Тьма и свет (СИ) - Завгородняя Анна

— И мы можем немедленно отправиться в ваш дом и предъявить права на все движимое и недвижимое, — продолжил господин Сурин.

Я даже задержала дыхание. Вспомнила отчима и стиснула зубы.

— Ну так что, Софья? – мягко спросил Анатоль.

Я заглянула в глаза любимого, выдержала паузу, затем решительно кивнула.

— Мы отправляемся немедля.

Шуйский улыбнулся.

— Я так и знал, что ты это кажешь. Поэтому для нас готов портал. Мы переместимся уже сегодня. Кстати, — предложил аллесианец, — если хочешь, можно взять Капу, или еще кого-то.

Я посмотрела на Анатоля и покачала головой.

— Нет. Я сама справлюсь. Ведь ты же будешь рядом? – спросила уже тише.

— Всегда, — последовал ответ и поверенный, довольно кивнув, собрал со стола бумаги, после чего повернулся к нам.

— Я в вашем распоряжении, господа.

***

Старый дом, место, где провела так много счастливых дней, встретил меня удивленными взглядами слуг, их шепотками и откровенным:

— Госпожа! Вы?

Я переступила порог и оглядела просторный холл, отметив, что в нем мало что изменилось. Господин Буйнов не решился внести коррективы, и все картины находились на своих местах, как и беломраморные статуи, венчавшие широкую лестницу, ведущую на верхние этажи.

— А нам сказали, что вы отреклись от жизни мирской и посвятили себя служению в монастыре! – Дворецкий вышел вперед, рассматривая меня, будто невиданную диковинку.

— Нет. Я и не собиралась оставаться в монастыре, — ответила ему и, приветливо кивнув лакеям, собравшимся в холле, спросила: — Где Буйнов?

Слуги переглянулись. Показалось, или в их глазах я заметила промелькнувшее облегчение?

— Значит, вы вернулись? – Голос дворецкого дрогнул.

— Да. И хочу знать, где мой отчим.

— Он в кабинете вашей матушки, Софья Федоровна. Мне доложить о вашем приезде? – уточнил дворецкий.

— Нет, Павел Григорьевич, я хочу сама подняться наверх и сделать господину Буйнову маленький сюрприз. И да, — спокойно взглянув на слуг, я распорядилась, — пожалуйста, сейчас же ступайте в комнаты Ефима Тимофеевича и Марины Ефимовны. Соберите и упакуйте все их вещи, после чего пусть лакеи вынесут сундуки во двор. Там господ Буйновых ожидает экипаж. Сегодня они покидают этот дом.

Дворецкий разве что не просиял. А я, пряча довольную улыбку, поманила за собой поверенного и Анатоля, чувствуя себя невероятно, после отданных распоряжений.

— Мне уже немного страшно, — признался Шуйский, поднимаясь рядом со мной по лестнице. – Ты такая…

— Какая? – Я широко улыбнулась, и аллесианец улыбнулся в ответ.

— Сильная.

Я кивнула.

— Мне пора все расставить по своим местам, — сказала Анатолю, радуясь, что он рядом, что мы вместе. Не знаю, была бы я такой храброй без его присутствия. Наверное, нет. Шуйский придавал мне уверенности в себе, в своей силе, даже несмотря на то, что я теперь просто человек без магии.

Но кто сказал, что без магии нет счастья?

Широкий коридор с рядом картин, украшавших стену, был тоже до боли знаком. Казалось бы, прошло всего несколько месяцев с тех самых пор, как я покинула стены родного дома. Но у меня создалось ощущение, что миновала целая вечность. А еще я поняла, что вернулась домой совсем другим человеком. Видимо, мне самой нужно было пройти это испытание предательством отчима и встречей с агентами, чтобы понять и принять себя такую, какая я есть.

Но вот и заветная дверь. Остановившись перед ней, я несколько секунд медлила, вспоминая, как когда-то там сидела матушка. Я приходила к ней, и мы могли проводить время вдвоем и разговаривать бесконечно долго обо всем на свете.

Теперь в мамином кабинете сидит чужак, и ему там не место.

Я вошла без стука, сразу расставляя приоритеты. Анатоль и поверенный последовали за мной, причем последний мягко закрыл за нами дверь.

Надо было видеть лицо Ефима Тимофеевича! О, я, наверное, получила огромную долю удовольствия, лицезрея, как на смену удивлению приходит откровенная злость, а после нее растерянность.

— Не ждали, Ефим Тимофеевич? – Я позволила себе первой начать разговор.

Он вцепился руками в край стола, побелев лицом так, что оно стало цвета полотна.

— Ты… — произнес опекун. Голос Буйнова дрогнул, а я улыбнулась.

— Я. Вы, верно, помните, какой сегодня день? – спросила, спиной чувствуя одобрение и улыбку Шуйского.

Буйнов насупился. Затем резко встал.

Он помнил. Точнее, вспомнил. Я увидела это по его взгляду, в котором промелькнула бессильная ярость.

— Так вот. – Я решила быть «доброй». – Сегодня мой день рождения. Мне исполняется двадцать один. – Выдержав паузу, мягко добавила: — Поздравления принимаю. И, кстати, подарки тоже.

— Какие подарки? – Буйнов удивленно моргнул.

— Например, вы сейчас можете отправиться в свои покои и помочь моим слугам собрать ваши вещи, — предложила я. – И вещи вашей дочери. Заодно проследите, чтобы ничего вашего в доме не осталось. Ну и мое случайным образом, прошу, не брать. Я проверю. И это для меня будет лучшим подарком от вас.

Бледность Буйнова сменилась на ярость. Лицо его стало кирпичного оттенка. Он резко вышел из-за стола и шагнул на меня, словно медведь на охотника. Не сомневаюсь, опекун мог бы меня даже ударить. Нет, Буйнов точно хотел бы это сделать, но тут Шуйский выступил вперед, закрыв меня собой. Аллесианец покачал головой, всем своим видом принуждая моего опекуна отступить.

— Вот документы, подтверждающие права Софьи Федоровны Воронцовой о вступлении в наследование всем имуществом ее матери, движимым и недвижимым. – Поверенный проворно извлек бумаги и сунул под нос Ефиму Тимофеевичу. Тот даже икнул, отпрянув от Сурина, как от огня.

— Все документы в порядке. Можете не сомневаться. – Поверенный хранил спокойствие, а я перекрестила руки на груди, следя за отчимом.

Если бы он только знал, какое удовольствие мне доставляет видеть его смятение! А как я буду рада, выставив отчима вон!

Пусть возвращается в свое полуразрушенное имение. Там им с дочерью самое место.

Тут в дверь постучали, и я, обернувшись, увидела Марину.

Дочь Буйнова вплыла в кабинет этаким лебедем. Еще до того, как она заметила нас, я успела оценить дороговизну ее нарядного платья и груды украшений в волосах, на груди и пальцах девушки.

— Отец, что вообще такое происходит? Почему слуги собирают мои вещи? — Вот и все, что успела сказать Марина Ефимовна, когда застыла, уставившись на нас самым неприличным образом.

— Привет, сестрица. – Я широко улыбнулась.

Марина посмотрела на меня, затем на отца, и выдала самое глупое, что только могла:

— А что она здесь делает?

— Пришла вступать в права наследства, — ответила я миролюбиво.

— А как же обитель? – Дочь Буйнова будто не верила своим глазам.

— Тебя ждет, — пошутила я. – Моя келья, кстати, совершенно свободна. Правда, в ней теперь слишком большое окно, зато вид из него открывается изумительный.

Марина, конечно же, ничего не поняла из моих слов. Зато четко уловила суть действий прислуги.

— Нас что, выгоняют? – спросила она недовольно. – А как же модистка? Я договорилась, что она приедет сегодня вечером. Мне нужны новые платья для выхода в свет. И…

— Боги, Марина! – простонал Буйнов и, вскинув руки, закрыл ладонями лицо. Впрочем, горевал он недолго. Уже несколько секунд спустя Ефим Тимофеевич перестал печалиться и с вызовом закричал: — Я этого так не оставлю!

— У вас никаких шансов, — попенял ему поверенный.

— И вы! – Буйнов ткнул пальцем в Сурина. – И вы! – Теперь досталось и Шуйскому. – И ты! – Меня тоже не обошли вниманием. – Вы все еще пожалеете, что связались со мной! Да я вас…

— Милейший, ступайте к себе, как вас попросила хозяйка дома, и собирайте вещи, — посоветовал ему поверенный.

— Я этого так не оставлю! Идем, Марина! – крикнул отчим и, схватив дочь за руку, повел прочь из кабинета.