Поместье для брошенной жены (СИ) - Белова Екатерина

— Какой еще урок? — спросила с усмешкой мать.

Она поднялась следом и довлела над ним, подобно разящему мечу.

— Риш назвала бы его уроком недоброты. Как думаешь, мать, есть такое слово?

Мать подняла тщательно подведенные брови. Вся раскраснелась, залоснилась от гнева, который был щедро приправлен удовольствием. Ей нравилось препираться и побеждать в споре.

— У твоей Риш было много слов, а только где она теперь?!! А нет её нигде. Сгинула. Сгнила в северных лесах. Напитала чистую землю грязной плебейской кровью….

Берн сжал до хруста кулаки. Бешенство накатило с такой силой, что пришлось закусить рот, чтобы не сорваться.

Дверь хлопнула.

35. Маски сняты

Он словно выпал из морока. Красная пелена перед глазами посветлела.

В кабинет зашла дочь — румяная, посвежевшая и словно успокоившаяся. И Берн с удивлением подумал, что с того дня почти с ней не разговаривал. Или разговаривал, но как-то не так. Говорил ей всякую ерунду, чтобы наказать за норов: не мешай, сделай то, сходи туда, сиди в комнате, не улыбайся, как клуша, раз уж продраконила свою жизнь. Он… был излишне строг.

— Дафна, — выдохнул неуверенно. — Ты что пришла? Ты иди домой, я скоро вернусь.

— Документы занести. Секретарь докладывал, что ты дома забыл.

— Да.… Да, дочь, спасибо. Ты положи и иди, дома поговорим.

Дафна обвела своим фирменным прохладным взглядом развернутую перед ней семейную сцену, положила документы и послушно кивнула. Может, и выйти бы успела, но мать, разгоряченная спором, не дала. Вцепилась ей в рукав, злорадно блестя глазами:

— А мы говорили, что в тебе половина порченной крови, девочка. Вот и сказалась кровушка-то, сказалась.

Дафна, конечно, кремень. Другая бы сорвалась, а она только рукав высвободила.

— Да, бабушка, — сказала послушно.

Мать удовлетворенно кивнула:

— Хоть дура, да своя. Будешь слушаться, дам тебе приданое хорошее, и замуж пойдешь за кого скажу. На твоего отца надежды никакой. Вейра Талье замолвила-таки за тебя словечко, хоть ты и повела себя гадко и нагрубила ей. Сватает тебя очень хороший вариант. В самом соку вейр, дом за ним стоит богатый и высокочтимый, — мать обвела их торжествующим взглядом и выдохнула: — Уж чем ты его, дура, взяла, неведомо, а только сватает тебя дом Варх.

Берн похолодел. Так вот кто сватается к Дафне.

Император происходил из дома Варх-Винзо, и Вархи, формально оставаясь графством, владели половиной Вальтарты и даже с Фалашами разговаривали через губу. Гроцы такие же графы рядом с Вархами были все равно что личинки перед солнцем.

Вархи много веков возглавляли Совет и сотрудничали с Леяш, контролировавшими торговую сеть страны и по некрасивым слухам, изредка приторговывали с ифритами в обмен на темные артефакты. Фактически это родовая ветвь императорской семьи. Те же Фалаши, равные им по положению, хоть и были агрессивны, но хотя бы наяр не брали. Вархи брали. Только наяры эти потом куда-то девались. Вархи придерживались селекционного метода развития, и даже годная наяра, а то и вовсе жена годилась лишь на то, чтобы дать клану сильное дитя. Сама по себе девица ценности не имела, особенно такая, как его Дафна. Порченая, слабая, без драконицы.

Возможно, ей заинтересовались, потому что ее мать иномирянка.

— Нет! — возглас вырвался из горла вместе с рыком. — Никуда Дафна не поедет, и замуж не пойдет!

После недоуменного молчания вмешался отец.

— В своём ли ты уме, сын? Вархам не отказывают.

— А я откажу, — холодно отрезал Берн, протянул руку. — Или сюда, Дафна.

Он не сразу понял, что схватил пустоту. Дафна шагнула к бабке. На миг в ее взгляде мелькнуло что-то давно забытое, живое и очень теплое и тут же погасло. Она перевела незнакомый стальной взгляд на бабку и уточнила:

— А он не очень старый?

Мать насмешливо улыбнулась:

— Говорю, дуреха, неведомо чем ты его зацепила, но второй сын Вархов молод и очень красив.

Берн растерянно опустил руки.

Его девочка. Его Афи, которую он баловал, задаривал кружевами и лентами, таскал на руках, играл в лошадку и госпожу, ездил для нее за щенком кайрана на другой конец страны. Где она теперь его Афи.…

Его Афи холодная и расчетливая вейра, давно потерянная для семьи.

— А ты не лезь, — уже холоднее бросила мать Берну. — Налазился уже. Идем, Дафна, завтра мы отбудем в столицу и окончательно сговоримся с Вархами.

Оставшись в кабинете один, Берн устало опустился в кресло.

В голове вспыхнуло одно из самых счастливых воспоминаний. Они с Риш и тогда еще совсем маленькими детьми поехали на пикник. В Вальтарте были не приняты пикники. Это же так глупо — сидеть на траве, есть остывшую еду и смотреть на деревья и озеро. А Риш вынудила его сесть и смотреть, и он смотрел, пока грудь не начало печь от невыносимого счастья. Он получил любимую женщину, сильных детей и артефакторику. Он хотел остаться жить внутри этого мгновения.

Но теперь он сидит на полностью разоренном производстве. Его дети разлетелись из гнезда непослушными птичками, а жена исчезла из его жизни, как короткий прекрасный сон.

Ничего не осталось.

Домой он возвращался глубоко за полночь, и тем удивительнее было обнаружить зареванную супругу на крыльце.

Та сидела прямо на каменной кладке в помятом платье и сгорбившись смотрела в темноту.

В груди поднялось привычное раздражение, но Берн так же привычно его подавил. Но имитировать доброту и понимание он тоже не захотел.

— Завтра выезжаем в столицу, — сказал ровно. — Иди выспись. Если устроишь очередную истерику, оставлю тебя дома и уеду один.

Он прошел мимо застывшей Талье и уже открыл дверь, когда услышал:

— Я беременна.

Берн окаменел. В груди обмякло и противно задрожало, словно внутри твердой оболочки он был целиком составлен из желе. Он с трудом остановил себя от желания уточнить, не показалось ли ей. Мало ли.

Он выпустил ручку двери и опустился на каменные ступени рядом с Талье.

— Сделай аборт, жена, — сказал глухо. — Мне не нужно это дитя.

Сердце гулко стучало в груди.

Ещё не все потеряно, еще не все потеряно, еще-не-все-по-те-ря-но — стучало сердце. Он разведется и вернет Риш. Он вновь будет счастлив. Еще не поздно отыграть назад.

Риш ведь.… простит?

Талье повернула к нему белеющее в темноте лицо. Драконье зрение выхватило синеву под глазами, исхудавшие, по-птичьи острые плечики и горе. Такое откровенное, жаркое горе, что Берн все сразу и навсегда понял. Не любила она его никогда. И замуж за него шла не по любви. Он, наверное, совсем идиот, если не увидел этого раньше. С чего бы будущей графине, сидящей на столичном золоте, любить женатого немолодого вейра, у которого даже дракона нет?

— Не могу, — выдавила она, наконец. — Брат мертв, а я так часто использовала темную магию, что есть риск не выносить ребенка. Чудо, что я вообще забеременела. Отец не даст мне выкинуть его.

Берн устало потер виски. Его супруга еще и баловалась темной магией. Как много он о ней не знает?

Хотя, кажется, пора ставить вопрос иначе. Как много он вообще знает о ней?

Все, все разрушено. Его руками разрушено.

Он взглянул на Талье, и увидел чужую скучную женщину, в сфере интересов которой только побрякушки и наряды. С ней же не о чём говорить. С ней и спать не о чем.

— Я хочу развода, — выдавил тихо. — Прости.

Талье равнодушно дернула плечом.

— Все кончено, Берн, для нас обоих. Я поставила на кон свою жизнь, свою честь и свое будущее, и проиграла. Наверное, мы что-то не учли. Или он нас всех надул.

— Кто — он? — без особого интереса уточнил Берн, а Талье засмеялась.

— Он, Берни. Для тебя просто он. Он очень хитрый. С виду просто святоша с ликом отца-дракона, а на деле изворотлив, как распоследняя змея. Я так собой гордилась, зацепила же его, смогла, заставила смотреть на себя одну, пусть обманом, но заставила ведь. И даже не заметила, что драконы нашей семьи попадают в глупые ловушки, позорятся перед императором, а донесения летят в пустоту. Он меня использовал, представляешь? Быстро и грязно. И ведь не упрекнуть. Я сама пришла к нему с недоброй целью. А теперь этот никому ненужный ребенок загнал меня в ловушку.