— Духов вижу… в основном домовых, но видел однажды анчутку.
— Точно. Знаешь что? Я, наверное, пойду в Вежу и просто расскажу, что наших следопытов в вашей крепости убили, вот и сказке конец. Не будет никаких пленённых царевн, говорящих медведей и прочей чепухи.
— У нас княжна.
— Мне всё равно.
— Ты обещала помочь.
— Это было до того, как ты при мне поругался с ПЯТЬЮ медведями и остался жив!
Она спрятала лицо в ладонях и всхлипнула.
— Послушай, — чуть помедлив, сказал Ждан. — Днём ты говорила, что бояться нам сейчас никак нельзя. Мне тоже страшно, но я не остановлюсь. Можешь уходить, я пойму.
— Дуботолк[1]! Тебя же убить могли! — сквозь слёзы закричала Цветава. — Я же могла совсем одна остаться! Сначала ребята все умерли, а потом ты-ы-ы!
Она завыла, снова спрятав лицо в ладошках. Ждан хотел было залепить ей пощёчину, как обычно, делали, если отрок начинал паниковать на пустом месте и суетиться, едва завидев первого своего полудохлого упыря, но передумал. На неё и так столько всего свалилось за эти дни, что не всякий ратник выдержит, нечего ещё добавлять. Поэтому он просто сел рядом и обнял её за плечи. Цветава дёрнулась, будто хотела вырваться, но тут же снова обмякла и зарыдала с новой силой, уткнувшись ему в плечо. Видно, напряжение последних дней вырвалось в самый неподходящий момент.
Идти дальше не имело никакого смысла, поэтому Ждан порыскал вокруг немного, разыскал место для ночлега, возле крохотного ручейка и оставил девушку сторожить вещи. Сам же собрал сушняк для костра, выкопал кинжалом ямку, чтобы никто со стороны пламя не разглядел и развёл огонь. Скоро в котелке над маленьким костерком закипела вода, он кинул в котелок пучок трав, размешал веточкой, чтобы лучше завалилось, и отставил в сторону, а сам достал из мешка снедь.
Цветава к тому времени немного успокоилась, лишь слегка шмыгала распухшим от слёз носом. Когда Ждан протянул ей кружку с травяным чаем и кусок хлеба с вяленным мясом, она благодарно кивнула и замерла, глядя на почти прогоревший костерок.
— Что дальше?
Вопрос прозвучал, как раз когда Ждан решил хлебнуть чаю, и он от неожиданности едва не обжёгся, но ответил:
— Там в лесу их слишком много, то ли ратников, то ли татей обычных. Не меньше двух десятков.
— Ты откуда знаешь?
Ждан не решился сразу отвечать, боясь, что она снова разрыдается, но всё же через некоторое время ответил:
— Медведь сказал.
— Он и считать умеет?
— Нет, это уже я посчитал, с ними не только простые ратники, ещё и чудь, не меньше троих. Они ему, похоже, боевой секирой или бердышом лапу перебили.
— Слишком много мужей с оружием, для просто пустого места.
— И я о том же. А ещё… я думал, что мы вдвоём сможем мимо десятка проскользнуть.
— Я следопыт, а не дух бесплотный. Не проскользнём.
— Теперь-то да. Может, хитрость какую придумать можно?
— Отвлечь?
— Один отвлечёт, а второй проскользнёт незаметно. Вряд ли они у входа десять человек оставят. Самое большее — двоих.
— И как проскользнуть? Если это следопыты-порубежники, они нас сразу разглядят, хоть в глине изваляйся, хоть травой и ветками обвешайся. Нас всех одинаково учат.
— Есть мысль.
Рассказывать про шапку-невидимку он до поры не стал, хватит с неё на сегодня одних говорящих медведей.
Думал, что Цветава всю ночь глаз не сомкнёт после всего, но она так и уснула, уткнувшись в его плечо. Осторожно переложив её на расстеленный плащ, Ждан подбросил сушняка в костёр и крепко задумался.
Может быть, обычные тати при появлении чужака и кинутся всем скопом в погоню, но не обученные порубежники. Другое дело, что здесь делают порубежники? Он гнал мысль, что их отрядили в лес лишь для того, чтобы никто не смог добраться до княжеской дочери. Может быть, наоборот, заговор раскрыли, всех изменников переловили и отрядили отряд для спасения княжны. Не может же быть так. Что он единственный в крепости ищет изменников, есть же подле князя мужи и умнее, и опытнее, и наверняка немало таких. Эта мысль ему пришлась по нраву, причём настолько, что он чётко понял, что правдой быть она никак не может. А значит, утром придётся идти к оврагу на северной стороне Волотова леса.
Мысли всё никак не хотели приходить. Сколько он ни старался, мысли приходили — одна глупее другой. Выходило, либо ему надо себя под стрелы и копья подставить, либо Цветаву подвести. С этим он согласиться не мог и начал придумывать совсем уж абсурдные варианты вроде: поджечь лес и выкурить лиходеев, прокопать подземный ход прямо к темнице княжны, отравить всех лиходеев, подсыпав им яд в котелок, сделать куклы солдат и убедить татей, что за ними прислали целую армию и прочая ерунда, которую и хорошо слаженной сотней и то не проделаешь, не то что вдвоём.
В итоге под утро он задремал, и его разбудила только возня спутницы у костра. Цветава уже успела сходить к ручью, ополоснуть котелок, умыться сама, да ещё и воды принести и теперь подвешивала посудину над раздутым костерком. От вчерашних слёз не осталось и следа.
Она обернулась к Ждану и улыбнулась.
— Доброе утро.
— Добрее не бывает.
— Плохо спал?
Он только отмахнулся молча и побрёл к ручейку. Холодная вода взбодрила и немного разогнала хмарь на душе. Он поплескался ещё немного и вернулся к костерку, где как раз закипела вода в котелке.
— Придумал что-нибудь? — спросила Цветава.
Ждан отрицательно мотнул головой.
— Ты сегодня что-то совсем неразговорчивый.
— Настроения нет.
— И у меня тоже. Хмарь какая-то, будто заметила что-то тревожное, а что понять не могу.
— У нас ещё день есть, попробуем сегодня понаблюдать за теми, что в лесу устроились. Глядишь, и выйдет что-то.
Позавтракав, они быстро собрались, засыпали костёр землёй и двинулись к Волотову лесу. Идти предстояло ещё часа два, и весь этот путь они проделали, держась в стороне от дороги, а на подходах к лесу они нос к носу столкнулись с дозором из трёх человек… правда, у одного из дозорных нос был объеден вместе с половиной лица, второй оказался вовсе без головы. А третьему какая-то чудовищная сила проломила грудную клетку, так что она оказалась смята будто тряпка, лишь торчали сквозь пропитанную кровью ткань рубах, рёбра. Ждан осторожно подобрался к распростёртым телам и только головой покачал. Понятно, что это за сила — косолапая, озлобленная и возмущённая появлением незваных гостей.
