшейся злости меня начинало трясти.

Так глупо это оказалось. И так просто — сойти за легкодоступную и на всё согласную женщину, в то время как меня всегда пренебрежительно называли «недотрогой».

Сердце колотилось так громко, что грозило меня саму оглушить. За его стуком я не слышала ни доносящегося снизу гормона вечернего трактира, ни звуков с улицы.

Что, чёрт возьми, ему стоило⁈

Монтейн не пошёл за мной, не попытался постучать или просто вломиться у мою дверь, и, прижимая дрожащие руки к пылающим щекам, я начала мерить комнату шагами.

Этот приправленный смехом отказ был унизительным и непонятным. В конце концов, то, что для женщины, как правило, становилось целым событием, для мужчины почти ничего не значило.