Закончив принимать душ, наспех вытерлась мягким полотенцем, нащупав его на одной из полок. Накинула на плечи длинный халат, висевший на крючке. Словно ведомая интуицией, я нашла его практически на ощупь, так как дверь каким-то образом успела захлопнуться.
Наконец, я вернулась в комнату.
Прежде чем подойти к гардеробной, с гулко бьющимся в груди сердцем и затаившимся страхом я направилась к трюмо, чье зеркало снова было предусмотрительно прикрыто белой тканью.
Хоть мне уже и довелось увидеть свое новое лицо. Но разглядеть его как следует не было возможности. Мне хотелось вновь взглянуть на эту незнакомку, которая отдаленно напоминала меня. Только у меня никогда не было шрамов, а в последние пару лет я, забросив любимые танцы, слегка прибавила в весе.
Не буду скрывать, что новое лицо меня немного напугало. Но смысла терзаться по этому поводу я не видела.
Выдохнув и переборов возникшее внутри сопротивление, я взялась за ткань, закрывающую зеркало. Пальцы сжались от напряжения. Тело будто противилось, не желая приблизить меня к неизведанному.
Тряхнув головой и набрав полную грудь воздуха, как перед прыжком в бездну, я одним резким движением сорвала ткань.
Видеть обезображенное лицо было все так же больно — и эта боль была не моей, это все еще бурлило эхо чужих эмоций, — но все же того замешательства и оцепенения, что я испытала прежде, уже не было.
Взявшись за пояс халата, я сбросила его на пол и в ужасе вскрикнула.
Мой крик, полный ужаса, не остался незамеченным среди бесчисленных комнат дома, в котором я невольно оказалась. Через пару минут Салли вихрем ворвалась в мои покои и уставилась на меня, широко распахнув глаза.
— Что случилось, госпожа? — в ее голове звучала неподдельная тревога.
В руке она держала поднос с маленьким чайничком, чашкой и круглой тарелкой с печеньем. Вокруг чайника расплывалась лужица, выдавая торопливость девушки. — Я шла в вашу комнату, чтобы принести ваш любимый чай с ирисами. Но только я немного разлила … Услышала ваш крик и со всех ног бросилась к вам. Прошу не гневайтесь… я сейчас же принесу новый чайник.
— Забудь про чайник, — перебила я ее. Дрожащими руками подняла валяющийся у моих ног халат и попыталась прикрыться. — Лучше скажи, кто это сделал со мной?
Девушка недоуменно уставилась на меня. Словно я заговорила на клингонском¹, который она совершенно не знала.
— Так известно кто… — испуганно пробормотала служанка, съежившись и потупив глаза.
Неужели муж? — мелькнуло в голове.
В прошлой жизни Игорь разлюбил меня, но никогда не поднимал руку, не причинял такого зверства.
— Говори! — потребовала я, резко повернувшись к зеркалу, словно бросала вызов своему новому страшному отражению.
Голос все еще немного дрожал, но я изо всех сил старалась держать себя в руках. Пересилила ужас. И заставила себя снова взглянуть на искалеченное отражение.
Следы ожогов были разбросаны по всему телу: на внутренней стороне бедер, под левым коленом, на правом плече, два жутких кратера по обе стороны от пупка, и целая полоса, напоминающая проселочную дорогу, пролегала по всей спине. Кто-то бесчеловечно истязал это тело, и я должна была выяснить, кто был способен на такую неоправданную жестокость.
Внезапно меня пронзила острым клинком щемящая грусть. Она поднялась от ступней и выстрелила в голову, словно ядовитый цветок распустил свои отравленные лепестки.
В лодыжке вновь возникло знакомое тепло.
И я осознала, что эта тоска, как и одинокая слеза, скатившаяся по щеке, — не мои.
Мне было искренне жаль эту несчастную девушку, чью плоть терзали невидимые демоны, но острая печаль, связанная с ожогами, принадлежала не мне.
Вместе с печалью всколыхнулась и яростная злоба.
— Отвечай! — повторила я тоном, которым никогда в своей жизни не разговаривала.
Служанка от ужаса чуть было не выронила поднос. Она подскочила к столику, водрузила на него свою ношу, а следом, к моему удивлению, грохнулась на колени и спешно запричитала:
— Госпожа, умоляю вас, успокойтесь! Вы же уже несколько месяцев обходились без приступов. А если вас сейчас снова настигнет…
— Ты можешь ответить на мой вопрос? Кто это сделал?
— Вы! — со страхом воскликнула служанка, — Вы сами покалечили себя своей магией, госпожа. Неужто вы и это забыли? Вы же лимен.
— Я? — глухо прошептала я, и в этот же миг перед глазами распахнулись страницы чужой памяти.
Воспоминания хлынули на меня буйным потоком, сбивая с ног. Оглушили. Потрясли до самого основания души.
Салли не лгала. Ее слова, как ледяной дождь, остудили пылающую ярость. Никто не клеймил эту несчастную девушку, как непослушного ягненка.
Одаренные магией были в этом мире таким же обычным явлением, как восход солнца. Они жили обычной жизнью. Но среди них существовали и другие. Непроявленные…
Здесь нить памяти обрывалась. Возникал невидимый барьер. Будто толстый слой пыли закрывал путь к нужной главе.
Я лишь знала, что были те, чья магия оставалась запертой внутри тела, делая ее обладателя заложником собственной неуправляемой силы. Катализатором этой силы служили эмоции. Они были подобны топливу для пламени.
Пыль снова щедро водрузилась на книгу, но на этот раз мне удалось проявить упорство и оттряхнуть ее в сторону.
Не все эмоции были опасны. Только те, что несли в себе негативный заряд. Будь то гнев, злоба или даже сильная грусть. Они могли спровоцировать магию обжечь своего владельца, наподобие карающего огня.
Избежать травм могли только те, кто, видимо, постоянно улыбался и радовался жизни. Однако не все способны встречать каждый день с улыбкой на губах.
И прежняя хозяйка тела точно не относилась к числу безграничных оптимистов.
Она часто злилась… слишком часто… Мне показалось, что ее душа напоминала полыхающий костер, не знающий покоя.
Тело помнило это чувство, по странной прихоти стремилось его вновь пережить. Но мне совсем не улыбалось получить новый ожог. Взглянув на свою щиколотку, я с тревогой разглядела, что кожа уже покраснела, как будто под ней вспыхнул уголек.
Я обняла себя руками, сделала пару глубоких вдохов и начала безостановочно повторять: «Все хорошо, все хорошо, все хорошо.».
К счастью, мое немного изменённое заклинание сработало, и жар утих. Но я потратила так много моральных сил, что сползла на пол и чуть не распласталась на нем морской звездой, выброшенной на берег.
Надо мной склонилась взволнованная служанка. Ее глаза горели любопытством, словно она смотрела на невиданную диковинку.
— Вы побороли свой гнев, госпожа? — восторженно прошептала она.
— С этого момента гнев отменяется. И тоска. И грусть. И все, что с ними связано. Мы живы и здоровы — а это уже огромный повод радоваться жизни.
Салли ничего не ответила. Лишь продолжала смотреть на меня.
— Ты не одобряешь?
— Одобряю! — она нерешительно замялась, — Помочь вам подняться, госпожа?
— Не стоит, благодарю, я встану сама. — ответила я, отталкиваясь руками от пола.
— Тогда я мигом сбегаю за новым чайником.
— Оставь этот. — вяло сказала я, — Лучше принеси еще одну чашку. Выпьем чай вместе. И захвати побольше печенья. Мне же его можно, да?
— Можно, конечно. — улыбнулась служанка, — Но вы же всегда боялись набрать лишний вес.
— Я тощая, как анорексичка, так что диеты тоже отменяются, как досадное недоразумение. Если на кухне есть какая-нибудь выпечка, неси все.
Девушка не стала ничего уточнять. Она тут же выполнила мою просьбу и уже через пару минут мы с ней сидели за столом. Помимо ароматного чая на столе красовались тарелки с пышными булочками, посыпанными сахарной пудрой, и соблазнительными шоколадными пирожными.
Первое время Салли сидели, как солдат, подозревающий, будто любое неверное движение грозит ей большими проблемами.
Мне пришлось самой наливать ей чай и пододвигать угощение.
— А вдруг кто-то увидит? — поправляя передник, нервно поинтересовалась девушка, бросая испуганные взгляды на дверь.
