Семья волшебников. Том 4 (СИ) - Рудазов Александр

Вина за их гибель лежит на ворах и предателях из вымерших народов. Нактархим, сурдит и ла-ционне, Ноготь, Мышца и Кровь Древнейшего вторглись в Банк Душ прямо посреди боевых действий и едва не послужили концом всего Паргорона. Пока войска и большая часть демолордов сражались с Сальваном, пока крушили дворцы богов, Фар’Дуватхим, Сорокопут и Террор нанесли подлый удар в спину.

Террор убит. Его комплекс, искусственная металлическая оболочка, разрушена, а оживлявшую ее кровь выпил Вестник Резни, тесак молодого демолорда Янгфанхофена. Этот героический гохеррим…

— Корчмарь, а можно пропустить ту часть, где ты восхваляешь самого себя?

— Да я даже начать-то не успел!

Фар’Дуватхим заключен в Хиард. Его отдали вместо взятого в плен Джулдабедана, и последний нактархим был сброшен в бездонную темницу богов, где и просидит до конца времен.

И только Сорокопут остался жив, на свободе, да еще и с наваром! Коварный мерзавец в последний момент предал остальных заговорщиков, вырвал из Банка Душ свой вклад и скрылся в круговерти миров.

Именно по этому поводу и собрались сейчас за столом бушуки.

— Все эти тысячи лет у нас была дыра в безопасности, — сварливо произнес Мараул. — Как вышло так, что батюшка Мазед ее проворонил?

— Дыра была труднодоступная, — буркнул Дворк. — Об этом говорит уже то, что никто прежде ей не воспользовался. Слишком много факторов должно было сойтись.

— И однако она была!.. и есть! Ее надо заделать срочно, чем мы с тобой, Дворк, и займемся.

Толстый бушук в шубе услужливо поклонился. Он уже давно помогал старшему брату в техническом обслуживании Банка Душ, выполнял разную черновую работу и о некоторых нюансах функционала знал как бы не больше директора. Но знать больше директора бывает опасно, поэтому Дворк об этом благоразумно не распространялся.

— Но есть и другое дело, — добавил Мараул. — Каген, что ты узнал?

— Я обнаружил примерное расположение берлоги, — вкрадчиво произнес младший из детей Мазеда. — Это анклав, созданный из Паргорона же. Причем очень давний. Судя по всему, Сорокопут планировал скрыться еще в конце Десяти Тысяч Лет, но война закончилась, мы все помирились, и он решил, что выгодней будет остаться дома.

— Но берлогу на черный день сохранил… — задумчиво произнес Мараул. — Насколько хорошо она укреплена?

— Чрезвычайно хорошо, — с сожалением ответил Каген. — Повелитель Терний понимал, что ему не простят, так что закупорил лежбище надежней, чем долгопрудник раковину. Проникновение извне без его дозволения невозможно, дорогой брат.

— Жаль-жаль. А если вскрыть?

— Я уже провел предварительные расчеты! — с готовностью возжег письмена Каген. — Мы можем разрушить печати, но это обойдется приблизительно в три процента общего капитала. Точная сумма нуждается в уточнении.

Бушуки издали свистящие звуки. Дворк зацокал языком, Мараул поморщился.

— Сорокопут украл один и двадцать четыре сотых процента общего капитала, — сказал Дворк. — Тратить три процента, чтобы вернуть один и двадцать четыре сотых…

— Невыгодно, — буркнул Мараул. — Категорически невыгодно. Подешевле никак?

— Возможно, получится сэкономить две-три десятых, — развел когтистыми ручками Каген. — Не больше, дорогие братья.

— В таком случае ищем обходной путь, — сказал Мараул. — Лазейка должна быть! Не навечно же он там замуровался!

…Тридцать пять лет спустя.

— … Да вы издеваетесь надо мной⁈ Эту жирную задницу вообще невозможно выковырять⁈

Дворк и Каген хмуро смотрели на брызжущего слюной брата. Мараул злился, Мараул был в ярости. Он недооценил поначалу Сорокопута, самонадеянно считал, что в течение года-двух они извлекут и его, и украденные условки… да и его самого тоже превратят в условки, что станет хорошим уроком всем, кто мечтает повторить это преступление.

Нет. Дотянуться до Сорокопута не вышло ни за год, ни за пять, ни за тридцать пять. Мерзавец так плотно свернул крохотную складку, что создал полностью запертый мир. Анклав, откусивший кусочек пространства самого Паргорона. Там Сорокопут веселился, глумился, потешался над обманутыми и униженными им бушуками… так это представлял себе Мараул, и все сильнее наливался злобой.

— … Мараул?.. — донеслось откуда-то издалека. — Мараул, ты нас слышишь? Мараул!..

— … Я ему покажу!.. — скрипнул зубами директор Банка Душ. — Однажды!.. он еще поплатится! Я даже не стану переводить его на условки, я превращу его в свинью и буду каждый день отрезать от него куски… и есть. И его самого заставлю. Пусть жрет самого себя и рыдает от боли и голода.

— Эка ты к нему по-доброму, брат, — произнес Каген. — Вот я бы запустил ему внутрь червей, и пусть бы они жрали его изнутри. Веками. Тысячелетиями.

— А я бы заточил его кости до бритвенной остроты, — ухмыльнулся Дворк. — Внутри него самого. Чтобы при каждом движении они рвали бы его плоть. Изнутри. И отпустил. Пусть идет, куда хочет.

— Ты тоже слишком добр, Дворк, — улыбнулся Каген. — Я люблю тебя за это, но лучше было бы… искупать его в яде Ралеос.

— О да-а-а! — закивали оба брата.

Лица бушуков аж залоснились от удовольствия. Мысль о страданиях, которые они обязательно скоро причинят Сорокопуту, доставила демонам ни с чем не сравнимое счастье.

Но… самого Сорокопута у них не было! И вспомнив об этом, Мараул, Дворк и Каген помрачнели. Тридцать пять лет прошло, как тот сбежал, а они по-прежнему гонятся за айчапом. Не удалось вернуть ни одной условки.

Ничего.

— Дорогие братья, если мне будет позволено, я плотнее займусь розыском нашего общего друга Сорокопута, — показал острые клыки Каген. — Благо я сейчас немного не у дел, скучаю и буду рад принести какую-то пользу.

Мараул и Дворк переглянулись. Да, прямо сейчас их младший братик — так называемый «тающий банкир». До Сальванской битвы он распоряжался счетом Мизхиэрданна, но Покров Плоти угодил в Хиард, и его условки стремительно перераспределяют между… заинтересованными лицами. За тридцать пять лет счет Кожи Древнейшего сократился на четверть, а еще через сотню Каген станет казначеем без казны и лишится титула банкира.

Так же вышло и с Дворком, который был бухгалтером Согерахаба, но ему повезло — во время вторжения Сальвана погиб Умиль, бухгалтер Худайшидана. Гниющий Князь нуждался в новом — и Дворк очень вовремя предложил свои услуги. Они сразу понравились друг другу… как заверял всех Дворк. Злые языки болтают, что Худайшидану просто было все равно, так что он взял того, кто первым подбежал, но мы же не станем слушать злые языки?

— Не станем, они злые! — воскликнула Астрид.

— Астрид, не перебивай, это невежливо, — одернула ее мама.

А вот Каген нового клиента пока не нашел. Бухгалтерами Гламмгольдрига и Мазекресс стали сыновья покойных Зедана и Измиора — Гулак и Лебет. Каген предлагал услуги новоявленным демолордам, Совите и Дорче Лояр, но первая предпочла Мартхана, своего прежнего бухгалтера, а вторая до сих пор перебирает. Будто она сможет найти кого-то лучше Кагена.

Ничего, впрочем. Младшего из детей Мазеда недаром прозвали Паргоронским Купцом. Даже если среди мажоритарных акционеров желающих не отыщется, ему хватит и счетов простых демонов. Паргоронский народ ему верит и охотно поручает распоряжаться своими вкладами. У него еще целое столетие, чтобы набрать достаточную клиентуру.

— Хорошо, займись этим, — брюзгливо сказал Мараул. — Дать тебе что-нибудь?

— Небольшую доверенность и, возможно, право экстренного призыва, — задумчиво сказал Каген. — У меня есть кое-какие мыслишки, но не стану обнадеживать вас раньше времени, дорогие братья.

Пахло хвоей и горной лавандой. Гигантские деревья буттуб уходили к облакам, и их кроны то и дело взрывались стаями птиц амар. Небеса кишели жизнью, воздух был чист и свеж, и мало кто поверил бы, что за этой толщей — клокочущая Тьма.