Предатель (ЛП) - Райан Энтони

Гортанные крики привлекли мой взгляд к берегу, где сидел на корточках раненый солдат Ковенанта в окружении Тайлера и четверых всадников Свободной роты.

— Сдавайся, еблан! — приказал Тайлер, в ответ на что солдат бросился на него с кинжалом. Шквал клинков остановил вызывающие крики парня, и я отвернулся. Элберт возвращался к святилищу с мечом в ножнах, его работа завершилась.

Добравшись до камышового берега, я выбрался из болота, опустился на колени и пытался набраться сил, осматривая то, во что нам встала эта битва. По моим оценкам, в ходе уничтожения роты Офилы мы потеряли почти половину своей численности. Несколько выживших лежали на земле, держась за раны, которые никто из нас не умел лечить. Я увидел, как Фалько Йолланд с роднёй ходят от одного павшего солдата к другому, грабя мертвецов и приканчивая раненых. Будь то другое поле боя, я бы его остановил, но здесь не стал. Спасение тех, кто попал в ловушку заклинания Эвадины, не принесло бы нам никакой пользы. Отныне в этой борьбе не могло быть никакой пощады.

Поднявшись, я с трудом пошёл вдоль берега, испытав облегчение от вида невредимого Уилхема, который прижимал повязку к руке Адлара. Облегчение усилилось, когда я увидел, что и Джалайна, и Эйн живы. Вдова получила несколько новых ярких синяков, но в остальном казалась невредимой. Эйн же, как мне сначала показалось, сильно ранена, поскольку обе её руки были красными от кончиков пальцев до локтей. Но подойдя поближе, я увидел перепачканный кинжал в её руке, и понял, что кровь не её. Обе женщины сидели на корточках возле третьей, более крупной фигуры в доспехах, из щели которых торчала стрела, дёргавшаяся с её затихающим дыханием.

— Давай! — прохрипела Офила Эйн, и с её губ слетели красные брызги. — Кончай!

— Не могу, — дрожащим шёпотом пробормотала Эйн — у неё явно перехватило горло. Увидев меня, она сморгнула слёзы и, извиняясь, покачала головой. — Я не могу…

— Ничего, — сказал я, опускаясь возле Офилы. Всегда было трудно определить возраст её широкого лица с волевым подбородком, но теперь, обесцвеченное до мраморной белизны и изуродованное болью, оно казалось детским.

— Капитан, хотите оставить завещание? — спросил я, положив руку ей на голову.

— Не дури меня, предатель. — Она дёрнулась, но ей не хватало сил, чтобы избежать моего прикосновения. Её тело судорожно передёрнулось, вызвав всхлип с губ. Я смотрел, как на её лице страх сражается с яростью, а кожа холоднела с каждой секундой. Выносливая, как и всегда, она совладала с собой, сделав несколько неглубоких вдохов, и встретилась со мной взглядом. Теперь слова выходили с вымученной точностью.

— Мой завещание… это вопрос… если ответишь.

— Отвечу.

— Почему? — В её взгляде мелькнул жалобный, нуждающийся свет. — Почему… ты пошёл против неё?

— А почему льют воду на горящий дом? У меня не было выбора, капитан.

— Лжец… — Она снова дёрнулась, боль наконец превозмогала силу. — Ты всегда… замышлял… планировал. Она мне говорила. Сказала… как любовь… её ослепила… Каэритское колдовство… сказала она… — Слова Офилы утихли из-за дрожи, глаза потускнели, последние удары сердца выкачивали кровь из её тела. Я видел, как она боролась с этим, заставляя себя вернуться к жизни одним усилием воли, хотя её глаза теперь ничего не видели, и слова звучали как слабый, свистящий хрип. — Тория… что с ней… стало?

— Уплыла на поиски знаменитых сокровищ, — сказал я. — Надеюсь, она их нашла.

— Хорошо… бы… повидать её… снова…

Ещё несколько мгновений я смотрел, как капитан Офила Барроу то приходила в сознание, то теряла его. Она снова пыталась заговорить, но вместо слов получалось бесформенное бульканье. Наконец всякий свет пропал из её глаз, лицо обмякло, она сделала последний вздох и замерла.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

— Замок Норвинд — грозная крепость, — сказал Элберт. — Но кордвайнцы понесли большие потери в Битве на Гребне. Вряд ли у них есть силы удержаться против войска Лжекоролевы, а она обязательно приведёт всех, чтобы раздавить нас, как только узнает, что мы туда отправились.

— Вариантов у нас немного, — сказал я. — Отправляться на север, где придётся взять корабль до Фьордгельда и уповать на неизвестный приём от сестёр-королев Аскарлии. Юг означает многие мили территорий под контролем Эвадины. Восток приведёт нас в Рианвель, где её поддержка сильнее всего. Запад и Кордвайн, по крайней мере, даёт шанс на союзников. А ещё замок Норвинд может послужить местом сбора тех, кто выступает против правления восходящей-королевы. Каждый день, что она проводит на троне, вызывает всё больше разногласий, поэтому мы можем ожидать роста нашей численности.

Эти переговоры мы вели в коридоре святилища, небольшое пространство которого хорошо подходило нашему крошечному военному совету. Я, Уилхем и Джалайна стояли, а Леанора с Элбертом сидели перед небольшим камином. Наш юный король, прежде чем мать отправила его в постель, уже ясно выразил свои намерения, закатив пронзительную истерику.

— Повелеваю предать смерти всех предателей! — бушевал он, вырываясь из рук Леаноры, тащившей его в комнату, которую он делил с Дюсиндой. — Мне нужны их головы, сэр Элберт. Слышите? Мы немедленно выдвигаемся на Куравель и вернём себе дворец. Я приказываю!

Его призывы закончились, как только захлопнулась дверь. Краткую, но яростную тираду Леаноры приглушала преграда, но когда дверь снова открылась, я мельком заметил, как мальчик-король скорчился на своей кровати, страдая от выволочки.

— Насколько нам известно, — сказала Леанора, — новый герцог Кордвайна уже мог заключить союз с Лжекоролевой. У меня сложилось впечатление, что антипатия сына к ней не настолько страстная, как была у его отца.

— Эвадина больше не нуждается в переговорах, — возразил я. — Если Гилферд попытается это сделать, то, скорее всего, наградой ему будет приглашение встать на колени перед палачом.

— Он не показался мне умнейшим человеком, — сказал Элберт. — Впрочем, насколько я видел, на Гребне он сражался неплохо, даже когда зарубили его отца. Желание отомстить за старого герцога может сыграть нам на пользу.

— Мстительный он или нет, но людей у него всё равно мало, — заметила Леанора. — И у нас тоже. Писарь, вы слишком многого ждёте от простолюдинов, если считаете, будто они массово восстанут, чтобы свалить тирана. Такие вещи гниют годами, а когда лето подойдёт к концу, большинство будет заботить только заготовка достаточного количества топлива и продовольствия. Мы можем продолжать эту войну, но победа требует времени. И многое зависит от того, согласится ли вообще юный герцог Гилферд открыть для нас свой за́мок.

Я глянул на дверь в главную часовню, из-за которой доносилась сладкая песня Эйн.

— О-о, думаю, среди нас есть та, ради кого он их откроет.

Герцог Гилферд Ламбертайн сильно повзрослел за те недели, что я его не видел. Тот ослеплённый юноша, которого очаровала Эйн, теперь стал усталым молодым человеком, полным забот. Его глаза над высокими скулами покраснели и ввалились, а впадины под ними подчеркивали трупный вид. Нас он встретил в зале, где его отец недавно устроил пир в мою честь. Вассалов и лордов, присутствовавших на моей прошлой встрече с герцогом Лорентом, по большей части не было — предположительно теперь они гнили среди павших на Гребне. Оставалось только трио суроволицых рыцарей, покрытых шрамами от недавней битвы. Также меня встревожило присутствие пепельноволосой восходящей Хейльмы. Её сморщенное, сердитое лицо выражало гнев, если не считать самодовольного изгиба рта. По моему опыту, характер фанатика редко улучшается, если его правота становится доказанной.

Наша группа состояла из меня, Леаноры и Эйн, не очень-то правдоподобно исполнявшей роль личного телохранителя принцессы-регента. Меня немного порадовало, что черты лица молодого герцога смягчились, когда он её увидел. А ещё то, как его взгляд задержался на брошке, которую Эйн по моему настоянию приколола на куртку.