Побеги божественного пламени (СИ) - Клёнова Евгения

— Тебе помочь? — он прыснул со смеху.

Алоис, уже стоявший на одном колене, приклонил второе.

— Я виноват перед тобой, но Руслана ни при чём. Умоляю, проси, что хочешь, только скажи где она, — он до земли опустил голову, поддавшись удушающему отчаянию.

Данияр стал на четвереньки и, наклонившись к молодому царю, сдавленно произнёс:

— Ты навсегда забрал Даину. Я же навсегда заберу Руслану и твоего выродка.

Ал поднял чёрные глаза.

Значит, по-хорошему не получится.

— Хабар, — он встал во весь рост, — всех запереть в дворцовой темнице. Князя в отдельную камеру. Пригласи к нему Шарапа.

Шарап — лучший тюремщик Булата. Под его пытками мёртвый воскреснет и скажет всё, что нужно.

Данияр обронил только одно слово: «Тильград». Причём почти сразу. Он поспешил послать Алоиса по ложному следу, опасаясь, что тот найдёт Руслану сам.

Основные силы разделились между столицей и югом. По ближайшим селениям распустили воронов с приказами перекрыть дороги. Искали девушку с красной меткой посреди лба. Беременную или с новорождённым мальчиком.

Подкупил Елисея? Ал готов был поверить во многое, но не в это.

Первые часы, самое драгоценное время было потеряно. Столичный Храм Рарога, который обыскали только под утро, оказался вычищен и вылизан.

Юраса не было.

Жрец, оставшийся за управляющего, объяснил, что тот отправился в Главный Храм ещё на прошлой неделе, показал фальшивые дорожные книги. Телохранителя, которого одолжил Данияр, вместе с раненой кормилицей давно вывезли в лес, чтобы там же и похоронить.

Прошло несколько дней. Руслана словно испарилась.

Хабар, ссылаясь на тяжелое состояние девушки, о котором рассказывала главная повитуха, рискнул предположить худшее.

— Ищите, — говорил Алоис, а внутри разливалось радостное ликование, чуждое его сердцу.

38 Дурак

На север «переезжала семья».

Совсем юная мать с рыжими волосами по плечи, пахнущими луковой шелухой, малышка-дочка с глазами цвета звёздной ночи, муж и шестеро братьев с густой шевелюрой, немного напоминающей лошадиную гриву. Младший был худым и низкорослым для парня, с перебинтованной головой. На постах это объяснили недавним ранением в придорожном трактире.

Солдаты, проверив, что ребёнок действительно является девочкой, не вдавались в подробности. И «Семья» беспрепятственно, избегая главных дорог, двигалась вдоль рек от деревни к деревне по заранее подготовленному маршруту.

— Ты уже придумала имя? — на одном из привалов спросила Яся у «брата», кормящего малютку грудью.

Руслана задумалась. Ещё в конце осени она выбрала имя для мальчика: Бажен, что означает «желанный».

— Бажена, — ответила она.

— Какое деревенское, — поморщилась Яся.

— Перестань. Красивое имя…

— Слишком простое. Она же царевна. Пусть будет Марианна… или Беньямина. С таким от заморских принцев отбоя не будет.

Дожить бы до времени, когда появятся женихи.

Со своей участью Руслана смирилась. Без подсолнечника счёт её времени идёт на недели.

Сердце болело за дочку.

Естественно, она думала о побеге с первого дня. Контроль был сильнее, чем в царском доме. Жрецы по очереди следили за девушкой днём и ночью. Нельзя было в одиночестве отойти по нужде, не говоря уже о том, чтобы отлучиться с малышкой.

В старых летописях, что приносил Солнцезар, чётко говорилось: «От отца к сыну». Про девочек ни слова. Юрас, ослеплённый жаждой мести, не принимал очевидного и пытался остальных убедить в невозможном.

— Кровь не водица, — утверждал он, — тысячелетие назад первый юноша сделал шаг с Громовой Башни. Это было жестом веры в Рарога. Вера поможет и первой девице.

Девице.

Да.

А у Русланы на руках спал младенец. О какой вере может идти речь?

Устав от дурацких проповедей, на сторону молодой матери неожиданно встал Елисей. Это случилось, когда до старой столицы оставалась примерно сотня вёрст. Он обвинял жреца в тупости и сумасбродстве. Выйдя из себя, кричал, что Юрас всех их погубит, что они, как бараны, плетутся в стойло с забойщиком.

Сын Солнцезара внешне выглядел слабаком. Вечно заикался, потел и шарахался от любого громкого звука. Но под слоем рыхлого жира скрывался кремень. Характер похлеще отцовского.

— Страх отравляет твою душу, — отвечал Юрас, — в древнем городе лишь наши люди. И нужно спешить, покуда путь свободен.

За Елисея, по большей части, говорила многодневная лихорадка.

Золы оказалось недостаточно для обработки глубокой раны. Провинциальный лекарь, к которому они заехали на полпути, лишь покачал головой и сослался на волю неба. Пласт загноившейся плоти он тоже срезал, но без особого энтузиазма.

Гангрена — недуг неразборчивый. Сметает своих и чужих.

Когда-то давно, будучи простым боланским солдатом, Елисей насмотрелся на то, как опытные воины сгорали изнутри от самых простых ранений. Теперь он видел, что горит сам.

— Притаись на три года, а лучше на шесть. Скопи денег, чтобы подкупить караулы у Громовой Башни. Идти сейчас — самоубийство, — Елисей говорил здравые вещи каменной стене.

Юрас отнекивался и спешил на север, думая, что обгонит судьбу.

У Русланы не было права голоса, но у Яси было. Правда, касалось оно лишь её личной участи.

И она выбрала остаться с Елисеем.

К старой столице, помимо дорог, вели множество горных путей, на которых точно не будет досмотров, так что подмена матери больше не требовалась, и Ясю отпустили с миром и даже, в какой-то степени, с благодарностью. Юрасу она нравилась. Без пошлых помыслов, жрецу льстило, с каким благоговейным трепетом девушка слушает его наставления и проповеди.

Яся видела, кто здесь решения принимает, а, с яйцами или без, мужчина всегда мужчина.

В крошечном селении на берегу бурной реки, спускающейся с вершин, Елисей собирался обрести покой. В последнюю неделю жар не сбивался никакими травами. Он не мог самостоятельно идти, не мог вынести прокосновения к спине, поднять левую руку. Несмотря на постоянные обработки всем подряд, ранение продолжало вскрываться и кровоточить.

Конец был близок, и он это прекрасно понимал. Так почему бы не встретить смерть в красивом месте? Старая хижина, арендованная до конца лета, стояла далеко от остальных домов у водоёма. Единственное окошко выходило на горбатый мостик. На противоположном берегу — зелёная поляна, а дальше густой лес.

Елисей всегда был равнодушен к дикому зверью, но тут его подкупил олень с гигантскими ветвистыми рогами, вышедший к водопою.

— Красавец. Не меньше десяти лет, — произнёс наёмник, не отрываясь от окна.

На лежанке он сидел, потому что лежать не мог ни в каком положении. Яся продолжала греметь посудой, игнорируя его слова. Она злилась за то, что он умирает. На него, на судьбу и почему-то на себя.

— Пересвета осталось дожать совсем немного, — Елисей повернулся к девушке, — поженитесь тайно подальше от столицы. Его семья откажется от вас обоих, но не спеши убегать. Поживёте несколько лет впроголодь. Родишь ему наследников, минимум двоих. Потом можно с поклоном возвращаться. Не переживай, не денутся никуда, примут…

— Замолчи!

Со звоном котелок ударился об пол.

— Люди старых правил, не отравят. Будешь, как сыр в масле до конца жизни…

— Ты от горячки оглох? Не хочу тебя слушать!

— Не будь дурой…

— Ещё одно слово, и я уйду.

— Уходи.

Девушка сдавила глаза ладонями, чтобы не разреветься, но слёзы хлынули неудержимым потоком. Всхлипывая, она стала растирать щёки.

— Яся, не надо.

— Что не надо? Делаю, что хочу! Подойди и останови, если так не нравится! — она почти кричала. Тонко и визгливо, зная, что Елисей всегда отворачивается и закатывает глаза, слыша что-то подобное.

— Тебе выпал хороший шанс. Когда ещё такой золотой простачок подвернётся?

Она схватила со стола глиняный горшок и запустила в стену. По всему полу рассыпались красные черепки.

— Яся, возьми себя в руки. К нему очередь из невест от самого горизонта.