Предатель (ЛП) - Райан Энтони

— Он мёртв. Встретил заслуженный конец, и я ни разу не слышал, чтобы об этом ублюдке хоть кто-то пожалел.

— Ох. — Декин чуть скривился от сожаления по душе́ старого товарища и продолжил осматривать неуклюжие манёвры моих солдат. — Так не пойдёт, Элвин. Добротой армию не создашь. Дай им правила и строго заставляй их выполнять. У нас ведь были правила? В лесу.

— Уж были, так были. — Правила Декин никогда не записывал, но каждый член нашей банды мог процитировать их наизусть. А ещё он всегда охотно заставлял их выполнять, если надо, то и с кровью. — Спасибо, — поблагодарил я, и он в ответ неопределённо кивнул.

— Лорайн здесь нет, — сказал он, и его лицо осунулось. — А я-то надеялся, что будет.

— Она теперь герцогиня Шейвинской Марки. Забрала себе всё, чего ты хотел.

— Хотел? — Декин пренебрежительно фыркнул. — Нет, тут было не то. Не хотел, мне это было необходимо. Нужно было забрать у того ублюдка, который меня породил. Но нет, я никогда этого не хотел. Я хотел только то, что имел. Лорайн, тебя, остальных. Этого было достаточно. Берегись своих необходимостей, Элвин, они доведут тебя до конца, если не будешь осторожен.

Он повернулся, чтобы уйти, но остановился, заметив что-то на дальнем конце поля. Толпа солдат собралась вокруг Квинтрелла, который развлекал их весёлой мелодией на своей мандолине. У него вошло в привычку развлекать их в перерывах между тренировками, зарабатывая в качестве оплаты несколько глотков грога из их пайка.

— Надо было заметить Тодмана, — сказала мне тень Декина. — У меня всегда был нюх на перебежчиков и сливщиков. Я пропустил его из-за своей необходимости. Убедись, что не позволишь своим необходимостям ослепить себя.

— Ослепить меня перед чем? — спросил я, но Декин уже исчез. Он не развеялся, как дым на ветру и не мерцал, пропадая. Просто ускользнул из той хватки, которой мир живых его как-то держал, и исчез прежде, чем я успел моргнуть. Больше я никогда его не видел.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Наутро после визита Декина я вывесил «Билль о правах и уложениях Королевского войска», прибив его гвоздём к столбу, установленному в центре тренировочного поля. Также столб украшала пара кожаных наручников, какие были знакомы любому ветерану в строю. Большую часть предыдущей ночи я провёл за составлением законопроекта, обращаясь к Уилхему, Тайлеру и другим за мудрыми советами. В начале билля провозглашался список прав солдат — специально, чтобы подсластить последующую пилюлю из перечня правил и наказаний. Копии раздали всем капитанам и сержантам с указанием прочитать их от начала до конца собравшимся ротам.

— Все солдаты могут выражать недовольство лорду-командующему Королевского войска, не опасаясь репрессий или немилости, — зачитал в то утро Тайлер толпе типично неопрятных рекрутов. — Военным будет выплачиваться десять шеков в неделю. Оплата будет осуществляться в виде долговых обязательств Короны, которые будут выкуплены за монеты после победы над Лжекоролевой…

Были перечислены и различные иные льготы, в основном касающиеся обеспечения надлежащего ухода в случае ранений и королевской пенсии для ветеранов. Затем начинались правила. Это был намеренно короткий список, из-за чего любому нарушителю было бы трудно заявить, что он его забыл.

— За неповиновение — пять плетей, — говорил Тайлер, делая паузы между каждым правилом, чтобы все слова наверняка дошли. — За пьянство без разрешения — десять плетей. За воровство у товарищей — двадцать плетей. За дезертирство или трусость — смерть через повешенье. Таковы правила войска. Любой, кто не желает соблюдать их, должен считать себя свободным от дальнейших обязательств. Однако вам не рекомендуется отходить далеко от лагеря, поскольку каэриты ясно дали понять, что не будут любезно относиться к чужакам, бродящим по их землям. — Новая пауза, пока Тайлер хищно и пристально осматривал свою роту. — Если кто-то из вас, ебланы, хочет уйти, то поднимайте руки сейчас. Второго шанса не будет.

Как и ожидалось, в тот день никто ни в одной из рот не поднял руки. А необходимость применения наказания неизбежно возникла ещё до конца недели. Ко мне привели нерадивого солдата, пойманного на краже бренди, и пришлось его должным образом приговорить к двадцати ударам плетью, которые следовало наносить на глазах у всего войска. Похититель бренди, худощавый парень, выдержал первые несколько ударов с удивительной стойкостью, но после шестого удара начал кричать всё громче и громче. К тому времени, когда всё закончилось, он упал в обморок, а содранная спина была залита кровью.

У меня не было таких способностей произносить речи, как у Эвадины, и я не жаждал восхищения или лести со стороны этих людей. Нас связывала общая цель, вот и всё. Тем не менее, я знал, что это событие должно быть отмечено словами человека, который осмелился повести эту зарождающуюся армию в битву. По этому случаю я решил сесть на Утрена, поскольку знал, что паэла обязательно произведёт впечатление на всех присутствующих, если только ему не вздумается сбросить меня и ускакать прочь. Он и паэла, которая везла Джалайну на север, задержались на несколько недель, позволив ухаживать и присматривать за собой. Они позволяли и ездить на себе, но только мне и Джалайне.

Утрен, казалось, имел некоторое представление о своей роли в этом представлении — он вскидывал голову и рыл передним копытом землю, в то время как я сидел на нём и строго смотрел на собравшиеся ряды. Сегодня они выглядели намного опрятнее. Я говорил без предисловий и вступлений — все уже и так меня знали. И за великолепной риторикой я не гнался. Написать такое я мог бы, но сомневался, что получится убедить публику поверить в это. Итак, я прибег к простой правде.

— Я надеялся, что этого не потребуется, — выкрикнул я, указывая на окровавленного хнычущего мужчину, лежавшего возле позорного столба. — Надеялся, что мы сможем выполнить нашу задачу, с тем усердием, которого она требует. Поскольку мы не дети, и это не игра. Все, кто здесь стоит, многое потеряли. Некоторые потеряли имущество. Многие потеряли кровь, свою и своей родни. То, что сделал этот человек, позорит эту утрату. Обесценивает её. Мы собрали эту армию с единственной целью — победить тирана. Мы сражаемся не ради грабежей, завоеваний или даже веры. Я не приношу извинений за то, что было сделано сегодня, и не колеблясь сделаю это снова. Правила моего командования просты и были доведены до вас в полном объёме, и вы все решили остаться. С этого момента вы настоящая армия, войско Короны Истинного короля Альбермайна, и этим названием нужно гордиться, а не пятнать его мелким воровством. Вы теперь солдаты, так что ведите себя по-солдатски.

В ответ неожиданно раздались одобрительные возгласы, заставившие меня остановиться и не дёргать поводья Утрена в надежде, что он согласится развернуться и поскакать с достаточно впечатляющей скоростью. Под предводительством Уилхема, Тайлера и сержантов над шеренгами поднялся крик «Победа и свобода!» и прозвучал он слишком дружно, чтобы быть спонтанным. Однако я почувствовал в нём некоторый мрачный энтузиазм. Лица стоявших рядом солдат были суровы, но голоса их звучали громко. Всё это сильно отличалось от дикой преданности толпы, приветствовавшей Эвадину. И всё же гнев, который я видел, был направлен не на меня. Передо мной стояли мужчины и женщины, желавшие свести счёты, и они готовы были терпеть удары плетью, если это принесёт им месть, которой они так жаждали.

Две недели спустя ко мне пришёл Квинтрелл, появившись в палатке, которую я предпочёл более удобному помещению в быстро расширяющемся за́мке. На мой взгляд, среди этих старых каменных стен было слишком много теней. Со времён Декина они избегали меня посещать, но иногда, в моменты тишины, я улавливал проблески движений там, где его не должно было быть, и всегда казалось, что они создавались из тени.

— Скверная ночка, милорд, — поприветствовал меня Квинтрелл, и я увидел только белые зубы под капюшоном, который он натянул, защищаясь от дождя. На закате с моря налетел шторм, принёсший проливной дождь и гром.