Отшельница. Искра короля (СИ) - Индиви Марина

Я вскинула ладони, взывая к драконьей искре в груди, но ничего не произошло: похоже, я выложилась на операции.

— Так даже проще, — хмыкнул генерал. Когда я попыталась метнуться обратно в столовую, то рухнула на пол от резкого удара водной магии в спину. И мир перед глазами померк.

Часть 7. Королевский выбор. 1

Стефан

Немногим ранее

— Ваше величество, ваш сын вернулся, — доложил секретарь. — Только что.

— Ко мне его. Немедленно.

О том, что Тимоти уехал к Августе, ему сообщили недавно, и Стефан пришел в ярость. Несмотря на то, что Оля простила ей дневник, оказавшийся у Лазара — считая, что во всем виновата Валери, подговорившая ее, а точнее, обманувшая, Стефан не желал больше видеть эту девицу во дворце. По большому счету, ей и нечего было здесь делать: она была фрейлиной той, кто сейчас сидел под домашним арестом. Генерал уже несколько раз просил дать его дочери второй шанс, но его дочь заслуживала гораздо более серьезной кары. По ее милости Лазар мог остаться драконом навсегда.

К счастью, не остался.

Валери была единственной дочерью де Эри, должно быть, поэтому она считала, что ее простят за все и позволят делать все, что угодно. К тому же, у нее была редчайшая аномалия для дочери дракона: она родилась без силы драконьей крови и могла претендовать на то, чтобы стать Искрой. Таких аномалий за всю историю существования мира насчитывались единицы, а за последнее время она была единственной. Именно поэтому Валери была в своем роде жемчужиной, именно поэтому генерал пылинки с нее сдувал и не кривил душой, когда говорил, что у них очередь из претендентов.

И это была одна из причин, по которой Стефан снова задумался о второй Искре. Первой причиной был Тимоти и его нестабильная магия, но все же происхождение Валери, ее уникальность, тоже сыграли не последнюю роль. У короля Рована должно было быть все самое лучшее. Де Эри покупали себе статус, он — диковинную Искру, жену. Это была выгодная сделка. А чувства… после Оливии Стефан уже не рассчитывал, что ему захочется когда-нибудь снова испытать что-либо к женщине. Что-либо кроме желания.

Но Ольга перевернула его мир снова и дала понять, что чувства не подчиняются ни контролю, ни королевским приказам. Ничему они вообще не подчиняются, и рядом с ней Стефан прошелся по всем их граням — начиная от ненависти-притяжения, когда считал ее Оливией, до страсти, любви, раздражения, ярости, злости — и снова любви. Которая оказалась сильнее всего.

Сильнее всех недопониманий, сильнее ее и его страхов по поводу того, что чувства снова могут стать слабостью и ударить в спину тогда, когда ты будешь меньше всего этого ожидать. По большому счету, Оля отражала все его опасения, и когда Стефан наконец-то решил для себя, что ему плевать на все — на все прошлое, на все будущее, главное — это настоящее рядом с ней, она раскрылась ему настолько, что сложно было даже представить себе близость сильнее, глубже той, что связала их.

Если бы она еще не придумала эту свою здравницу… каждый день без нее был подобен пытке! В день казни Кристофа Стефан впервые увидел иномирянку Эрхольда и посчитал его слабаком: за то, что посадил женщину рядом с собой и вообще позволил ей говорить, встревать в их разговор. Но сейчас он на многое взглянул под другим углом, и если Аглая хотя бы чуточку была похожа на Ольгу, иного отношения к себе она бы не позволила и не потерпела. И это на самом деле была не слабость, а самая большая сила.

— Отец? Ты хотел меня видеть? — Тимоти вошел и остановился у стола, дожидаясь его ответа. Садиться он не спешил.

— Ты был у Августы. Зачем?

— Ты следишь за мной?!

— Я слежу за твоими связями. Ты все еще мой наследник.

Тимоти раздул ноздри:

— Я способен сам определиться с тем, что мне делать!

Стефан вспомнил Олю, Наташу, разговор о порке, мысленно досчитал до десяти и произнес:

— Августа — фрейлина Валери. Мы говорили о том, что я не желаю видеть ее в твоих фаворитках.

— И я не желаю, — язвительно отозвался Тимоти, — поэтому если бы ты просто спросил у меня, а не приставлял за мной слежку, ты бы знал, что я ездил к ней, чтобы поставить точку в наших отношениях. Между нами было многое, она мне постоянно писала, и я счел своим долгом прояснить, что больше ничего не будет. Лично, а не в письме и не через третьих лиц. Это честно по отношению к женщине, или ты считаешь иначе?

Стефан вздохнул.

— Почему ты сразу мне не сказал?

— Может быть, поэтому? — Тимоти приподнял брови.

Нет, это выше его сил. Это там, на Земле, матери и отцы могут позволять своим потомкам говорить с ними в таком тоне.

— Не забывайся, — мигом понизил голос до ледяного Стефан.

— Не забудусь. А если вдруг что, ты мне напомнишь, — огрызнулся сын.

— Тимоти! — зарычал Стефан. — Еще одно слово — и ты будешь наказан.

Ответить тот, правда не успел, с его лица разом схлынули все краски. А потом Стефана обожгло болью и пламенем, взбесившемся в крови сына. После зелья Оливии у Тимоти случались приступы, но с каждым годом все реже, и не такие сильные, сейчас же Стефан едва успел вскочить, когда сын повалился на пол и захрипел, царапая ногтями пол. С его пальцев посыпались искры, а глаза заволокла яркая синева магии, выжигающей Тимоти изнутри.

— Корви! — рявкнул Стефан, склоняясь над сыном.

Перепуганный секретарь влетел в кабинет и застыл.

— Гвардейцев ко мне, срочно, и всех ведущих целителей столицы сюда. Немедленно.

Магия Тимоти словно взбесилась. Когда его отравила Оливия, Стефана не было рядом, но по рассказам очевидцев, включая Вальдена, выглядело это в точности так же. Если не сказать страшнее.

Гвардейцы помогли перенести принца в его покои, и все это время Стефан шел рядом, на ходу просматривая контуры сына. Магия Тимоти, которая должна была ему подчиняться, сейчас словно выплеснулась концентрацией за все годы и била по органам, по телу, разрушая его изнутри, словно атаковала сам организм, чтобы избавиться от преграды тела.

Стефан едва успевал ставить блоки на ее пути, чтобы выдержали сосуды и сердце, и к тому времени, как они с Тимоти остались вдвоем, пот с него лился рекой. Удерживать нестабильную магию, восстанавливать повреждения и держать сына на грани одновременно было сложно: действовать надо было быстро, зачастую в считаные секунды, а одна ошибка могла стоить Тимоти жизни. Сложнее всего было то, что он не терял сознание и все чувствовал, а погрузить его в сон у Стефана просто не было времени, и это било по нему ничуть не меньше, чем по сыну.

Впрочем, Стефан даже примерно не представлял, что он сейчас чувствует.

— Я с тобой, — успевал только повторять он, глядя сыну в глаза. — Я с тобой, Тим, все будет хорошо.

К тому моменту, как в покои влетел королевский целитель, Стефан уже сам был на грани.

— Погрузите его в сон, — скомандовал он мужчине и крепко сжал руку сына, повторяя как клятву: — Все будет хорошо.

Он успел только сказать эти слова, как грудь обожгло. Если не сказать опалило: тонкой, невидимой связью — это искра звала на помощь.

Оля. Что-то случилось с ней.

Мгновение — и зов повторился.

— Ваше Величество! — почти в панике закричал целитель. — Я не удержу такую силу.

И Стефан вернулся в реальность, хотя его сознание словно разделилось на две части. Дракон рвался на помощь своей Искре, он… он делал все, что мог, чтобы не позволить сыну умереть. К тому времени, как в покои начали забегать другие целители, ему удалось стабилизировать магию. Она больше не атаковала, но и не успокаивалась, кипела, бурлила, готовая вот-вот снова превратиться в смертельное оружие.

— Направим ее по обводным контурам, — процедил он, — потом отрежем. Полностью.

— Но тогда ваш сын…

— Он не выживет.

Операция по извлечению магии из дракона чем-то напоминала извлечение искры, вот только Тимоти к этому никто не готовил, и никто ранее такого не делал. Стефану казалось, что время то ли тянется бесконечно медленно, то ли летит как сумасшедшее.