Громов: Хозяин теней 4 (СИ) - Демина Карина

Глава 34

Глава 34

— Когда-нибудь сяду за мемуары, — произнёс Карп Евстратович презадумчиво, мечтательно даже, будто заранее предвкушая сей момент. — Но вряд ли потомки мне поверят…

— Лучше за роман.

— Полагаете?

— Начните там с малого. С повести. Скажем, о храбром благородном следователе, который искал убийцу и был вынужден заглянуть на ту сторону. У вас получится.

— Не уверен… я, конечно, баловался сочинительством, но это когда ещё было. И сейчас хватает дел серьёзных, забот вон…

— Хватает, — согласился я. — И до конца жизни эти дела никуда не денутся. Их только прибавляться будет год от года.

— Это бы от стариков слышать, а не от недоросля.

Сам он… недоросль. Нормальный у меня рост. Среднестатистический, сколь понимаю.

— Отдушина нужна, — говорю ему то, что мне когда-то говорил умный человек, а я был дураком и решил, что говорит он это не мне, а так, в целом. — Иначе и разум устаёт, и душа черствеет.

— Может, и так.

— В конце концов, начните. А там понравится — продолжите. Нет… ну, значит, не судьба.

— И то верно.

А за ус себя он ущипнул. Усы вот уцелели. Подгорели чутка, но это же мелочь, если так-то.

— Людей вывели? — уточняю. — А то я там ещё… свет чересчур… светлый как для меня.

— Не только для вас. Но да. Вывели. Алексей Михайлович сказал, что в том исключительно ваша заслуга, Савелий. Что сила силой, но вот куда идти, он не ведал. Тот мир для него ещё более сумрачен, чем для обычного человека. И что вся суть его требовала изничтожить тьму. Но он держался.

— Хорошо, — говорю. И видя недоуменный взгляд, поясняю. — Хорошо, что держался.

И додержался до твари.

— И хорошо, что вывести успели. А то ведь…

Договаривать не пришлось.

И без того мы друг друга поняли.

Карп Евстратович тросточку к себе подвинул:

— Ваше участие спасло многие жизни. Полагаю, что в том числе мою. Вас бы наградить по заслугам, но Алексей Михайлович пока велел не распространяться о вашем участии. И решение это я всецело поддерживаю. Излишнее внимание вам ни к чему. Так что вы числитесь средь пострадавших при нападении на госпиталь. Надеюсь, вы не в обиде.

Вот и хорошо. Вот и чудесно.

— Нисколько. Мне с ними ещё работать. Ни к чему, чтоб кто-то знал больше, чем стоит.

Слишком много у них друзей, как выразился Ворон. И Карп Евстратович кивнул.

— Те, кто был на той стороне, умеют молчать.

Надеюсь на это.

С другой стороны, я ж клятву революционера не давал, верно? Всегда можно сказать, что тварей почуял, и что задача охотника — защищать людей от порождений тьмы. И как там? Вся моя суть требовала. Небось, против сути не попрёшь. Ну или что-то в этом духе…

В общем, вывернусь.

— Думаете, они выйдут на вас? — Карп Евстратович был настроен скептически.

— Выйдут. Не сразу, конечно, но всенепременно

И не потому, что я так уж сильно им необходим. Нет, дело не во мне. И не в Татьяне с Тимохой, и даже не в Мишке. Теперь я точно знал, что им нужна Светочка.

Так что объявятся.

— И чем планируете заняться? — поинтересовался Карп Евстратович.

— Честно говоря, не знаю.

На родину съездить, в дом, где Савка жил. Может, тот и сгорел, но… что-то подсказывает, что заглянуть туда всё-таки стоит.

— В таком случае Алексей Михайлович предлагает вам пойти учиться.

— Мне⁈

Вот чего не ожидал, так этакого… внезапного поворота.

— Аккурат вчера суд вынес решение, обязав Воротынцевых выплатить компенсацию вам и иным, пострадавшим при прорыве на фабрике. Вторую вы получите от жандармского управления. Не только вы, но и все, кто получил ранения. И да, газеты о том напишут. Возможно, поступят какие-то выплаты и от государя. Он часто оказывает помощь нуждающимся.

Сейчас проникнусь высочайшею добротой.

Ага.

— А по протекции одной весьма… достойной дамы из числа фрейлин Её Императорского Высочества, которая прониклась судьбой несчастных сирот, дважды пострадавших, вас обоих готовы принять в хорошую школу.

Я не хочу в школу!

Я её и в прошлой-то жизни не жаловал.

— Я…

— Ваша сестра уже согласилась.

Кто бы сомневался.

— Как и Михаил… Иванович, — а вот теперь он явно насмехается. — Он полагает, что учёба пойдёт вам на пользу.

— Я уже учёный!

— Вот, а то право слово, я начал уже сомневаться, ребенок ли вы… а теперь никаких сомнений.

Смех у него сипловатый, и вскоре переходит в кашель.

— И-извините, — Карп Евстратович отворачивается и вытирает губы платком. Зря. Запах крови не скрыть.

— Вам бы подлечиться.

— Я и лечусь. Рёбра повредили лёгкие. И пыль тамошняя. Николя говорит, что нужно время. Эти раны лечатся хуже, но в конце концов, если не смеяться и носить корсет, то оно и не чувствуется почти.

А я смотрю, выправка у него прям на зависть.

— И что за заведение? — отмазаться, чую, не выйдет. Не примет Татьяна аргументов, что революция на носу, а с нею и конец мира. Скажет, что сперва приличное образование, а потом уже всё остальное, включая героическое оного мира спасение.

— Чудесное. Выбрано с учётом особенностей вашего характера, — платочек Карп Евстратович сложил и убрал в нагрудный карман. — Мне показалось, что отдавать вас в казённое заведение смысла особого нет. И вам будет тяжко, и им. И пользы с такой учёбы немного. Но вот в гимназии Мая[1], пожалуй, вы имеете шанс прижиться. Там ещё помнят заветы Карла Ивановича. Так что, как минимум, отнесутся с пониманием к полному отсутствию у вас манер.

Да, блин.

Есть у меня манеры. Есть. Просто ситуации такие, что не до них.

— А в остальном всё зависит от вас… подумайте, если не за себя, то хотя бы за вашего друга. Приличное образование изрядно повысит его шансы устроиться в этой жизни.

Пожалуй что.

А главное, он прекрасно понимает, что это — манипуляция. И что я понимаю, что это манипуляция. И от того улыбка Карпа Евстратовича только шире становится.

— Чтоб… вас.

— Вот и мне кажется, что грешно не воспользоваться подобным шансом. К слову, через две недели вас ждут.

— Уже?

— На предварительную беседу, чтобы понять уровень вашего образования и определить класс.

Ненавижу школу.

Вот прям с той прошлой жизни и ненавижу.

А он смеется.

— Что ж, будем считать, что беседа с ещё одним ценным свидетелем завершена… — Карп Евстратович осторожно поклонился, причём почти и не поморщившись. А после тихо и серьёзно произнёс: — Если вам нужна будет помощь… любая… двери моего дома всегда открыты.

— Спасибо, — это я тоже вполне серьёзно.

Из госпиталя, уже не Святого Варфоломея, но Святой Екатерины, причём пребывающего под высочайшим патронажем Её императорского Величества, а потому куда более роскошного, нежели предыдущий, нас отпустили на третий день. И не Николай Степанович, который был занят восстановлением своего госпиталя, но молодой нервный парень с дворянским перстнем на пальчике. И на нас он поглядывал сверху вниз, кривясь и всем видом показывая, сколь тягостно ему возиться со всякими там оборванцами.

— Больше отдыхать. Хорошо питаться, — сказал он Еремею, который явился по наши души ближе к вечеру. — Беречься от сквозняков и не водиться с чахоточными!

Последнее было сказано грозно.

— Спасибо, ваше благородие, — Еремей согнулся. — Благодарствуем… за сироток.

И на нас глянул предвкушающе.

Я вот прямо ощутил себя не до конца поправившимся, но…

— Дома всё хорошо? — спросил я, спускаясь по мраморным ступеням. Чувствовал я себя вполне вменяемо, но на руку Еремея опирался. Слева ступени охранял мраморный же лев, справа — слегка запылённый ангел.

— Всё. Татьянка со Светочкой встречу готовят. А Мишка за воротами ждёт.

— Чего так?

— Говорит, место больно примечательное. Не для простых людей. И лечат тут, если не высший свет, то около того. Легко столкнуться с кем-нибудь. А у него рожа запоминающаяся.