Наперегонки с ветром. Идеальный шторм (СИ) - Виннер Лера

– Хитрая ты сука, хорошо спряталась, – я пробормотала это себе под нос, прекрасно зная, что тварь услышит.

Эмери, стоило снова взять ее в руки, отозвалась уже знакомым теплом.

– Заткнись, – огрызнулась на нее я почти лениво.

Будучи на сто процентов уверенной в собственной безопасности, можно было ее подразнить, но почему-то не хотелось.

Точно так же, как не хотелось ни анализировать произошедшее, ни углубляться в очевидные причины, ни напоминать себе о том, что я сама в этом виновата.

Я чувствовала себя как будто очистившейся, а поврежденная огнем обложка притягивала взгляд.

Кайл сказал, что с ним тварь начала общаться на третьей странице. Когда пригляделась к нему и поняла, что наконец попала в руки к кому надо.

Теперь она не могла говорить или влиять на мысли, устроившись на диване, я пролистала роман еще раз.

Книга, как и этот дом, принадлежала Нильсонам, и помнила об этом. Выбрав себе хозяина, она. тем не менее, искала для восстановления уголок, связанный с ними, спряталась если не в одном их доме, так в другом.

Двадцать лет тишины и забвения.

Я сама готова была сорваться спустя пару месяцев.

Открыв первую страницу, я начала читать, ожидая, что очень скоро брошу – судя по тому, что мне пересказал Кайл, это должна была быть история любви.

Однако история эта оказалась и правда захватывающей.

Описанная Серджио Эмери была юной с чистыми серыми глазами и светлыми волосам, тонкими и блестящими, как паутина в солнечный день. Ее неизменная бледность добавляла образу неописуемую трогательность, а манера говорить спокойно и тихо приводила мужчин в восторг.

Я хмыкнула, и книга нагрелась в ответ, потому что мы обе знали, откуда бралась эта бледность и робкий голосок – поселившаяся в опустевшем теле сущность старалась приспособиться, делала все, чтобы подражать человеку.

Для влюбленного писателя она была божеством, снизошедшим на землю, чтобы искупить грехи нечестивой ведьмы, но полюбившим обычного мужчину, как простая смертная.

– Его знакомых ты тоже вырезала к Нечистому?

Я задала вопрос без ответа, и книга как будто вздрогнула.

Оторвавшись от строки, которую читала, я немного отстранилась, разглядывая ее.

Ни конкретных слов, ни однозначного движения по-прежнему не было, но, все тот же Нечистый бы ее побрал, я понимала, чего она хочет.

Не сметь смеяться и язвить.

Серджио был ей дорог.

Запрокинув голову и уперевшись затылком в дубовую спинку дивана, я посмотрела в потолок и попробовала представить себе, каково это – прожить с кем-то больше пятидесяти лет. Делить невзгоды и радости, злиться, утешать, защищать.

Так много для человека.

Ничто для существа, у которого впереди вечность.

Даже лишившись тела, которое неизбежно сносилось, как одежда, она проживала его короткую человеческую жизнь как собственную, наслаждалась ею и мокла вместе с ним под дождем. Просила остановиться, когда от долгого сидения за письменным столом у него начинали болеть пальцы, и требовала внимания к себе так страстно, как может только женщина, уверенная в том, что ее безоговорочно любят.

Припомнив, что приготовленная Кайлом еда еще осталась, и на ужин ее хватит, даже если он забудет или не успеет наведаться к мадам Мод, я легла, сунув под голову маленькую квадратную подушку, и продолжила читать уже внимательнее.

В той разделенной на двоих жизни было все. Далекие странствия и побег от разбойников. Нищета и воровство, необходимое, чтобы прокормиться, и почти роскошная жизнь писца при нотариальной конторе. Головокружительное счастье и обжигающая боль, когда ее писатель заболел, а старый врач в маленьком городке не мог поставить ему диагноз.

На первый взгляд, все было обычно – лишь роман о паре влюбленных, сбежавших из родного села, чтобы путешествовать. Он хотел снискать славу талантливого писателя, она последовала за ним и поддержала во всем.

Зная о нюансах, недоступных стороннему читателю, можно было отчетливо проследить, как менялась эта жизнь. Когда именно Эмери осталась без тела, но не покинула своего Серджио. Изумление, с которым он понял, что единственной желанной для него женщиной навсегда останется бесплотное потусторонее существо, умеющее без жалости убивать, но не способное воплотиться в человека.

На страницах романа герои сражались с разбойниками вместе, и Эмери держала оружие наравне со своим мужем.

На деле же с его согласия на время заняла его тело и убила тех, кто представлял для него опасность, потому что он не умел и не хотел убивать сам.

Когда книга перевалила за середину, я почувствовала, как пересохли губы, но просто облизнула их, не желая вставать. Казалось, что волшебство абсолютного погружения в историю может пропасть, если прервусь хотя бы ненадолго.

Сюжет не закручивался слишком лихо, но держал в напряжении, и по мере его развития я начинала невольно задумываться о том, как много Эмери на самом деле предлагала Кайлу.

Ее любовь была жестокой, всеобъемлющей, требующей постоянной и полной отдачи, но такой искренней. Интересуясь, зачем ему понадобилась я, – или кто угодно другой, – она не лукавила и не издевалась, а в самом деле не могла понять, к чему тратить время и силы еще на кого-то, если она готова отдать ему всю себя и подарить целый мир в придачу.

Забрав мое тело, она застала его врасплох, а перед тем еще вынудила мучиться неведением, подбрасывая свои кровавые приветы. Говоря, что она не способна заинтересовать его, он, как выяснялось, намеренно старался ее обидеть, и, с большой долей вероятности, достиг цели, потому что она и правда… старалась.

Как умела, как могла, но прикладывала все силы к тому, чтобы его впечатлить.

Повернувшись на бок, я с удивлением обнаружила, что до конца остались всего две главы.

Устроенная на диване книга в очередной раз отозвалась теплом.

Она больше не рвалась, но все еще хотела спровоцировать разговор.

– Заткнись, – во второй раз я попросила ее об этом почти вежливо, и перелистнула очередную страницу.

Глава 4

Когда я открыла глаза, в гостиной было темно.

Приглушенное пламя единственной свечи, оставленной гореть в холле, рассеивало эту тепноту, делая ее безопаснее и мягче, но судя по общему ее оттенку, за окном был либо глубокий вечер, либо едва зародившаяся ночь.

Приподнявшись на диване, я обнаружила, что укрыта лёгкими мягким покрывалом, а Эмери…

Дочитанная и закрытая книга смирно лежала на полу.

Я свесилась ближе, прислушиваясь к себе и к ней, проверяя, стер ли глубокий и спокойный сон связь между нами.

Тварь ощущалась уставшей. Она как будто устала бороться и притихла, осмысливая всё случившееся.

Встав, я захватила её с собой и переложила на стол. Нести наверх не хотелось, заворачивать в кабинет, чтобы оставить там, – тоже.

Четвёртая ступенька заскрипела под ногой как-то удивительно уютно, и я улыбнулась дому.

Он и правда удивительно тепло принимал меня.

Слова Кайла обо мне были приказом, которого он не мог ослушаться, но всё же этот дом принадлежал не только ему.

Если бы восемь лет назад он и правда скоропостижно овдовел в результате посланной мне чумы, старшая леди Нильсон едва ли мучилась бы совестью.

Быть может, поэтому мне так сложно было примерить обращение «графиня» на себя.

Слышать «леди Нильсон» в любом контексте было необъяснимо приятно, – как выражение особой близости, как будничное подтверждение данной однажды клятвы.

Но графиня из меня вышла откровенно хреновая.

Поднявшись по лестнице, я остановилась, держась за перила, потому что внезапно вспомнила. Все мои вещи лежали в спальне Кайла, которую теперь предлагалось считать общей. Если он уже спит, придется либо устраиваться рядом, как мы по очереди устраивались в каюте по пути сюда, либо взять рубашку и пойти в свою старую комнату.