Лонгхорн уставился на него колючими маленькими глазками. Провел ладонью по лбу.
– Были. Мы всегда там отдыхаем. Можем себе позволить лучшее, в отличие от некоторых.
– И вы, конечно, не проконтролировали, что ваш сын собирал на берегу моря?
Лонгхорн ухмыльнулся.
– Да лишь бы не триппер.
– А лучше бы триппер! – воскликнул Кассиан. – Волтонский краб запрещен к добыче и вывозу! Мало того, что он ядовит, одного укола хватит для полной парализации на несколько суток. Он еще способен превратить человека вот в это! Ваш сын долго таскал его в карманах, как я погляжу.
Краб со стоном исторг из себя шестую жемчужину и обмяк на лабораторном столе. За большим окном в другой кабинет стояла целая толпа с записными книжками: биологический факультет пришел наблюдать за такой редкостью в полном составе. Пинкипейн, их куратор, тонкий и гибкий, похожий на сказочного эльфа, что-то записывал в блокнот.
– Это ваша вина! – Лонгхорн ткнул Кассиана в грудь. – Это вы использовали чары!
– Конечно, я использовал чары, – не стал отрицать Кассиан. – Изолировал вашего Гевина, чтобы отдача от такого оборота не оторвала ноги его приятелям! Я, видите ли, преподаватель. Я не могу не думать о своих учениках и их безопасности.
Краб зашевелил клешнями, издал тонкий стон, и Лонгхорн, который готовился исторгнуть очередные угрозы, вдруг как-то обмяк, словно из него выдернули стержень.
– Долго он будет так страдать?
Кассиан надел толстую кожаную перчатку, поднял одну из задних клешней и отрицательно покачал головой.
– Жемчужин больше не будет, если его не кормить и не поить. Человеческий облик Гевин примет завтра, примерно в это же время. Советую пока оставить его здесь под наблюдением.
Кассиан вздохнул и произнес с неожиданным теплом и сердечностью:
– Я искренне вам сочувствую. И вам, и ему. Но нужно же быть как-то внимательнее к сыну. Ни курорты, ни деньги не заменят ему вашего живого участия. Пока это кончилось вот так, нелепо и по-дурацки. Но может случиться настоящая беда.
Лонгхорн угрюмо кивнул.
– Он очень разозлился на вас из-за тех пересдач. Я не знал, что он притащил с собой эту пакость.
Кассиан понимающе качнул головой.
– Что ж, будет ему урок. Лучше, чем чтение нотаций.
Лонгхорн мрачно посмотрел на меня и произнес:
– Вы тоже извините, госпожа Торнфилд. Мне сказали, что он говорил вам какие-то гадости.
Я холодно кивнула, принимая извинение, но не забывая о проступке, и мы покинули лабораторию. Ректор остался с Лонгхорном, что-то успокаивающе приговаривая и убеждая, а мы с Кассианом вышли из главного корпуса и неторопливо двинулись по дорожке в сторону жилого. Навстречу шли студенты – видя нас, останавливались и здоровались, глядя с опаской, интересом и уважением.
Дождь перестал, сегодня несколько раз выглядывало солнце, и осенний мир казался спокойным и умиротворенным. Кассиан молчал, я шла рядом с ним и чувствовала себя по-настоящему защищенной.
Должно быть, это было то самое чувство, что должен приносить брак – ты за каменной стеной человека, который никому и никогда не даст тебя в обиду.
– Вы ведь придумали все это, – негромко сказала я, и Кассиан едва уловимо улыбнулся.
– Разумеется. Волтонский краб немыслимая редкость, он ядовит, но люди в него не превращаются. Вернее, превращаются, если хамят мне и обижают мою жену.
Это было сказано очень спокойно и просто, но слова согрели меня, окутав сердечным теплом и надеждой. Я никогда и ни к кому не испытывала такой благодарности.
Как же мне повезло!
– Это наука Гевину – не лезть к тому, кто может превратить тебя в немыслимое чудовище, – продолжал Кассиан. – И всем остальным. Больше никто не вспомнит о вашем женихе, Флер, и не оскорбит вас ни словом, ни взглядом, не беспокойтесь.
– Мы спасли друг друга, – сказала я. – Несколько раз. Спасибо вам.
– Не стоит благодарности, – ответил Кассиан, открывая дверь и пропуская меня в жилой корпус. – Сварите еще зелья от моего недуга на всякий случай.
***
Зелья я наварила столько, что в нем можно было купаться. Кассиан перетащил котел к кровати, и я заметила:
– В колледже нам никто не помогал. Мы все котлы таскали сами.
– Ну так вы теперь и не в колледже, – произнес Кассиан. – Куда вам тащить такую тяжесть?
Он отряхнул ладони, вышел к рабочему столу, а я расположилась в одном из кресел и спросила:
– Что это за лунные лисы? Оборотни?
– Примерно. Оборотень не способен сдерживать свою природу. Превращается в животное в зависимости от фаз луны. А лунные лисы принимают звериный облик, когда захотят. Или вообще не принимают.
– Получается, можно и не узнать, что ты лунная лиса, – пробормотала я. – И зачем ему ее кровь, если сейчас много новых чар?
Кассиан пожал плечами и собирался было ответить, но в это время в дверь постучали. На пороге обнаружился Пинкипейн – в руках он держал большую банку, наполненную розоватым сияющим порошком.
– Твоя доля! – звонко произнес он, и я в очередной раз подумала: настоящий эльф. Только у них такие звонкие чистые голоса, словно они не говорят, а постоянно поют. – Волтонский краб отложил еще одну жемчужину, ректор решил истолочь их в порошок. Часть на внутренние эксперименты академии, часть на продажу.
Кассиан отступил, пропуская Пинкипейна в комнату – тот вошел, с интересом посмотрел на меня, и я невольно ощутила смущение.
– Разве папаша Лонгхорн не хотел их забрать? – спросил Кассиан. – Вроде он из тех, кто не упускает того, что плывет в руки.
– Конечно, хотел, – рассмеялся Пинкипейн. – Но ректор сразу сказал, что жемчужины очень ядовиты, и Лонгхорн не стал рисковать. Ну и уроки ты задаешь своим студентам!
Кассиан вздохнул.
– У меня на родине говорят, что дурака и в церкви бьют. Раз он такой дурак, что лезет к сильному магу, раз он так глуп, что не думает о субординации, то что поделать! Приходится учить!
– Мои студенты в восторге. Волтонский краб, который откладывает жемчужины! Где еще такое увидеть?
– Это мерзко, честно говоря, – призналась я. Пинкипейн взглянул на меня с тем же теплым интересом, мягко прищурившись, и казалось, будто он пытается прочесть мои мысли или заглянуть в душу так глубоко, куда я сама не заглядывала.
– Простите мою дерзость, но я покорен вашим поступком, – признался он. – Сбежать от навязанного жениха, предложить первому встречному взять вас в жены… Для этого нужна отчаянная смелость!
– Для этого нужно лишь желание жить, – сдержанно ответила я. – Уже сбилась со счета, сколько жен похоронил Элдридж Уинтермун. И не собиралась пополнять список.
Пинкипейн понимающе кивнул, и мне подумалось, что он не носит очки, хотя и должен. Поэтому и смотрит так, прищуриваясь.
– А смелость мне еще пригодится, – продолжала я. – Здесь хватает опасностей. Убийства, например, происходят.
– Да, этот следователь Ренкинс допрашивал всех преподавателей. Кстати, я припомнил один способ опознать лунную лису! Когда я учился на первом курсе, нам рассказывали, что у оборотней и их подвидов кровь выглядит серебряной в лунном свете!
– Получается, у Кайлы было кровотечение, и кто-то заметил его ночью, – нахмурился Кассиан, и Пинкипейн снова кивнул.
– Да, я так и сказал Ренкинсу. Кто видел ее ночью?
– И снова мы приходим к ректору, – произнес Кассиан. – С кем еще девушка проводила ночи?
Пинкипейн только руками развел.
– Знаете, на что я надеюсь? Что душегуб остановится и не будет искать новых лунных лис.
– Я так и не поняла, зачем они ему, – сказала я. Комната медленно погружалась в сумерки, и мы были похожи на заговорщиков, которые обсуждают захват королевского дворца.
– Как только мы это поймем, то узнаем, где его искать, – откликнулся Кассиан. – Впрочем, давайте оставим следователю Ренкинсу его работу, а сами займемся своей.
Пинкипейн понял намек и откланялся. Когда за ним закрылась дверь, то я сказала:
