Генерал темной властелины (СИ) - Курзанцев Александр Олегович "Горный мастер"

По всей видимости, князь нажаловаться уже успел, но мой стратегический ход в виде поцелуя, как и всегда, сработал, и она сразу же подобрела. Поэтому только вздохнула, бросив нечитаемый взгляд на мужа, и произнесла:

— Слава, пожалуйста, перестань смущать прислугу своим видом.

— И в мыслях не было, — тут же обезоруживающе улыбнулся я, — кто же знал, что майка так сильно намокнет.

— Ведёшь себя, как проститут! — вдруг припечатал князь.

— Паша! — возмущённо воскликнула маман, а слуги тут же отвели взгляды, делая вид, что они где-то не здесь.

— И вот так всегда, — пробормотал я, сокрушённо качая головой и наливая себе в чашку куриный бульон.

Принялся прихлёбывать его вприкуску с ржаным хлебом.

— Нет, всё, Маша, — раздражённо содрав с груди салфетку, князь бросил её на стол и поднялся, — мне это надоело, я уезжаю.

— Куда⁈ — удивлённо переспросила княгиня.

— К отцу, в Тихвинское, на неделю. А ты можешь и дальше потакать его поведению.

Он зло ожёг меня взглядом.

— Только потом не удивляйся, когда он совершенно отобьётся от рук.

Маман недовольно поджала губы. Долгие десять секунд о чём-то напряжённо размышляла, затем резко дёрнула плечом, отвела взгляд от продолжавшего стоять мужа и вновь демонстративно принялась намазывать паштет на хлеб. Делая это, правда, несколько более резко, чем обычно. А папА, так и не дождавшись поддержки, только сжал спинку стула до побеления пальцев и гневно прошипел:

— Ах, вот так! Ну ладно, тогда счастливо оставаться, а я уезжаю на две недели!

Зло стуча ботинками, вышел в холл, крикнул камердинеру:

— Степан, собирай чемодан и пусть готовят автомобиль.

Затем, видимо в ответ на вопрос, громко добавил:

— В Тихвинское, на две недели. А может даже на три!

Снова послышались громкие шаги, что-то где-то грохнуло, упало, со звоном покатилось. Затем хлопнула дверь, и всё затихло.

«Ну, что ж, — подумал я, — по крайней мере, три недели дома будет тихо».

Князь, конечно, пока ещё никуда не уехал, только вещи собирать будут час, но княгиня точно не побежит его уговаривать остаться, я это видел. Ей и самой, похоже, эта вечная нервотрёпка в исполнении отца надоела. Впрочем, и скорый его отъезд тоже в восторг не приводил. Любила она его, это точно.

Поэтому, поднявшись с места, я подошёл, обнял её за шею, прошептал на ухо:

— Всё будет нормально, папа тебя любит. Он успокоится и вернётся.

— Я знаю, — вздохнула княгиня, затем повернула голову, встретившись со мной взглядом, и тихо произнесла, — иногда мне кажется, Слава, что ты делаешь это нарочно. Упорно хочешь поссорить меня с мужем и твоим отцом.

— Это не так, — тут же открестился я от подобных инсинуаций, тем более, что конкретно таких целей, и в самом деле, не ставил, — просто, как бы папа этого не отрицал, мы с ним очень похожи. Сама же знаешь поговорку, что два хозяина на одной кухне быть не может.

— Похожи, — снова вздохнула княгиня, затем спросила, — Ты в гимназию?

— Да, — кивнул я, — дашь машину?

Обычно я ездил на отцовской, потому что он редко покидал поместье так рано, но сейчас, по понятным причинам, этот вариант отпадал.

— Дам, куда я денусь.

Она нашла взглядом камеристку и приказала:

— Инга, пусть подготовят мой экипаж, отвезут княжича в гимназию.

— Спасибо, мама, — я снова чмокнул её в щёку и довольный отправился за портфелем.

Имение князей Деевых располагалось в Томском уезде Томской же губернии, и посещал я, естественно, Томскую мужскую гимназию, обучение в которой было обязательным для детей дворян, буржуазии и интеллигенции, а также для одарённых всех сословий.

Большое двухэтажное кирпичное здание находилось на Ново-Соборной площади, напротив городского сада. Одновременно в ней обучалось больше пяти сотен учеников, и гимназия по праву гордилась своими выпускниками, многие из которых вошли мужьями в семьи имперских чиновниц и иных состоятельных дам.

Гордилась и охотно принимала пожертвования, на которые бывшие ученики раскручивали своих вторых половин. Собственно, поэтому гимназия могла себе позволить и лучших учителей, многие из которых имели профессорское звание, и лучшую за Уралом библиотеку, насчитывающую более пятнадцати тысяч томов. В общем, Томская гимназия подгребала себе всё, что было самое лучшее. И не скажу, что мне это не нравилось. Наоборот, я с большим интересом и вниманием впитывал в себя новые знания, будучи уверенным, что получаю самое лучшее образование, какое только возможно.

Мы неспешно катили по улочкам Томска, а я, сидя на заднем сиденье, задумчиво поглядывал по сторонам и ловил себя на мысли, что мне нравится это место, этот мир и эти люди. Хотя бы потому, что у них не было всё подчинено одной только войне.

В моём прошлом все силы съедало противостояние со светлыми. Ни на какое развитие просто не хватало времени. Усложнялась только боевая магия и способы нанести поражение противнику, а быт… быт совсем не менялся. Я прожил там пять сотен лет, последние две, правда, не имея, как такового, физического тела, но прекрасно видел, что крестьяне, рождаясь и умирая, возделывали землю одними и теми же инструментами, не меняющимися из века в век. Дома строили также, как их деды и прадеды. Телеги катили по дорогам лошади, и лошади же были под рыцарским седлом. А полёт был доступен только единицам наездников. Светлые приручали грифонов, а наши — виверн.

Здесь же мир менялся, развивался, появлялись новые технологии, которые не препятствовали магии, а наоборот, органично её дополняли. А дирижабли возносили к облакам любого, даже самого последнего простолюдина, возникни у него такое желание. Ну, и, естественно, деньги на билет.

Тут мой взгляд упал на шофёру материного автомобиля. В строгой униформе, в фуражке с твёрдым околышем. Спокойная и сосредоточенная. Она ловко рулила, поворачивая с одной улицы на другую, вовремя притормаживая, чтобы пропустить пешеходов, и периодически добродушно кивая другим водительницам, когда те просили их пропустить.

— Алевтина? — позвал я её.

— Да, ваше сиятельство, — не поворачивая головы, ответила та.

— А где ты получала права?

Женщина на секунду задумалась, без особого, впрочем, удивления от моего вопроса, затем произнесла:

— Да, в общем-то, как все. В добровольческом обществе дорожного движения. Тут недалеко у них контора. Но я на шофёра по найму шла, поэтому у них с правом работы только после обучения можно получить.

— А если для себя? — вновь спросил я.

— Для себя? — вот тут она задумалась сильнее, затем неуверенно произнесла, — Я, честно сказать, не знаю, но вроде как можно обучиться самому, а потом просто сдать в добровольческом обществе экзамен и получить права.

— И можно будет самостоятельно ездить? — уточнил я.

— Ну, да, — вновь неуверенно ответила та.

Затем, решившись, спросила:

— А зачем вам, ваша светлость?

— Да хочу сам водить, — ответил ей, задумчиво провожая взглядом показавшийся справа Пассаж Второвой, вольготно расположившийся на углу Почтамтской и Благовещенского переулка. Множество магазинов, концертный зал, ресторан и гостиница «Европа», собранные под одной крышей, ещё и с несколькими лифтами, ходившими между всеми тремя этажами здания. Я действительно считал здание символом передовой технической мысли. Не раз доводилось обедать в ресторане на втором этаже, с большими, во весь этаж, окнами.

— Зачем? — снова переспросила Алевтина. — Есть же я и шофёра вашего отца?

— Ну, это не то, — поморщился я. — Я хочу сам.

— Но это не так просто, — с некоторой обеспокоенностью произнесла женщина. Притормозив, так что меня чуть качнуло вперёд, резко нажала на сигнал, ругнулась:

— Ну, что за люди? Ну, видно же, что я по главной еду. Нет, она лезет.

Затем вновь вернулась к моему вопросу, кивнула в сторону незадачливой нарушительницы:

— Ну, сами посмотрите, как у нас некоторые ездят. Да и не так просто это, всё-таки автомобиль — достаточно сложный механизм. Одна паровая машина только чего стоит! Наверно, половину времени мы только конструкцию изучали и как его обслуживать. Зачем вам это?