Поместье для брошенной жены (СИ) - Белова Екатерина

А вот вечерами, спрятавшись во втором, скрытом от посторонних глаз саду, Ральфар продолжал учить меня магии.

К сожалению, дело не шло. Белый магический поток выдавливался из меня ровно по капле и не приносил ничего кроме боли.

— Будет проще, если пустить кровь, — сказала искренне. — Тогда магия точно будет.

Уже поднесла пальцы к острой пуговке на вороте, когда Ральфар поймал меня за запястье. В потемневших глазах было сожаление.

— Не нужно, Рише. Магия должна быть легкой, как воздух. Если она дается с болью, хорошего ничего не выйдет.

— У меня пять единиц, — напомнила бестрепетно. — И вряд ли станет больше.

— Ну и что? — Ральфар равнодушно пожал плечами. — Тебе не нужна сильная магия, у тебя есть я. Используй меня.

Это была так просто сказано, что я не смогла даже обидеться. Но чертик уже высунул смоляную голову, выбирая место для укуса посочнее.

— Спасибо, Фалче, что разрешаешь себя использовать. Можно мне в твою сокровищницу? — я сложила руки в притворном молитвенном жесте и лукаво склонила голову к плечу.

Глаза у него потемнели еще больше. Темнота затопила радужку, а зрачок полыхнул золотым, вытягиваясь в нитку.

Кажется, я перегнула палку. Сокровищницу еще не всякой жене показывают, а я так. Вейра на птичьих правах с проездом через генеральскую постель.

Тем сильнее оказалось потрясение.

Вместо ответа Ральфар раскрыл золотые крылья, поднял меня на руки и взлетел над садом.

На миг я увидела Семидворье масштабированной зеленой картой, расчерченной полосками дорожек и оград из колючего, магически выращенного терна. Окончательно я потеряла дар речи, когда Ральфар опустился в центральном императорском саду и подвел меня к одной из каменных статуй.

— Чисто теоретически это гробница моей матери, — сказал он любезно.

После обернулся к окнам императорского дворца и поднял руку в безвекторном приветствии, на случай если собственно император выглянет в личный сад, полюбоваться расцветшей магнолией и гробницами усопших наяр.

После сжал колено статуи, и та, полыхнув синей магией, сдвинулась вбок, открывая вход в черную утробу земли.

— Это твоя сокровищница? — спросила с ужасом. — Да она же прямо под окнами императорского дворца!

Слов для эмоционального протеста мне существенно не хватало. Нет, ну надо же до такого додуматься! Сделать сокровищницу прямо под носом у папаши, который спит и видит, как захапать сокровища Таш. Это же.… это же просто восхитительно! Мой чертик обмер от восторга, смешанного с чувством сладкой опасности.

Я послушно спустилась вниз, слушая генерала, который как раз неспешно рассуждал о природе человеческой глупости:

— Отец полагает, что сокровищница Таш осталась в родовом поместье или сложены в проданном тебе доме, но я решил держать ее поблизости. В Поместье не набегаешься. Вот сюда. Осторожнее. Здесь острый выступ.

Мы прошли ложную гробницу и за поворотом в тупиковый коридор перед нами лег еще один спуск.

Лестница шла все ниже и ниже, и мне стало казаться, что мы собираемся достичь ядра земли или вроде того.

Спустя полчаса, не меньше, я спрыгнула с последней крутой ступеньки, и Ральфар поймал меня в короткое объятие, усадив на стол из темного дуба. На столешнице расположился раскрытый судебный талмуд и открытая коробка с сахарным печеньем.

— Я хожу сюда подумать. Поплакать о своей судьбе в надежде, что в отце проснутся правильные отцовские чувства, — с абсолютно серьезной миной сообщил Ральфар.

Щелчком зажег светильники, озарившие абсолютно пустые покои от пола до потолка, и хмыкнул, противореча собственным словам.

Я с недоумением осмотрелась.

— Твою сокро…

— Нашу, — мягко прервал Ральфар, и я послушно исправилась:

— Нашу сокровищницу вынесли? А тебе… то есть, нам оставили свод законов и печеньки. Очень милосердно с их стороны, я считаю. Если печеньки ореховые, то я так и быть.…

Фалче тихо засмеялся. Это случалось так редко, что я застыла с печеньем в руке, зачарованно разглядывая его лицо.

— Мой дар — иллюзия. Не самый сложный дар, но очень полезный, но очень уместный, если уметь им пользоваться.

После щелкнул пальцами еще раз, и я всё же выронила злосчастное печенье.

С комнаты словно кто-то сдернул мантию-невидимку.

Пространство оказалось завалено книгами, свитками, старинными фолиантами, окованными номаром, золотом и обычный, изрядно поеденной ржавчиной сталью. Одна из книжных стопок тянулась до потолка, опираясь одним боком на стену, а вторым на такую же стопку, несколько ящиков со свитками образовывали сложную пирамиду, державшуюся на честном слове и паре заклинаний. На одной из стен висело оружие, а в одном из сундуков были гроздьями свалены редкие артефакты.

Вопреки здравому смыслу и инстинкту самосохранения, я тут залезла в сундук с артефактами, перебирая жутковатые, покрытые пылью вещицы.

Тонкий стилет из неизвестного мне металла, колбу со вспархивающими бабочками — совершенно точно живыми, кусочек странной кроваво-алой ткани. Он даже в руке не держался, скользил и переливался, словно живой, переползая по пальцам. Платочек показался мне настолько жутким, что я взяла его за уголок и отложила в самый край сундука.

— Это ткань, сплетенная из крови эльфов. Поговаривают ее качества столь чудодейственны, что им нет равных. Я не проверял и никому не советую.

Да.… Я тоже проверять не хотела. Чур меня.

После Ральфар тронул меня за руку и кивнул в угол комнаты.

— Здесь лишь малая толика сокровищницы Таш, но вон те книги целиком по черной магии. Я принес их сюда, чтобы не мотаться в поместье и горы лишний раз. Надеялся помочь матери, пока та еще была жива.

Я поднялась, пошатываясь, как пьяная, и двинулась к книгам. Глаза у меня разбегались.

— Возьми те, которые хочешь прочитать, и пора подниматься. Мы не можем отдавать дань уважения умершим так долго.

Я почти не услышала. Мое внимание привлекла тонкая книжица в тетрадной обложке. Совсем старая, в иссохшей кожаной обложке. Тонкие, почти тетрадные странички были исписаны острым жестким почерком, выцветшим от времени.

— Её не бери, — Ральфар склонился над моим плечом, пощекотав дыханием завиток на виске. — Нам неизвестен этот язык.

Вам, может, и неизвестен. А мне очень даже. Я на нем полжизни говорила. Русский литературный называется.

Я жадно впилась глазами в написанные строчки…

Мое имя ни о чем тебе не скажет, говорила первая строка, поэтому, иномирянка, считай, что с тобой говорит вечность. И я не очень люблю писать книги, у меня нет на это ни времени, ни сил, но таков мой долг. Я плачу богине Рейнвашден за явленную доброту.

Если ты видишь сеть, значит, ты иномирянка с полностью сформированным даром. И ты, наверное, не безнадежна, раз дожила до своих лет в Вальтарте. Обычно сеть окончательно формируется к сорока годам, а до того мы пользуемся лишь крохами дара. Призраком своих истинных сил. Наш дар, независимо от сети, всегда различен и требует времени на вызревание, как сыр или вино.

Спорю, ты начала с артефактов. Мы все с них начинаем, потому что интуитивно они кажутся самым безопасным способом испытать свои силы. Сначала артефакты, после зелья, потом заклятия более высокого уровня.

— Ты понимаешь этот язык?

Ральфар с охотничьим интересом склонился над книгой.

Лгать мне не хотелось, но… интуитивно я чувствовала, что содержимое книги — тайна. Такой иномирный секрет для своих. Как нюй-шу в Китае.

— Не совсем, — сказала уклончиво. — Некоторые слова кажутся мне знакомыми. Я возьму.

На обратном пути, Ральфар снова закрыл стену, скрыв вторую лестницу и гробница снова стала выглядеть тесной и пустой. На прощанье мой генерал с любовью сервировал стол печеньками, прокисшим молоком и парой книг из императорской библиотеки.

— Отец иногда спускается сюда, проверяет, чем я тут занят, — объяснил Ральфар. — Надо давать ему чувство ложного контроля, иначе он начнет искать реальный.