Костёр и Саламандра. Книга третья (СИ) - Далин Максим Андреевич

Я трогала не кадавра. Мёртвую лошадь, но какую-то странную. Узлов я не чувствовала — и не понимала, как это вообще возможно. Откуда там явная воля, осмысленные движения… Одержимая машина? Одержимая лошадиной душой? Впервые такое видела, даже представить себе не могла. Дико было смотреть.

— Так, — сказала я. — Простите. Мне надо в этом разобраться. Ильк, когда Шкилет стал так себя вести? Только точно?

— После взрыва, — сказал Ильк. — Когда вы упали в обморок.

— А Горец? — спросила я Гинли.

— Наверное, тогда же, — сказал Гинли. — Может, малость позже.

— Да что за ерунда! — сказал Солар в досаде. — Вас же ждут, леди! Тут Бог знает что творится, а вы — про лошадок…

— Да! — рявкнула я. — Тут Бог знает что — и я не понимаю! Я не понимаю, откуда в машинах это! Я должна понять, по крайней мере, что это не ошмётки демонов и не какая-нибудь мерзость, которая притворяется лошадиной душой!

— Не похоже на демона, — сказал Ильк.

— Когда будет похоже — может быть поздно, — огрызнулась я. — Мне не нравится.

— Что вы, леди, — сказал Гинли. — Они тёпленькие, мы чувствуем. Они это самое… для нас тёпленькие.

Я ощупала Шкилету зубастую пасть, погладила по позвоночнику — и он вёл себя, быть может, и не совсем как живая лошадь, но здорово похоже. Я никогда не имела дела с душами лошадей — и не могла разобраться, настоящая в нём теперь лошадиная душа или адская подделка… но Дар реагировал спокойно, вернее, не реагировал никак. Тварь, которая билась внутри клетки, поднимала Дар, разжигала — а костяшку я могла хоть языком лизать, внутри меня не менялось ничего.

— Ладно, — сказала я наконец. — Кажется, они безопасные. А вы видели пленных, Солар?

— Мы думаем, они там, за дымом, — сказал Солар мрачно. — Клай нам пока туда запретил. Там какие-то штуковины… навроде паутины… и будто дымовая завеса. Клай там пел и мелом рисовал — и велел не соваться, пока вы не прибудете и не закончит мессир Валор. А мессир Валор — он там, в штабном корпусе. Всё, как есть, разрисовал и мелом, и кровью — все стены, все двери в узорах…

— А кровь откуда взял? — спросил Ильк.

Дельно. Мне тоже было интересно.

— Да крови-то! — махнул рукой Солар. — Горстью можно черпать. Только мессир Валор сказал, что так не годится, надо добровольно отдать. Ну мы ему охранника живьём и приволокли. Рэнк ему ещё по дороге сказал: ты отдаёшь кровь добровольно, немножечко, или я тебе лично башку отстригу. А что ему, жалко, что ли? Он мессиру Валору сам добровольно предложил. Берите, говорит, прекраснейший мессир, хоть половину, только не велите кадаврам меня на части рвать… а потом разглядел, что мессир Валор тоже фарфоровый!

Под конец они все уже откровенно посмеивались.

Не фарфоровые, а железные парни.

Около пролома в заборе фарфоровые бойцы под руководством охрипшего Майра строили что-то наподобие баррикады из обломков, а другие впрягли костяшек и пытались вытащить за ворота дохлую тварь. Ждали, наверное, что армия перелесцев может подойти на помощь своим, и пытались восстановить защиту, насколько возможно. Я, наконец, в свете прожектора во всех подробностях увидела сам корпус, — вполне добротное двухэтажное сооружение, основательное, явно надолго строившееся — и мне вдруг на миг стало худо. Мутно, тяжело — нестерпимая физическая тоска, как у отравившегося человека, когда вот-вот вывернет, а мир кажется невыносимым.

И спрут из черноты наложился на тварь, пытающуюся пробиться на волю из клетки. Это была одна гадина, она находилась внутри.

Она, Хаэла!

Попалась, мерзость, подумала я, и от злой радости стало немного легче, а всё окружающее обрело чёткость и смысл.

У входа в штабной корпус горело два костра с двух сторон — ядовитым сине-зелёным пламенем. Всё здание окружала огненная черта — кольцом. Как она сделана, я сходу не поняла: вид был такой, будто на землю тонкой струйкой налили смолу и подожгли, но сине-зелёным смола не горит. Дверь и стены сияли в свечении моего Дара просто невероятным количеством самых разных знаков. Я поняла Солара: «узоры» — это потому, что ни классических звёзд, ни классических роз я тут не видела. Эти странные чертежи… это было что-то очень тайное или очень древнее — в общем, Валор меня очередной раз удивил.

Вход и окна — и весь периметр, наверное — охраняли диверсанты Трикса и кавалеристы. У сложенных неподалёку в пирамиду ящиков стояли костяшки. И меня снова поразило, что большинство лошадок стояло в ряд, неподвижно, словно детские деревянные игрушки, но несколько — четыре или пять — переминались с ноги на ногу, обнюхивали или делали вид, что обнюхивают ящики и землю, встряхивались и в целом вели себя будто живые лошади.

А одна опустила череп к сидящему на ящике раненому кавалеристу — и он гладил её шею уцелевшей левой рукой. Правая, оторванная по локоть, лежала у него на коленях. Зрелище отдавало романтическим безумием.

Поодаль от здания, вне огненного кольца, лежали вповалку трупы в перелесской форме. Я подумала, что их просто оттащили в сторонку, чтобы они не мешали ставить защиту. Что удивляло, так это полное отсутствие духов — и рядом со штабным корпусом, и на всём плацу. Я чувствовала только безмерно унылого Индара, который волокся за мной, как каторжник на цепи. Больше вообще никого. Я подумала, что большинство душ, отошедших здесь, наверное, в момент взрыва поглотил ад, — и содрогнулась.

Пока мы подходили, я невольно искала глазами Валора или Клая, но не могла найти. И вдруг распахнулась дверь штабного корпуса — и нам навстречу выбежал Ричард! Перемахнул огненную черту — для чего бы она ни ставилась, но точно не для защиты от вампиров.

И я побежала. Уже в последний момент сообразила, что не годится обнимать вампира: ему будет горячо от Дара, который полыхает просто вулканическим жаром. Но за руки мы взялись — и он поцеловал мне клешню.

Холодный искристый поток его Силы меня освежил и встряхнул — даже полегчало.

— Как же я вам рад! — сказал Ричард, глядя на меня влажными вишнёвыми очами. — И все! — и обратился к моим сопровождающим: — Братва, вы все герои! Мои обращённые в восторге все! — и вдруг заметил: — Ой! А что это к вам за гадость прицепилась, леди? Оторвать?

Я прыснула, несмотря на усталость и тоску: выражение лица у Индара в этот момент было очень выразительное. Он явно очень многое хотел бы сказать Ричарду и мне, но считал ниже собственного достоинства.

— Не надо, — сказала я. — Пусть болтается. Это пленный.

— Добрый вы человек, леди, — сказал Ричард. — Мы особо пленных не брали.

Моя команда слушала с интересом и рассматривала Ричарда с любопытством. Он стоял на освещённой прожектором площадке, не отбрасывая тени, — и это выглядело так, будто его вырезали из одной светокарточки и наклеили на другую. Фантастично.

— Надо же! — не выдержал Гинли. — Ты вампир? Настоящий?

А Тяпка радостно стучала хвостом по его ногам.

— Он ещё какой вампир, — сказала я. — Он — Князь Перелесский.

Наверное, моей команде полагалось бы встать во фрунт, но я не знаток военных уставов. Может, вампиры, даже самые сильные, у военных считаются обычными штатскими, а может, шинелька без знаков отличия на Ричарде мою фарфоровую братию не впечатлила. Во всяком случае, Солар сказал ему:

— А проводишь леди к мессиру Валору?

И я подумала: мой Валор — «мессир», а Ричарду — «проводишь». Какая-то забавная у нас выстраивается субординация, и не военная, и не светская, а непонятно какая.

— Он внутри? — спросила я.

— Да, — сказал Ричард. — Очень вас ждёт… А вам, братва, туда не надо, простите. Опасно там. Я прикрою леди, а вы помогайте своим.

— Мы увидимся, — сказала я. — Мы совсем скоро увидимся, парни.

Улыбнулась им, как смогла, и взяла Илька за руку, погладила кости и металл ладони под перчаткой.

— Храни вас Бог, леди, — сказал Ильк. Кажется, он сильно смутился.

— Ага, — сказал Гинли. — Храни вас Бог.

Солар ничего не сказал, только сделал тот жест, каким гвардейцы изображают военный салют для гражданских — вскинул руку к воображаемой фуражке, уже давно, видимо, потерянной. Они так и стояли втроём, смотрели, как мы с Тяпкой перепрыгнули через огненную черту защитного кольца. По-моему, они всё-таки боялись за меня.