Ни слова, господин министр! (СИ) - Варварова Наталья

От противоречивых сигналов кружилась голова. Собственные мысли пугали до трясучки. 

С первым мужем мне в такие моменты было проще отключиться и ни о чем не думать. А здесь я пыталась угадать ощущения Родерика. Хорошо ли ему со мной или он настойчиво убеждал меня и себя, что у нас все по-прежнему?

Он все-таки накрыл губами сосок и слегка прикусил. Я чуть подалась назад, но при этом не удержалась и за плечи потянула его на себя. Вырвался короткий лихорадочный стон. 

Его губы перемещались от одной груди к другой. И я не успевала сообразить, где именно мне сейчас так сладко, потому что пальцы тоже не останавливались. Сжимали, гладили, уговаривали. Это же настоящая пытка.

Впрочем, Родерика одолевали сомнения, чем-то похожие на мои:

— Ты не обязана соглашаться только потому, что я тебя об этом прошу, — глухо выпалил он, а затем зарылся носом в ложбинку на груди. — Но я не железный и вскоре уже не сумею разорвать контакт. По-моему, я уже предупреждал об этом однажды… Точно помню. Как же тебе не повезло, моя Нахаленка. Неадекватный, не до конца сдерживающий тьму, постоянно жаждущий, чтобы ты его приняла… Всей магией, всем телом. И как можно быстрее. 

Я сильнее впилась в его плечи. Потоки и, правда, в раздрае, но темный источник горел ярко и ровно. Он опять рисковал, тратил непозволительно много; загонял себя в такие условия, откуда маги обычно не выбирались. Самоуверенный, самонадеянный...

— Ты снова чуть не лишился жизни? Стоило мне встать и заняться делами, как ты пустился во все тяжкие.

И откуда взялся этот ворчливый тон? Я ведь собиралась спросить про другое — не испытывал ли он ко мне отвращения. Но этот вопрос почему-то уже отошел на второй план. 

Лепетать такое даже глупо. Он вполне наглядно демонстрировал свой интерес. Поспешно стянул платье вместе с бельем. Развел бедра и устроился между ними. Только вот пальцы продолжали меня мучить. Родерик будто случайно проводил по внутренней поверхности бедра, а потом так же неторопливо толкался большим пальцем в меня. Слегка продавливал. Затем убирал, и другие пальцы порхали сверху, даря тягучую негу, хотя мне уже хотелось той прежней и грубой ласки.

Это повторялось до тех пор, пока я не начала всхлипывать, готовая отложить на потом любой, даже самый важный, разговор.

Пальцы левой руки гладили губы, проникали внутрь, ласкали рот. Я прикусывала их, когда становилось вовсе не выносимо. 

— Родерик, ты же вроде торопился. Если ты не будешь делать это усерднее, то…

Я обхватила крепкий бархатный ствол и попробовала направить его в себя. Для этого пришлось обвиться ногами вокруг талии мужа.

— Тебе никогда не хватало терпения, Нахаленка, — прозвучало сверху сильно охрипшим голосом. — Но такую инициативу нельзя не приветствовать. Давай ты закинешь лодыжки мне на плечи. Быстрее не будет, зато ты обязательно оценишь.

Его глаза сияли и улыбались. Я бы закрыла свои, растворилась в ощущениях, но не могла перестать смотреть на него. Не могла перестать… Он наконец вошел. Не во всю длину — вот же крак! — и замер. 

Двинулся. Все во мне рвалось навстречу. 

— Аааах, может, все-таки… Ах, да-а-а, ну, пожалуйста, — воскликнула я, расправляясь на сегодня со всеми сомнениями разом. 

*****************

Каждый раз просыпаться с ним рядом — это словно в первый раз. Голова покоилась у него на плече. Я тут же зарылась глубже в простыни и уткнулась в него носом. Спряталась. 

Отсюда можно помечтать, что настанет такой момент, когда ему не будет угрожать смертельная опасность. Ни ему, ни Дейву... Никаких тревожных мыслей. Полная расслабленность. Я отпущу потоки высоко и широко, раскинувшись над Фересией и не встречая очагов с проклюнувшимся хаосом… А вот сегодня их подозрительно много, больше десятка. Скоро фегран. Два брата разорвут связь.

— Мечтаю забрать тебя в горы, в маленький окраинный замок. Я бы снимал иногда купольную крышу и звезды спускались к нам еще ближе. Вокруг возвышались бы только снежные шапки. 

Его мысли текли вровень с моими. Рука лежала у меня на бедре как желанная, долгожданная тяжесть. 

— Простишь ли ты меня, Лив? За слепоту. Я сомневался в твоей любви. Меня несложно было убедить, что ты от нее отказалась… Чудовище рядом с собой я умудрился не заметить. Готовился к разным проявлениям сумрака, но не к такому. У нас с ним один дар на двоих. Понадобилось много лет, чтобы я допустил мысль… 

— Нельзя упрекнуть, любимый, что ты не искал в родном брате того, во что и поверить-то почти невозможно. Ты цельная личность, и разглядеть, насколько изъедена его душа, у тебя не выйдет, сколько бы ни пытался. 

Он зарылся лицом мне в волосы.

— Этот позор всегда со мной. Прошлое необходимо похоронить, если оно мешает идти дальше. Мое единственное оправдание — это ты. Я не настолько безнадежен, чтобы не поклоняться тебе. Тогда ты была потрясающей и своенравной маленькой женщиной. Сейчас — ты самая стойкая, самая красивая девушка на свете. Однако меня пугает, что ты не следишь за ресурсом, хватаешься за то, что смертному не по силам…

— Родерик, можно я не буду через каждое твое слово повторять «тоже». Да, и я тоже с ума схожу из-за того, что ты себя не щадишь.Он приподнялся на локте и взирал на меня подозрительно довольный.

— Тссс, дорогая. И этот разговор перенесем на попозже. Ты так замечательно освоила первый этап любовной игры. Провокационные поглаживания. 

От возмущения я вынырнула из-под простыни целиком и улеглась на него сверху.

— Я за справедливость. Ты первый начал.

Однако я быстро поняла, что очередность не имела такого значения, как настойчивость и регулярность. 

Позже Родерик все же нашел время показать мне маленькую колбу, куда он переместил воспоминания, потерянные из-за блока Клавдии. По его словам, им отводилось еще два-три дня, не больше. Потом они испарятся. Главное, что блок перестал мне мешать. 

Когда князь через полтора часа все же покинул спальню, я в задумчивости взяла в руку емкость с горящей на дне изумрудной искрой. Вытянутой по краям, как магическое зернышко. 

Родерик заверил, что на этот раз погружение займет совсем немного времени. Я все еще сомневалась, памятуя, что и на морок, наведенный братом, он отводил не дни, а часы. 

С другой стороны, это последняя возможность снова встретить маму и ее коронованную подругу. Родерик не держал на Клавдию зла. Значит, и мне нечего опасаться новой порции боли.

Я отвинтила крышку и вынула затычку.  

Глава 106.

В последние недели все дни были похожи один на другой. Я лежала, уткнувшись лицом в подушку, накрывшись одеялом и даже покрывалом. Глубокое равнодушие не покидало. Иногда я снова слышала мамин крик. Она закричала всего один раз, в ту минуту, когда принесли папу. 

Тогда, сразу после возвращения из дворца, я бродила внизу,  напичканная обезболивающим, как сомнамбула, и игнорировала ее попытки меня уложить. Ждала, когда же вернется отец.

Робертина больше не плакала и не жаловалась. Делала все четко, как будто израненная девица на грани помешательства и пожилой маг в агонии были для нее посторонними людьми. Она занялась отцом, но перед этим заставила меня выпить снотворное. 

Так что его последние минуты я пропустила. Запомнила лишь неестественно бледное лицо и навсегда обескровленные губы. 

Это так похоже на маму. Она никого не обманывала при лечении. Всегда четко обозначала снадобья. Как же все-таки заставила меня принять то сонное зелье? Сила убеждения в ней велика. Почти как в Родерике.

Родерик… Я видела его от силы два раза. Он приходил чаще, но мама объясняла ему, что я большую часть дня спала, погрузившись в свое горе. Так оно и было. Просыпаться совсем не хотелось.  

Я не помнила те бессвязные речи, которыми уговаривала князя расторгнуть помолвку. Боялась вспоминать. По-моему, больше напирала на то, что приняла дружескую привязанность за что-то серьезное. Мол разговор с отцом перед его смертью заставил меня отказаться от роковой ошибки: не рисковать благополучием страны из-за женитьбы Конрада на «не той» женщине, то есть на мне.