Чисто теоретически - Дейс Джули

Я забываю об Ашере, когда раздается стук. Открыв входную дверь, смотрю на парня, а он тем временем пихает коробку мне в лицо. Кофе плещется в кружке, и горячие брызги оказываются на груди, что вызывает раздражение.

– Я не заказывал чертову пиццу!

Его глаза поднимаются к номеру квартиры, а затем взгляд ты-тупица-держи-пиццу возвращает ко мне.

Проклятье. Чарли. Иногда я забываю о ее существовании в одном пространстве со мной.

Вздохнув, поднимаю указательный палец, требуя минуту. Прохожу к двери Чарли и на секунду чувствую себя растерянным. Постучать или просто зайти? С точки зрения этикета должен постучать. Но в то же время плевать я хотел на этикет. И все же лучше постучать. Кто знает, чего ожидать, если ворвусь без спроса. Она может быть голой. А вот эта мысль довольна соблазнительная. Не идет в пользу правила двух ПП «постучи и подожди». Неделя без секса – и я готов разложить на столе соседку.

Постучи, Прайс. – Голос Эша разносится в голове.

Иди в задницу, – мысленно отвечаю я.

Все-таки стучу.

Раздаются шаги, затем распахивается дверь. Чарли держит ее полуоткрытой, но этого достаточно, чтобы увидеть короткие пижамные шорты темно-синим оттенком. Ноги. Ноги. И еще раз бесконечные ноги. У меня во рту пересыхает, глядя на них. Я медленно скольжу вверх по тонкой маечке. Господи, черт возьми, я вижу ее грудь. Буквально. Из-под ткани выделяются твердые бусины, но встретив колючий взгляд, понимаю, что возбуждение тут совершенно ни при чем. Те голодные глаза, обращенные ко мне несколькими днями ранее, исчезли. Вероятно, Чарли воспользовалась советом. Звучит как хороший план и для меня.

– Ты же не ждешь, что я присоединюсь к тебе за просмотром… – Чарли бросает короткий взгляд на телевизор. – Боевик с Вин Дизелем? Вырежьте мне глаза.

Я киваю на входную дверь.

– Пицца твоя?

Чарли хватает с рабочего стола двадцатку и сует доставщику деньги. В качестве прощания она хлопает дверью у него перед лицом. Образец гостеприимства и приветливости, отчего мне внезапно становится смешно.

– И не надейся, – говорит моя дружелюбная соседка, указав на пиццу. – Я не брала тебя в расчет.

– Как невежливо, Шарлотта. А как же заповедь «Бог велел делиться»?

– Я не Шарлотта. Мое полное имя Чарли. И иди в задницу с заповедями, ты не святой Отец.

Сегодня она прям-таки в ударе. Излучает любовь, свободу и единение в стиле хиппи, – сказал бы я, не застыв на ее лице мрачное выражение.

– Отчаянные времена требуют отчаянных мер, – бормочет Чарли, по всей видимости, для себя, нежели мне. Расправив плечи, она находит мой взгляд. – Я поделюсь, если ты поможешь мне.

– Смешно. – Отклоняюсь в сторону дивана. – Я похож на того, кого можно трахнуть за пару кусочков пиццы?

– Пару? Ты слишком высокого мнения обо мне. – Она открывает крышку и демонстрирует заказ. – Один кусочек в обмен на твой опыт. На большее не надейся.

Я брезгливо морщусь.

– Она с ананасами.

– И что с того?

– Томаты, сыр, свежий базилик – слышала что-то об этом?

– Твоя подружка на диете или веган?

Засранка всегда найдет что ответить, будто дело принципа оставить последнее слово за собой.

Чарли усаживается на диван, приняв позу по-турецки, и поднимает кусочек, нарочито медленно пережевывая его. Коробку она ставит на журнальный столик, чему я не особо-то и рад. Двойная порция ананасов, господи боже. Я смотрю на нее с неприкрытым отвращением, когда подношу к губам кружку.

– У тебя нет других дел?

– А у тебя? – Непринужденно интересуется Чарли. – Мне нужна твоя помощь.

Я издаю смешок.

– Соболезную.

– Ты даже не знаешь, о чем прошу!

– Что это меняет?

Она фыркает, но не уходит. Мне это не нравится. Я знаю себя, следовательно, знаю Чарли. Она не отступит, поэтому снимаю блокировку с мобильника и делаю вид, что ее тут нет.

– Мне нужно задать несколько вопросов. О мужчинах.

Я поднимаю бровь, на секунду оторвав взгляд от экрана. Ага, я бы поверил в ее непорочность, если бы секунду назад появился на свет или выбрался из Воображляндии, где все хранят себя для того единственного.

– Если вы чувствуете искру, сразу ли вам хочется затащить девушку в постель, или интересно узнать о ней? Мне нужно конкретно твое мнение. Ты узнаешь девушку перед тем, как переспать с ней, или разговоры – пустая трата времени?

– Пустая трата времени. Вопрос исчерпан?

Она продолжает монотонно жевать пиццу.

– Ты так и будешь сидеть тут?

– Случалось ли такое, что ты хотел повторить, но не знал ее имя или номер? – Вопросом на вопрос отвечает Чарли.

– Нет.

Чарли и бровью не ведет. Полагаю, она решила доставать меня охренеть какими увлекательными вопросами.

– Что должна сделать девушка, чтобы у тебя проснулся интерес не только к сексу?

– Ничего.

– Да боже ты мой! – Всплеснув руками, Чарли сердито уставилась на меня. – Нельзя использовать односложные предложения, отвечая на вопрос!

– Напомни, почему мы общаемся за завтраком?

– Уже вечер, и я использую тебя в корыстных целях. Это не общение в привычном понимании.

– В корыстных целях, – повторяю я, обдумывая ее слова. – Меня твоя честность должна впечатлить?

– Я не пытаюсь тебя впечатлить. Я пишу книгу.

Я с сомнением кошусь на нее.

– Психоанализ?

– Вроде того. Ты идеально подходишь на роль мудака.

– Спасибо.

– Это не комплимент.

– Разве?

Она шумно вздыхает.

– Я не планирую использовать сказанное тобою, чтобы влюбить в себя.

– У тебя проблемы. – Я откидываюсь на спинку дивана и добавляю громкости телевизору. – Некоторым людям не дано любить. Они не умеют. Конец.

– Чушь собачья. Ты любишь кого-то. Родителей, может, братьев или сестер, или ты любил девушку, но у вас ничего не вышло и теперь считаешь, что не способен на любовь. Твое сердце разбито и…

Она картонно прижимает ладонь к груди.

– Ох, такой травмирующий опыт. Мир теряет краски. Ты лежишь в кроватке, обнимаешь подушку и горько рыдаешь, вспоминая те восхитительные мгновения вместе. Твои друзья говорят что-то типа «чувак, она не единственная девушка в мире, теперь ты можешь трахать всех подряд» и волокут тебя в бар развеяться, подцепить жертву для плаксивого траха.

– Мать променяет меня на бутылку водки. Ее родители воспользуются тем же шансом. Я не люблю их, и вряд ли произойдет чудо. Если тебя предала женщина, родившая на свет, то почему бы это не сделать постороннему?

Чарли изумленно моргает. Я же, наоборот, замер и задаюсь вопросом, какого хрена только что ляпнул. На сарказм стоило ответить сарказмом, но я с какой-то стати выпалил правду. Мне не нравится, к чему все идет. Я презираю жалость. Сколько помню, на меня и Эша смотрели как на отбросов общества. При живых родителях мы были сиротами. Питались чем ни попадя, одевались в лохмотья, порой не могли вернуться домой, потому что для нас там не оставалось места. Бедность и голод подталкивали на опрометчивые поступки. Мы росли в гадюшнике, где рвота на полу – ароматизатор воздуха, звон бутылок – музыка, а чужие физиономии – привычное явление. И я не хочу вспоминать об этом. Не хочу жить в этом. Наверное, отсюда ненормальное тяготение к порядку. У меня никогда его не было ни внутри, ни снаружи.

– У тебя все? – Холодно уточняю я.

Чарли смотрит на меня исподлобья.

– Нет. Ты так и не ответил на вопрос.

Оторопев, на мгновение теряю дар речи, ведь ожидал что-то по типу слащавого «мне так жаль», за которым непременно последует «тебе станет легче, если выговоришься».

– Я ответил на вопрос.

– Ладно, давай проверенным способом. – Чарли разводит руками. – Чисто теоретически я отказала тебе, но ты уже завелся и хочешь меня. Твои действия?

– Переключусь на кого-то попроще.

Глухой стук отзывается в стенах гостиной, когда Чарли роняет лоб на журнальный столик и еще несколько раз бьется им. Я не в силах удержаться и трясусь от беззвучного смеха. Ее упорство похвально. И я уже было поднимаю руку, чтобы вытащить несколько прядей из пиццы, как тут же одергиваю себя. Какое мне дело, в чем ее волосы, а пиццу с ананасами я не проглочу, даже если к виску приставят дуло пистолета. Дрянь редкостная.