Семеро по лавкам, или "попаданка" во вдову трактирщика (СИ) - Цветкова Алёна

Дети очень обрадовались. Дочка сразу вспомнила про приданое, а сынок, что он мужик. Я им только поддакивала: мол, и про приданое, и про то, что Егорушка у нас старший мужчина в семье, не забыла. Напомнила только, что главная всё таки я. Не хотелось бы ещё одного скандала, подобного тому, что случился вчера.

До городских ворот мы добрались минут за пятнадцать неспешного хода. Слишком близко, чтобы путники останавливались у нас на ночлег просто потому, что не хотят ночевать в лесу. Но с другой стороны, это значило, что и городских жителей можно считать потенциальными клиентами. Если моя фишечка сработает, то можно будет приглашать горожан отведать блюда всех народов мира.

Больше всего город поразил меня несоответствием между тем, что помнила о нём Олеся, и тем, что видела я. Она помнила его большим, красивым, с высоченными каменными стенами и тяжёлыми воротами, обитыми железными пластинами. Улицы Ламана, так назывался этот город, второй после столицы, в памяти Олеси были широкими, дома огромными, а каменная мостовая очень удобной.

Но мне городок показался очень маленьким и каким то неказистым. Вроде бы и ров имелся, и каменные стены, и подъёмный мост, и решётка перед воротами, которую поднимали утром и опускали вечером. Но мне почему то всё это не казалось надёжным укреплением, способным выдержать многодневную осаду. Стены какие то тонкие, решётка чугунная, ударь как следует, и сломается. Чугун же хрупкий металл. И мост очень хлипкий: между досок щели, сквозь которые видна грязная вода защитного рва, заросшего тиной. Про улицы я и вовсе молчу… Узкие, грязные и вонючие. Хорошо, что мой трактир за городом, а то я скончалась бы в муках от одних запахов.

— Мам, — Анушка потянула меня в сторону, — ты чего? Ярмарка же там!

Кивнула она вправо. А вот меня почему то страшно тянуло налево. Что то шевельнулось в прошлом… Как будто бы Олеся ходила совсем другой дорогой. Но зачем и куда, я так и не смогла вспомнить.

— Да, конечно, — отозвалась я, не отрывая взгляда от притягивающей меня улицы. — Ты права, ярмарка совсем в другой стороне. Я просто задумалась и забылась…

Анушка улыбнулась, Егорка фыркнул, по всей видимости, едва сдержав реплику, что все бабы дуры. Ему ещё долго придётся привыкать к новым правилам.

— Идёмте, — кивнула я.

Невысказанная насмешка сына почему то оказалась болезненней, чем насмешка вчерашнего купца. Я решительно схватила детей за руки и чуть ли не бегом помчалась к центру, туда, где уже заканчивалась ярмарка. До полудня оставалось чуть больше часа. Сначала дела, а потом я как нибудь приду в город одна и узнаю, что прячется в памяти Олеси на той улице.

Ярмарка разочаровала. Я ожидала чего то грандиозного: множества прилавков; изобилия товара из разных стран мира; зазывно кричащих торгашей; суетливых покупателей, громко и ожесточённо торгующихся за каждую копейку; мальчишек карманников, снующих стайками туда сюда; звонкоголосых цыган, танцующих и распевающих свои песни…

Я представляла себе разложенные на прилавке горы колбас, от которых умопомрачительно, так что слюни текут рекой, пахнет мясом, чесноком и специями. Я думала, что увижу россыпи ярких тканей, отмотанных от больших рулонов, лежащих на широких столах, которые, смешиваясь друг с другом, превращаются в какофонию цвета и фактуры.

Я хотела встретить самых настоящих киношных купчих, крупных дородных женщин с добрыми глазами и широкими улыбками, которые громко кричат, расхваливая каждая свой товар: самые большие головки сыра и вместительные корзины с самыми крупными яйцами. И всё такое свежее и экологически чистое! Никаких нитратов и микропластика! Ешь — и здоровеешь на глазах.

А ещё где то на самом краю ярмарки обязательно должна была быть тихая, неприметная женщина в платочке с кротким и мягким взглядом, которая торгует сушёными травами. Тут же, недалеко от неё, за невысоким прилавком скромно сидит торговец книгами, спокойный мужчина с задумчивым взором, который смотрит на тебя, а видит весь мир.

И обязательно должен быть ушлый иноземный купец в ярком цветастом халате и чалме на голове, который продаёт пряности, зачерпывая их из мешков и мешочков маленькими деревянными черпачками разных размеров: начиная от самого маленького, с напёрсток, и заканчивая самым большим, со стакан.

Но вместо всего этого буйства красок я увидела унылый и скучный рынок, похожий на сотни таких же в моей прошлой жизни. Бабушки, сидящие на скамеечках перед ведром с яблоками, морковью или вовсе старыми ненужными вещами. Неопрятные мужички с похмельными глазами, продающие всё, что плохо лежит (и не обязательно у себя). Хмурые и недовольные женщины торговки с полупустыми прилавками, засиженными жирными мухами с перламутрово зелёными глазами.

Сразу захотелось вернуться в «отравленные» современным миром супермаркеты. Там хотя бы чисто, и колбаса лежит в холодильнике, а не на жарком полуденном солнце. Такую и есть то, наверное, опасно для здоровья. В ней из консервантов только молитва.

— Мам, — Анушка снова дёрнула меня, отвлекая от навалившейся тоски по прошлому, по моему миру: чистому, привычному и безопасному. — Мам! Ты мне обещала приданое! Пойдём посмотрим ткани? Я хотела бы купить отрез льна на рубаху жениху!

— Лучше хлопок, — машинально ответила я. — Лён слишком жёсткий и быстро мнётся… Но это потом. Давай сначала посмотрим продукты. Нам и гостей кормить надо, и самим есть. А потом обязательно купим тебе отрез. Хорошо?

— Мама! — Анушка, радостно заверещав, подпрыгнула и повисла на мне, сияя как начищенный пятак. Как мало надо ей для счастья.

— Баловство всё это, — нахмурился Егорка, неосознанно копируя покойного отца. — Думаешь, ежели у тебя приданое будет, так жених богатый на тебя клюнет?! Ага, как же! Для него, чай, отец жену со всем старанием подберёт. И ровню, а не помойную девку, у которой за душой ни гроша. Это только батька наш дурак был, на бесприданнице женился.

Анушка сникла. А я от удивления не сразу нашлась, что ответить. Сынок произнёс эту тираду, унижающую и оскорбляющую меня, так привычно и буднично, будто говорил и слышал её сто раз и перестал воспринимать как оскорбление.

— Вообще то, — отмерла я, — если бы ваш отец не женился на мне, то вы, наши дети, и ты, Егорка, в том числе, не родились бы вовсе. И потом, ваш отец женился на мне потому, что у него не было денег платить за работу на кухне. То есть он был таким же нищим и «помойным», как и я. Но ты прав в том, что Анушке мы жениха получше найдём, чем ваш отец. Правда, для этого нам придётся потрудиться и заработать денег, чтобы перестать быть нищими и «помойными».

— Вот ещё, — перебил меня сыночек, — я не стану трудиться, чтоб у Аньки жених хороший был!

— А ты не для неё, — улыбнулась я, — ты для себя потрудись. Чем больше денег трактир заработает, тем богаче станешь ты, Егорка. Ты же наследник то.

Он на миг задумался и кивнул:

— Тогда ладно… Тогда я согласен.

— Ну и отлично, — рассмеялась я. — А теперь давайте ка купим продукты для гостей. Нам надо немного мяса, овощей, яиц, молока и хлеба… И сегодня ты, Анушка, главная по покупкам. А то уж замуж невтерпёж, а неизвестно, можешь ли хозяйство сама вести…

— За мясом поздно уже, — тут же протянула Анушка. — Поди, уж всё хорошее разобрали, одни кости остались.

— Зато подешевле отдадут, — не стала спорить я. — А в Картаре говорят: сэкономил, значит, заработал. То есть чем меньше потратил, тем богаче остался, — пояснила я, увидев непонимание в глазах детей.

— А откуда ты знаешь, что говорят в Картаре? — с подозрением спросил Егорка.

— Так купец рассказал, — не растерялась я. — Который этой ночью у нас остановился. Вот у Авдотьи спросите.

Мой ответ удовлетворил детей, и мы отправились за мясом.

Мясной ряд я всегда считала специфическим местом, куда люди вроде меня наведываются максимум раз в год, купить мясо для первомайского шашлыка. И то только потому, что в любой компании непременно найдётся человек, который считает, будто на рынке оно вкуснее, чем в магазине. А ещё там можно поторговаться!