Тактик 2 (СИ) - Кулабухов Тимофей "Varvar"

Он посмотрел на меня, потом на разъярённые, искаженные ненавистью лица гномов, которые, казалось, готовы были разорвать его на куски голыми руками. Эйтри стоял рядом, его лицо было каменно-непроницаемым, но я видел, как напряжены его плечи.

Он ждал.

Гхырр ничего не сказал. Он просто повернулся и, хромая, побрёл к тому самому заваленному трупами проходу, который ему указали как путь на свободу. Некоторые гномы не выдержали. Они закричали, зарычали, бросились было за ним, но Эйтри рявкнул так, что они замерли на месте. Большинство, однако, подчинилось моему негласному приказу, сцепив зубы и сжимая кулаки. Они доверяли мне. Или боялись ослушаться «Избранника Дикаиса».

Гхырр уже почти скрылся в темноте туннеля, когда он вдруг остановился. Обернулся. Его лицо, освещённое тусклым светом факелов, было искажено какой-то странной, непонятной мне гримасой. Не то ненависть, не то… что-то ещё.

— Человек, — его голос прозвучал глухо, но отчётливо, и в нём не было больше ни страха, ни заискивания. Только холодная, как лёд, констатация факта. — Я благодарю тебя.

— Даже один добрый поступок может изменить судьбы народов, — ответил я.

Глава 31

На поверхности

Зал, ещё недавно гудевший от лязга стали и предсмертных криков, медленно погружался в зыбкую, тяжёлую тишину, нарушаемую лишь стонами раненых да шарканьем ног гномов, вытаскивающих тела.

В этот раз я ни в какой степени не участвовал в мародёрстве.

Воздух, густой и спёртый, пропитался тошнотворной смесью запахов: гарь, кровь, пот, озон от недавнего божественного вмешательства и ещё что-то неуловимо-мерзкое, наверное, так пахнет массовая смерть.

Я сидел на каком-то обломке камня, скорее всего, бывшем частью стены или каменной скамьи и тупо разглядывал свои руки.

Пальцы подрагивали от пережитого напряжения, ладони саднило, несмотря на перчатки. Мой верный меч, изделие мастера из Алатора, который сегодня поработал на славу, особенно под «божественным баффом», был в ножнах, хотя и требовал очистки от крови.

Я только что, кажется, в одно рыло, ну, почти в одно, затащил финал истории гномов и орков.

Кстати, вариант финала обидел гномов. Ну и ладно. Я же говорил им когда-то давно (или недавно?), что не феечка, которая перелетает с цветочка на цветочек.

Ачивка «Спаситель Туманных гор Оша»? Или « Экзорцист клыкастых»? Позже надо будет придумать что-нибудь такое, чтобы звучало внушительно в мемуарах, если я до них доживу.

Гхырр Великий, он же Кривозуб, бывший король орков, проигравший и опозоренный, ушёл.

Гномы не остановили его, потому что он был моим пленником, моим трофеем. Но и довольны они уж точно не были.

А я прекрасно понимал, что мой кредит доверия у подгорного народа не бесконечен.

Король Фольктрим нашёл меня сам. Он выглядел так, будто не спал неделю и всё это время лично участвовал в зачистке каждого туннеля. Объективно сейчас, наверное, вечер… А может и утро? Или снова вечер? Я не спал, а пребывал в прострации с этими битвами и беготнёй я потерял счёт времени. Но времени прошло вагон.

Молодой король, осунувшийся, с синяками под глазами, но во взгляде горел какой-то новый, твёрдый огонь.

Он подошёл, и гномы вокруг почтительно расступились, склоняя головы. Его доспех, некогда сверкавший полированной сталью, теперь был помят, исцарапан, местами покрыт запёкшейся кровью и копотью, но держался он уже не как растерянный принц, а как настоящий правитель. Война — лучший учитель. Особенно для королей. И самый быстрый.

— Ты спас мой народ, человек, — его голос был тихим, но в наступившей тишине каждое слово отдавалось гулким эхом, словно он говорил не мне, а самой истории.

Я сразу понял — это представление. Рассчитанное на публику, на этих самых гномов, которые сейчас жадно ловили каждое его слово. И что всю расстановку сил, отпущенного короля орков и про так называемый мирный договор, он знает. А он в курсе, что со стороны гномов договор я не подписывал (откуда бы у меня было на такое право)? Что место подписи гномов в договоре попросту пустовало, что документ подпишет он, Фольктрим и, спустя время вся эта история, о том, что отцом этого документа, который поставил жирную и кровоточащую точку в войне гномов и орков являюсь я, все забудут.

Забывают такие вещи, потому что их хочется забыть, потому что забыть их будет политически правильно и мудро.

А документ, где победителем названа сторона гномов в лице короля Фольктрима, останется в архивах Алатора.

— Ты принёс нам победу, о которой мы и мечтать не смели. За это тебе вечная благодарность от всех гномов Туманных гор Оша. И от меня лично, — он сделал короткую, почти театральную паузу, и я внутренне напрягся, ожидая неизбежного «но». Это «но» всегда, как ложка дегтя, портит любую бочку мёда. — Ты мог бы стать первым человеком в истории, получившим второй знак «Гве-дхай-бригитт», высшую награду нашего народа. Твоё имя будет высечено на Вратах Алатора рядом с именами величайших героев нашего королевства.

Я молчал, внимательно изучая выражение его лица. Звучало красиво, спору нет. Второй орден на грудь, почёт, уважуха, может, даже скидка в местных тавернах. Но что-то в его тоне, в том, как он тщательно подбирал слова, подсказывало мне, что до этого не дойдёт. Слишком много пафоса для простого награждения.

— Но… Ты отпустил убийцу моего отца. Ты отпустил вражеского короля Гхырра. Того, чьи руки по локоть в крови моего народа.

А, вот оно что. Ну да, я ожидал чего-то подобного. Отец, месть, королевская честь, долг перед предками… все эти высокопарные штучки, которые так любят правители всех мастей и миров. Особенно молодые правители, которым нужно самоутвердиться.

— Его звали Гхырр Великий Кривозуб, Ваше величество, — спокойно поправил я, глядя ему прямо в глаза. Не люблю, когда путают имена ключевых NPC, даже если они враги. — А Вы, кажется, до последнего момента даже имени его настоящего не знали. Так, очередной безликий вождь, собирательный образ врага. Для меня же, простите за прямоту, главное — победа в войне, а не кровавая резня ради утоления чьей-то персональной жажды мести, пусть даже и королевской. Павший король, которого отпустили с позором, униженный и сломленный — это сокрушительное моральное поражение для всех орков. Это как дебафф на всю их фракцию. Это гарантия того, что они не сунутся сюда ещё очень, очень долго. Они будут помнить не героическую смерть своего вождя, а его трусость и предательство. А мёртвый король-мученик, павший от рук «жестоких гномов» — это, извините, готовое знамя для новой войны. Его имя шептали бы у костров, его «подвиги» обросли бы легендами, и рано или поздно нашёлся бы какой-нибудь новый фанатик, который поднял бы это знамя и повёл бы новую орду на ваши земли. Я бы сказал, выбирайте, Ваше величество, что Вам нужнее: краткосрочное удовлетворение от мести или долгосрочный мир? Но я сделал выбор сам. Как тактик.

Фольктрим нахмурился так, что его светлые брови сошлись на переносице. Мои слова, сухие и прагматичные, явно пришлись ему не по вкусу. Желваки заходили на его скулах, выдавая внутреннюю борьбу. Он явно ожидал другого — раскаяния, извинений, может быть, даже мольбы о прощении. А получил лекцию по военной стратегии и психологии.

— Моя голова, — медленно, с трудом проговорил он, тщательно подбирая слова, словно вытаскивая их из вязкой трясины, — мой разум правителя говорят, что ты прав, Рос. Твоя логика безжалостна, цинична, но она… она верна. Я это понимаю. Но моё сердце… — он приложил руку в исцарапанной латной перчатке к груди, туда, где под доспехом билось сердце молодого короля, — моё сердце пылает гневом и болью. Ты лишил меня возможности отомстить за отца так, как того требуют наши обычаи. Ты отобрал у меня право свершить правосудие над его убийцей, право, которое принадлежит мне как сыну и как королю. Для меня, для моего народа, это… это смертельное оскорбление.