Кто такая Марта (СИ) - Началова Екатерина

Я знала, что целоваться до брака можно, но не подозревала, что поцелуи — это так много, и что ими можно так долго заниматься… Не могу определить грань, перед которой надо останавливаться. Если его губы уже пробуют на вкус ключицы — это грань? А если его тело, вдруг ставшее таким твердым и настойчивым, откровенно прижимается к моему — это грань? А если его руки…

Сокур, кажется, знает. Потому что в какой-то момент его губы прекращают атаковать, а сам он резко ныряет вниз.

— Ножку… — голос звучит с хрипотцой, негромко.

Теперь я смотрю на него сверху вниз. Опустившись на колени, Сокур ухитряется окутать меня одновременно и нахальным, и покорным взглядом, помогая стянуть ботинки. Меня смущает видеть его губы и знать, что они только что были на моих. Сокур касается пальцами икр, потом коленей и нагло тянется выше.

— Эй!

Я протестую, а он от души смеется, легко подхватывает меня на плечо и кружит под потолком, добиваясь визга. Затем роняет на кровать, наваливается сверху, поддавливая собственной тяжестью, но долго выдохнув, замирает. Лоб ко лбу, губы к губам, потом носом по шее вниз к груди, и, будто опомнившись, с новым рваным выдохом возвращается назад к губам.

— Марта, Марта… Моя целованная спасительница… — Сокур разглядывает меня неверяще, едва проводит по щеке, гладит волосы. От пальцев щекотно и хорошо. Слова постепенно начинают проявляться из-под губ — редкими гребнями в безбрежном море.

— Ты правда пришла?

— Правда. Я получила твое письмо… И папа.

— Он одобрил?

— Да…

— Не верил до конца, что дойдут. Я искал тебя.

— Знаю…

— Откуда?

Не собираюсь говорить, что мне сказали — что Кирел сказал.

— Чувствовала… Ты мне много снился.

Это тоже правда.

Глаза у него не такие как у Кирела, а ясные, как прозрачные озера, как голубые топазы. Не могу определить, надо мне привыкнуть или я уже привыкла, потому что из глаз на меня смотрит он, и, по сути, все равно, какого цвета радужка… Но я все же говорю.

— Твои глаза…

Касаюсь его виска.

— Да… — серьезнея, Сок опускает ресницы. Замечаю, как он сглатывает, начиная хмуриться, затем замолкает, несколько раз кусает нижнюю губу и решительно помогает мне приподняться. Сам садится рядом.

— Ты должна знать… Я больше не лорд, — его голос становится глуше и жестче. — У меня есть кое-какие накопления, но не так много. Семья от меня окончательно отказалась, род магов принял только на низшую ступень. Силы отмерено мало. Да, озеро не расщедрилось… Мне не светит высший эшелон. Твой отец никогда бы не одобрил такого кандидата.

— Нет, Сок, он…

— Нет, послушай. Как видишь, я больше не Змей. Думаю, это озеро… Я ходил к нему несколько раз по правилам. Надеялся, что меня отправит к тебе. В последний раз кое-что получилось — я очнулся в гостинице, из которой вышел. А потом пришло это…

Прервавшись, Сок разворачивает ладонь, и внезапный легкий вихрь приподнимает волосы и концы покрывала, на котором мы лежим.

— Когда это было?

— Полтора года назад.

Смотрю на будущего великого мага с нежностью. Воздушная стихия очень идёт ему, но он еще не Кирел, совсем не Кирел. До Кирела много-много лет, а пока Сокур тот же парень, в кого я влюбилась и не смогла забыть.

— Я пойму, если ты… — он молчит и договаривает — …если ты захочешь еще раз дойти до озера и попрощаться. Ты не должна мне… ничего. Я приму твое решение.

На щеках ходят желваки. Сокур с усилием произносит слова, даже не представляя, насколько я уже горжусь им. С учетом будущего, с учетом прошлого, настоящего — всего.

— У меня тоже ничего нет… — тихо напоминаю, подталкивая мужское плечо. — В этом времени я не завидная партия. Нет приданого или покровительства семьи, ничего… Только я.

Поглядывая на меня, Сок остро щурится.

— Хочешь сказать, что…

— Нам придется добиваться всего вместе, — завершаю и опускаю ресницы. — Я пойму, если ты не захочешь такого обременения, предпочтешь довести меня до озера… А потом найдешь более перспективную неве…

Не позволяя договорить, Сокур смеется, снова опрокидывает меня на кровать и опять бесконечно целует. Слова захлебываются, пока губы заняты. Сокур между поцелуями успевает шептать, что в жизни больше не подпустит меня ни к озеру, ни к реке, больше никогда ни к одному из водоемов.

— Будешь купаться в ванне. Нет, я сам тебя буду купать… Но для надежности привяжу. Слышала про такие устройства? Кольца к потолку, веревки…

Мне смешно. Он не знает, что в следующем веке все-таки отправит меня к озеру и к самому себе… Не думаю, скажу ли ему, не хочу думать. Сейчас интереснее учиться целоваться. Медленно и сладко, глубоко и сильно, нежно и трепетно… Оказалось, целуются по-разному, и Сокур учит меня, изредка прерываясь на еду и разговоры. Комната у него совсем скромная — шкаф, кровать, стол, совсем крошечное окно. Мне все равно, я не разглядываю интерьер — я не могу насмотреться на Сокура. Мы не можем наговориться.

— Какой дом ты хочешь? Высокий или широкий?

— Широкий.

— Будет.

— Только не в Аспине.

— А где?

— На лугах. Ты хочешь детей?

— Со временем хочу. А ты?

— И я… Со временем. Сначала учиться.

— В столице?

— Да… А сколько женщин требуется, чтобы научиться так целоваться?

— М-м-м… У меня врожденный талант.

— Сок! Сколько?

— Одна!

— Сокур!

— Я берег себя для тебя!

Совершенно не замечаю, как уходит день, как за крошечным окном темнеет. Комната погружается в полумрак, но мне в голову даже не приходит в голову зажечь искру. Когда мало света, хорошо. Снежные мухи невесомо стучатся в окно, пока Сокур целует мою руку, обцеловывая каждый палец — мягко, чувственно, настойчиво. Зацеловав, кладет ее на кровать, а его кисть с длинными пальцами нависает над моей. Пальцы касаются невесомо, каждый до своего близнеца, затем медленно проводят по ладони, замедляются, подбирая движения, неспешно делают круг. Второй круг — уже шире, до края ладони. Я вижу, как блестят его глаза в темноте. Ахаю, когда Сокур резко, с силой вжимает кисть в кровать. Сердце толкается, набирая скорость. На несколько мгновений Сокур стискивает меня так, что не вздохнуть, и вновь отпускает.

В конце концов он зажимает меня в змеиные тугие объятия-кольца по рукам, по ногам.

— Я могу снять отдельную комнату, переночевать там, если ты хочешь потя… подумать, погулять. Можем не спешить, организовать обеды-встречи. Ухаживания… Как принято. Хочешь?

Он очень-очень держится, чтобы быть хорошим и достойным, даже не подозревая, насколько уже хорош и достоин.

Я качаю головой. У нас нет домов, в которые мы могли бы ходить друг к другу в гости. У нас нет семей, ради которых надо соблюдать приличия. Есть только он и я. Мы и так долго ждали.

— Ты уверена? Я всего лишь…

— Ты станешь великим магом.

— Может даже высшим?

Он шутит, даже не подозревая, насколько сильным может стать, насколько сильным станет.

— Может даже верховным.

Я уже знаю, что расскажу ему об источнике дикой Силы, о сосуде — все, что знаю от папы. Сокур найдет источник, отыщет Сосуд и возьмет всю Силу, которая ему причитается, чтобы стать тем, кем должен стать.

Над нами нависает черное безмолвие неба и летит снег, который Сокур кружит, превращая в белый вихрь. Капли крови сливаются в одну, а прошлое сходится с будущим, превращаясь в предначертанное. Может для кого-то все уже было, для нас — все только начинается.

— Марта, ты принимаешь мою руку?

— Да.

P.S

P . S . Неизвестный художник встретил эту пару в одном из трактиров в начале пути и нарисовал по памяти. Похожи?

P.S. P.S. Семья Марты узнает, что она успешно добралась, уже на следующий день после прощания. Марта всю жизнь будет писать родителям, подгадывая даты, а родители всю жизнь будут ждать ее писем. Озеро познания уйдет под землю на следующий год, оставив тайну своего происхождения нераскрытой.