Безумный барон 2 (СИ) - Гросов Виктор

— Спасибо, кэп, учту.

Я сделал глубокий вдох, выдыхая напряжение. Перехватил рукоять Искры обеими руками. Сейчас меч в моих руках был был чем-то средним между хирургическим скальпелем и высокоточным отбойным молотком. Я поднял его над головой, целясь в ту самую точку, которую мог видеть только я.

Это был тот самый момент, когда нужно бить — один раз, но наверняка. Как в старом анекдоте про хирурга. Мышцы спины и плеч напряглись, как стальные пружины. Короткий, резкий выдох сквозь сжатые зубы, и я, вложив в движение весь свой вес и точный расчет, нанес удар. Не острием, не лезвием, а тяжелым, отполированным навершием рукояти — точно в ту точку, что горела у меня в голове красным маяком. Луч, сгусток энергии вылетел из кончика меча. Думаю, Искра даже чуть подправила его траекторию, чтобы уж наверняка.

Звук получился сухим, трескучим и на удивление громким. Будто под потолком лопнула гигантская, пересохшая на солнце кость.

От точки удара во все стороны мгновенно разбежалась паутина черных, уродливых трещин. Я даже не успел опустить меч, как на наш янтарный кокон посыпались первые камни. Сначала — мелкие, как гравий, от которых защитная сфера лишь слегка вибрировала. А затем, с глухим, тяжелым стуком, на нас обрушились целые булыжники, барабаня по магическому щиту с такой силой, что он начал прогибаться и тускнеть.

На мгновение ледяной комок в моем животе сжался до размера горошины. А что, если я ошибся? Что, если Искра в своих расчетах не учла какой-то местный магический коэффициент упругости камня? Что, если сейчас весь этот свод, весом в тысячи тонн, рухнет на нас, превратив «Безумного Барона» и его спутницу в два мокрых пятна под горой?

И тут грот сотряс глубокий, утробный гул. Это был звук, с которым сдвигаются тектонические плиты, от которого внутренности вибрируют, а зуб на зуб не попадает. Пол ушел из-под ног, весь мир, казалось, накренился. Я вцепился в рукоять меча, чтобы удержаться на ногах. Арина рядом покачнулась, впечатавшись плечом в стенку кокона. Ее лицо побелело, на лбу выступили бисеринки пота — она из последних сил удерживала щит, который трещал и покрывался радужными разводами под чудовищным давлением.

И затем, так же внезапно, как и начался, шум стих.

Наступила давящая на уши тишина. Остался тихий, успокаивающий стук осыпающейся каменной крошки. Пульсирующие руны на стенах, будто испустив последний вздох, моргнули и погасли одна за другой, как лампочки в старой советской гирлянде. А дрожащий барьер, перегородивший выход, меркнул, истончался, теряя цвет, и исчез с тихим, почти обиженным шипением, будто лопнувший мыльный пузырь.

Янтарный кокон вокруг нас тоже растаял, превратившись в россыпь золотистых искорок.

Мы стояли посреди грота, покрытые толстым слоем каменной пыли, грязные, уставшие, но, чтоб его, победившие. В проломе снова сиял спасительный, яркий дневной свет. Ветер, доносивший запах свободы, шумел в верхушках деревьев.

— Кажется, сработало, — я вытер рукавом пот со лба, оставляя на лице черную грязную полосу.

Арина не ответила. Она смотрела на меня, тяжело дыша, и в ее глазах было чистое, неподдельное, детское изумление. Как будто я не стену сломал, а достал из шляпы живого кролика.

Свод состоял из таких массивных плит, что все равно оставил узкую лазейку наружу, откуда пробивался свет.

— Пошли, — буркнул я, не давая ей времени задать лишних вопросов и прийти в себя. — Пока эти Первые не придумали для нас еще одну головоломку.

Мы выбрались из грота через узкую, заваленную щебнем расщелину на поверхность. Свежий лесной воздух после давящего мрака и пыли подземелий ударил в легкие. Яркий солнечный свет заставил зажмуриться, и на несколько секунд я ослеп.

Свобода. Она пахла хвоей, прелой листвой, влажной землей и озоном после близкой грозы. Я сделал несколько шагов по усыпанной иголками земле, глубоко вдыхая этот густой, живой воздух, и чуть не рассмеялся от дикого, пьянящего облегчения.

Мы сделали это. Мы выбрались.

И я тут же замер, холодок бежит по спине, сменяя эйфорию.

Из-за стволов вековых сосен, бесшумно вышли люди. Десяток хмурых, бородатых мужиков, которые двигались с ленивой уверенностью. Закаленные в боях вояки в практичных кожаных доспехах, потертых и засаленных, без единого блестящего элемента. Арбалеты в их руках были нацелены на нас, и я не сомневался, что болт уже лежит в ложе. На их небольших деревянных щитах, притороченных к спинам, не было ни орла, ни хитрой лисьей морды. Там был грубо нарисован клыкастый вепрь — герб нашего ближайшего соседа, барона Кривозубова.

Отлично, союзник. Или нет?

Командир отряда, ветеран с перебитым носом и глазами-буравчиками, вышел вперед. Он смотрел на меня. И его взгляд не оставлял никаких сомнений: они ждали нас и знали, что мы выйдем именно здесь. А это означало, что-либо у них есть чертовски хороший разведчик, либо кто-то очень хотел, чтобы мы сюда попали.

— Стоять, «Безумный барон», — сказал он с кривой, неприятной ухмылкой. В его голосе не было ни злобы, ни уважения. Только деловая констатация факта, как у судебного пристава, пришедшего описывать имущество. — Попался.

Глава 4

Я медленно поднял руки на уровень плеч, показывая, что они пусты. Шаг вперед. Арина зашипела за спиной, но я ее проигнорировал. Сейчас либо мой язык окажется острее их арбалетных болтов, либо можно заказывать панихиду.

— Стоять-то мы будем, куда ж мы денемся, — ответил я максимально спокойно, обращаясь к командиру. — Позвольте поинтересоваться… эм…

— Его зовут глеб, — подсказала Арина.

— Глеб, кхм… а что такая уважаемая компания делает в лесу в столь ранний час? Грибы ищете?

Его глаза чуть сузились. То, что я знаю его имя, его явно удивило. Мелочь, а приятно.

— Умный, значит, — он дернул подбородком, не теряя уверенности. — Инквизиция за твою голову хорошую цену дает, барон. И Орловы, говорят, не поскупятся. А мы люди простые. Нам деньги нужны.

— Анализ подтверждает. Его мотивация — финансовая выгода. Рекомендация: предложить более выгодные условия, — встряла Искра.

— Заткнись, — прошипел я мысленно, сосредотачиваясь.

Я сделал еще один шаг. Арбалеты в руках его людей не дрогнули.

— Я понимаю. Деньги — вещь хорошая. Но давай подумаем вместе, Глеб. — я сделал паузу. — Сейчас вы можете сдать меня. Орловы или Инквизиция щедро заплатят, спору нет. А потом, став сильнее благодаря поддержке этого вашего Ордена, они придут за вами. Орловы — ваша давняя беда. И моя тоже. Вы им мешаете. Как думаешь, надолго ли хватит денег, которые вы за меня получите, когда они решат окончательно прибрать к рукам земли вашего барона?

Глеб молчал. Он смотрел на меня, в его глазах-буравчиках крутились шестеренки. Он был не дурак, судя по всему, взвешивал плюсы и минусы.

— Это все разговоры, барон. Пустые слова, — выдавил он, правда без прежней уверенности.

— А вот это не слова, — я перешел в наступление. — Знаю я про ваш Дубовый лесок на границе земель, который Орловы у вас отжали. Знаю, что ваш барон из-за этого спать спокойно не может, а сунуться боится — у Орловых и людей больше, и Орден за спиной маячит.

Желваки на скулах Глеба напряглись, а перебитый нос, кажется, стал еще более кривым. Попал, прямо в болевую точку. Его вояки за спиной тоже переглянулись. Тема для них была, видимо, наболевшая.

— Я знаю, как его вернуть, — я говорил тихо, но так, чтобы слышал только он. — Не силой, на которую у вашего барона сейчас людей не хватит, а тактикой. Чистой, красивой тактикой. Помогите мне добраться до безопасного места, и я дам вам детальный план. Как заманить их патрули в ловушку, отрезать, закрепиться на ключевой высоте так, что они потом полгода будут зубами скрежетать, а сунуться не посмеют. Мой план стоит гораздо больше, чем награда за мою голову.