Чехов. Последнее дело (СИ) - "Гоблин - MeXXanik"

На полу тянулись красные дорожки — мягкие, глубокого бархатного оттенка. Каждый шаг по ним звучал приглушённо, будто сам зал не желал тревожить торжественность момента.

Гости уже собирались. Все облачены в белоснежные костюмы, и лишь аксессуары, галстуки, пояса, перчатки, броши, выдавали цвета их семей. Получалось словно живое полотно: белый фон, расшитый десятками оттенков — изумрудным, сапфировым, рубиновым. В этой пестроте было что-то странное: каждый хотел выделиться, но в итоге все смотрелись как часть одного тщательно продуманного орнамента.

Я поймал себя на мысли, что мой собственный белый костюм теперь смотрится куда увереннее. И что рядом со мной Арина с сапфирами Чеховых выглядит не хуже любой княгини. А может, и лучше, потому что в её улыбке было то, чего не купишь ни за какие фамильные драгоценности.

Мы едва успели сделать несколько шагов по залу, как к нам буквально выплыла Екатерина Юрьевна. Белое платье на ней было слишком пышным и куда более напоминало подвенечное, чем светский наряд. На фоне остальных гостей, облачённых в строгие костюмы и умеренно украшенные платья, она выглядела так, будто собиралась не на церемонию, а под венец.

— Добрый день, Павел Филиппович, — протянула она со снисходительной улыбкой. Её взгляд скользнул по мне, но задержался на Арине. Точнее, на драгоценностях, сверкающих на её шее и руках.

Улыбка Екатерины дрогнула, и в уголках губ мелькнула едва заметная досада.

— Какая прелесть… — произнесла она чуть тише и тут же добавила вслух: — Так это и есть ваша невеста?

— Разумеется, — спокойно подтвердил я.

— Позвольте поинтересоваться, — она наклонила голову, изображая любезность, — давно ли вы обручены? И как скоро ожидается свадьба?

В её голосе звучала подчеркнутая вежливость, но в глазах горело нетерпение и слишком уж живой интерес.

— Это семейное дело, — отозвался я сухо, и, возможно, даже чересчур холодно.

Екатерина Юрьевна сделала вид, что смутилась. Опустила ресницы, губы её сложились в деликатную улыбку, но каждый, кто хоть раз видел эту даму, понимал, чувство смущения ей чуждо.

— Ах, простите, — протянула она. — Я ведь вовсе не хотела показаться любопытной.

— Конечно, — вежливо кивнул я.

Она ещё раз оценивающе оглядела Арину, задержав взгляд на широком браслете с фамильными сапфирами. В её улыбке было больше зависти, чем света.

— Всё же замечательно, — заключила она, — что столь достойный союз, наконец, состоялся. Империя любит красивые истории.

Я слегка склонил голову и ответил:

— А мы, Екатерина Юрьевна, довольны, когда красивые истории происходят с нами.

Арина едва заметно сжала мою руку, и я почувствовал, как напряжение спадает. Но в воздухе остался лёгкий привкус тревоги, словно Екатерина ещё не сказала всего, что думала.

Мы уже почти двинулись дальше, но Екатерина Юрьевна, словно не желая уступить, повернулась прямо к Арине Родионовне. Её улыбка оставалась приторной, но в голосе проступила стальная нотка:

— Скажите, милая, а вас не смущает история с Еленой Анатольевной? Ведь именно она, если мне не изменяет память, какое-то время считалась будущей невестой Павла Филипповича.

Я краем глаза заметил, как подобралась Арина и успел подумать, что такой выпад может её задеть. Но Нечаева только выпрямилась, глаза её блеснули, и голос прозвучал твёрдо, без колебаний:

— Я не намерена обсуждать Елену Анатольевну в её отсутствие, — спокойно произнесла Арина. — Но при встрече непременно скажу ей, что вы интересовались её судьбой. Полагаю, она будет польщена, что о ней беспокоятся.

На лице Екатерины Юрьевны промелькнуло нечто неожиданное: сначала лёгкая бледность, будто её ударили, затем по щекам разлилась краска. Она открыла рот, словно хотела что-то возразить, но слова застряли в горле.

Я коротко кивнул.

— Благодарю за проявленное внимание, — произнёс я холодно. — Но мы должны идти дальше.

Мы двинулись по красной дорожке, оставив племянницу императора в её тщательно скрытом, но всё же очевидном смятении.

Я украдкой посмотрел на Арину. Она держалась с достоинством, её походка оставалась уверенной, а взгляд — спокойным. В этот момент я ощутил глубокое удовлетворение: моя избранница вовсе не беззащитная барышня, нуждающаяся в постоянной защите. Она умеет постоять за себя. И, что самое ценное, делает это без лишнего шума — спокойно, достойно, так, что противник оказывается обезоружен ещё до того, как успеет подготовить ответ.

И я подумал, что бабушка и Яблокова наверняка остались бы довольны этим мгновением.

Глава 34

Церемония

Мы оставили Екатерину Юрьевну и шагнули в главный зал. Двери распахнулись беззвучно, словно почуяли, что входят не просто гости, а свидетели целого спектакля, который императорская канцелярия готовила, очевидно, не одну неделю. Потому что я был наслышан, что каждое вступление в титул обычно подается с яркой, необычной подачей. Чтобы поступившая на служение семья навсегда запомнила красоту этого мероприятия и передавала потом рассказ о событии из поколения в поколение. С Фомой вышло иначе, потому как его титул был нужен для работы нового отдела жандармерии и не нуждался в обсуждениях.

В глаза сразу ударил яркий свет, который заставил меня непроизвольно зажмуриться и быстро проморгаться. Сотни свечей и хрустальных ламп сияли так ярко, будто организаторы боялись, что хоть один уголок останется в тени. Под потолком висели тяжёлые люстры, каждая могла бы потянуть на небольшое состояние.

В зале пахло свежими цветами и воском. Пол был застелен мягкими красными дорожками, которые приглушали шаги, будто сам зал старался держать гостей в рамках приличий. Гербы старинных родов выстроились вдоль стен, яркие, вышитые золотом и серебром. Над всеми возвышался императорский символ: золотой грифон с мечом и скипетром, глядящий на собравшихся так, что сразу становилось ясно: сегодня решает он, а не люди.

Гости уже собрались в зале, разделившись на плотные группы. Белоснежные костюмы ослепляли не хуже люстр, и только цвет аксессуаров выдавал принадлежность к семье. Синий, изумрудный, рубиновый, янтарный… казалось, будто в зал высыпали целый набор драгоценных камней, решив нарядить их в человеческий облик.

Разговоры звучали вполголоса, но стоило нам появиться, как десятки глаз скользнули в нашу сторону. Взгляды были разные: любопытные, оценивающие, иногда откровенно завистливые. Сапфиры на Арине сверкнули в свете люстр так, что на секунду все разговоры стихли.

Я почувствовал, как её рука крепче сжала мою. Я наклонился и почти неслышно произнёс:

— Не волнуйтесь, они всего лишь проверяют, правильно ли мы оделись.

Арина едва заметно улыбнулась, и мне стало легче.

Но всё равно зал давил своей правильностью, своей отрепетированной торжественностью. Казалось, что каждый шаг отмерян, каждое слово гостей выверено, и даже дышать следовало в такт имперскому гимну.

Я вздохнул и отметил про себя: если уж попадать в театр, то лучше в тот, где билеты дешевле и кресла мягче. Но выбора у нас сегодня не было.

Размышления прервал подошедший распорядитель, на этот раз более представительный, с серебряной цепью на груди и видом человека, которому даже взгляд на красную дорожку кажется служебной обязанностью. Он поклонился с лёгким щелчком каблуков и жестом пригласил следовать за ним.

Мы двинулись следом. Люди расступались почти незаметно, но чувствовалось, будто всё это продумано. Никакой суеты, всё тихо и гладко, будто и сам воздух здесь репетировал церемонию.

Кто-то улыбался, кивая нам, кто-то просто следил глазами, не удосуживаясь скрывать любопытство. Я уловил пару особенно внимательных взглядов, скользнувших по украшениям Арины. Камни сияли так вызывающе, что, казалось, они сами знали о своём предназначении: заявить громко и недвусмысленно, кто рядом со мной.

Мы прошли под гербами. Огромный грифон возвышался прямо над головами, будто сам император наблюдал из-под сводов зала за шагом каждого гостя. Красные дорожки уходили вперёд и расходились в стороны, ведущие к местам прибывших на церемонию.