Яромира. Украденная княжна (СИ) - Богачева Виктория

Но Ярослав решил, что встретится с ними со всеми завтра. С боярами да простым людом, который нынче попрятался по избам да теремам, и не смел казать носа наружу. А многие загодя покинули родные стены, оставив позади пустые дома.

Дружины его родича князя Желана хватит, чтобы удержать всех в узде на одну ночь. А утром он отправится в детинец. И возьмет с Нового Града богатую виру. И обложит их данью…

Вскоре вокруг огня выросли навесы и зажглись еще костры. Лекари велели приносить сюда раненых. Кто-то принялся кашеварить, из детинца натаскали бочонков с хмельным медом, свежего хлеба, мяса, всякого добра.

Всем обустройством заправляла Чеслава — единственная из его воевод, еще державшаяся на ногах. Ей все было некогда показать лекарю руку, которую она продолжала прижимать к груди, и под конец Ярославу пришлось на нее прикрикнуть. И приказом заставить сесть и передохнуть.

— Твой отец был добрым воином, — сказал он Вячко, у которого заместо лица осталась лишь тень с потухшими глазами.

Тринадцать долгих зим он полагался на Будимира. Оставлял его наместником, отправлял в самые дальние земли, доверял свой терем и свою семью. И ни разу в нем не усомнился. До того единственного мига, когда его старший сын увел Яромиру ночью в лес…

Ярослав не успел переговорить с воеводой после того, как дочь нашлась. Не успел сказать, что гнев его давно поутих, что он его ни в чем не винит.

И уже не успеет.

— Он принял меня в род, — тихо отозвался Вячко. — Перед самой смертью.

Горло ему стягивало от слез, которым он так и не позволил пролиться.

— Будь его достоин, — сказал князь.

Вскоре к их яркому костру пришел и конунг Харальд. Он смыл с лица и волос кровь, и его голову огибала широкая, плотная повязка. Вячко подвинулся, уступив ему место подле князя. Воины, которые его сопровождали, уселись чуть в стороне.

— Как твой сын? — спросил Харальд, бросив быстрый взгляд на княжича, забывшегося рядом с отцом беспокойным сном.

— Останется со шрамом.

Северный конунг усмехнулся. У кого из воинов их не было?..

— Говорят, Рёрик вывез добрую часть сокровищницы Хольмграда, — чуть погодя сказал Харальд.

Ему, как и всем прочим возле костра, поднесли чарку с теплым питьем, и теперь он катал ее меж ладоней.

— Ты знаешь, куда он направился?

— Да. На Севере не так много мест, где он мог бы укрыться.

Они помолчали, буравя друг друга тяжелыми, неуступчивыми взглядами.

— Я вернусь за ней. Я найду ее где-угодно, — мрачно посулил Харальд.

Ярослав сдержал дюжину ругательств, что так и рвались с языка. Он видел, что к их разговору прислушивались. Чувствовал затылком внимательные взгляды своих и чужих людей.

— Моей дочери должно быть спокойно на Севере. Что ты станешь делать, когда убьешь Рюрика?

Харальд сузил глаза. Он догадывался, о чем толковал с ним конунг из Альдейгьюборге.

— Рюрик звал себя вождем всех вождей, — вновь заговорил Ярослав, не дожидавшись ответа. Но он видел, что северный конунг внимательно его слушал. — Я бы мог отдать дочку за вождя всех вождей.

Недобрая усмешка скользнула по губам Харальда.

— Поклянись, — потребовал он.

Немало ран получил нынче Ярослав. Но, достав из голенища сапога нож, он нанес еще один порез — сам себе, проведя острым лезвием по ладони. Сжав кулак, пока на землю не закапала кровь, он просто сказал.

— Я клянусь.

Харальд мрачно кивнул. Он уже понял, что поспешил сегодня, когда велел передать Ярлфрид, что вернется по весне. С тем, что потребовал от него конунг из Альдейгьюборге, ему не управится и к лету…

— Я оставлю с тобой двух своих людей. Они скажут Ярлфрид, чтобы она дождалась меня.

— Я сам скажу ей.

Северный конунг ожег его острым взглядом и стиснул челюсть. Но ничего не проронил в ответ. Как никак, говорил он с отцом своей невесты, будущей жены. Они станут родней…

На том они и порешили.

Утром, еще до того, как встало солнце, Харальд покинул Новый Град на нескольких драккарах, оставив на берегу старого кормщика Олафа с одним из своих воинов.

Люди Ярослава искали павших и врачевали раненых, пока князь отправился в детинец. Потолковать с боярами и пленными. Да рассудить, как им всем жить дальше.

Княжеская дочка VI

Яромира с трудом удержала лицо, когда не увидела среди тех, кто вернулся на Ладогу, Харальда.

Был солнечный, морозный день. Со дня, как войско ушло на Новый Град, минуло больше дюжины седмиц, и возвращались они в самый разгар суровой зимы.

Князь Ярослав отправлял в терем гонцов, и потому Яромира знала, что Харальд в той битве выстоял. И ждала его всем сердцем все это долгое время. Но вместо него увидела кормщика Олафа в сопровождении двух мужчин из дружины конунга, имен которых она даже не знала.

Когда Звенислава пошла навстречу мужу и сыну, Яромира поняла, что не может ступить и шага. Ноги словно приросли к крыльцу терема. Она стояла и смотрела на отца. На брата, у которого на лице теперь был шрам. Смотрела, как к ним следом за матерью бросились младшие дети: Мстислав и Горислава. А сама она словно окаменела. Могла лишь сердито поджимать дрожавшие губы — не реветь же ей на глазах у всех!

Потом, вестимо, сбежала с крыльца, чтобы обнять отца и брата, но взгляд все равно блестел от с трудом сдерживаемых слез. Князь ничего ей не сказал про жениха, но зато в сторонку ее отвел кормщик Олаф.

Он протянул ей железный оберег в виде трех пересекающихся треугольников.

— Конунг Харальд велел передать… — неловко пробормотал он, явно желая оказаться в любом ином месте. — Как залог, что он вернется за тобой, дроттнинг.

— Где он? — сглотнув, спросила Яромира, не отводя взгляда от оберега, но и не решаясь к нему прикоснуться.

— Ушел с драккарами на север, — неохотно отозвался кормщик. — Одолеть Рёрика и забрать его людей и земли.

— А это что?

Треугольники манили княжну и одновременно пугали.

— Его воинский знак. Амулет Одина. Харальд носил его, не снимая, как только взял в руку боевой меч.

Что-то в голосе кормщика заставило Яромиру вскинуть пытливый взор.

— Он что же… он что же отдал мне знак своей воинской удачи? Свой обережный знак? — ее губы задрожали.

— Выходит, что так, дроттнинг, — с привычной суровостью кивнул Олаф.

— Но зачем?.. — потрясенно прошептала она и полезла под меховую свиту и под теплую рубаху из шерсти, чтобы вытащить шнурок, на котором висело кольцо конунга. — Харальд уже отдал мне его… Мне не нужно иного! Я и так его дождусь…

Яромира вцепилась в руку кормщика и заставила того сомкнуть ладонь, сжать в кулаке оберег.

— Отвези, отвези его Харальду! Пусть будет у него! Зачем же он отпустил тебя от себя?..

Она удивилась, когда на губах Олафа мелькнула быстрая улыбка. Он покачал головой, совсем иным взглядом смотря на княжну.

— Мой конунг приказал мне отправиться с твоим отцом в Альдейгьюборге. И передать тебе его оберег. И остаться рядом с тобой, дроттнинг. Пока он не вернется.

Яромира, подавившись словами, замерла. Слова кормщика звучали в ее голове, но смысл от нее ускользал.

— Харальд что же… не верит моему обещанию… — прошептала она потрясенно, позабыв, что была не одна.

Над ее головой раздался смешок. Не знай она, что рядом с ней стоял Олаф, она бы сказала, что смешок прозвучал ласково.

— Тебе он верит. И хочет, чтобы ты верила ему.

Яромира крепко сжала кулаки, ее ногти впились в ладони. Она подняла взгляд на кормщика, чувствуя, как холодный комок оседает в горле. Его грубоватое лицо с суровыми чертами в тот миг показалось мягче.

— Иногда ожидание требует больше храбрости, чем битва, — добавил он, усмехнувшись, но в его глазах не было насмешки.

— Один же не покинет его? От того, что Харальд отдал мне оберег?

Старый кормщик покачал головой. А потом поднял руку и бережно погладил Яромиру по плечу. Смотрел он на нее теперь совсем иными глазами.