Древнееврейские мифы - Вогман Михаил Викторович

Комментаторская традиция будет предлагать различные варианты, как сгладить этот антимонотеистический момент, предлагая на роль «сыновей Бога» — потомков Шета (в отличие от потомков Каина), или судей и аристократов. Тем не менее перед нами может и в самом деле быть осколок древнего предания о младших богах (будущих ангелах), которые стали смешиваться с людьми, производя героическое потомство.

Можно предположить, что авторы знали о существовании различных преданий о героях-полубогах, в том числе исполинского роста и силы. Характерен, однако, отрицательный взгляд на эти фигуры, возникающий из контекста: не отрицая, что «внуки Бога» — те самые великие богатыри эпоса, авторы разместили сообщение о них между двумя божественными наказаниями: сокращением возраста людей и началом потопа. Речь не идет об их подвигах (хотя не совершают они по простому смыслу текста и ничего дурного), так что скорее они начинают выглядеть чудесными, но противоестественными, неугодными Богу персонажами, а их появление — предвестием потопа.

Мотив «сыновей Богов, входивших к дочерям человека», также перекликается с дальнейшим тезисом, будто «вся плоть извратила свой путь»: выражение «путь» иногда служит обозначением сексуальной связи (ср. Притч. 30:19 и др.). В итоге читатель может заподозрить, что не только ангелы и люди, но и другие живые существа стали между собой беспорядочно совокупляться: не случайно Ноаху приказано брать зверей на борт короба именно парами, как бы для сохранения правильного видового разнообразия, но во избежание гибридизации.

Также важен для традиции мотив 120-летнего срока жизни, который Творец предписывает здесь людям: хотя отдельные персонажи Библии и до и после этого момента нередко живут и больше, это число было принято в еврейском мире за эталон долголетия. И по сей день именинникам желают: «До ста двадцати!» Именно такой эталонный срок отмерит Пятикнижие и своему легендарному герою-автору: Моше (Моисей) проживет ровно 120 лет (Втор. 31:2).

Итак, в отличие от более архаичных версий мифа о потопе, библейский читатель гораздо лучше к нему подготовлен: небесное наказание целиком обусловлено этическим кризисом, наступившим на земле (будь то просто насилие, как у Овидия, переход всего живого к употреблению крови или всеобщая гибридизация). Напротив, Ноах изображается подчеркнуто идеальным, хотя не уточняется, в чем состоит этот идеал. По окончании потопа Творец не только принимает его жертву, но и заключает с ним (а через него со всем человечеством) договор (в русской традиции — завет) — первый из серии союзов, завершающейся договором с еврейским народом на горе Синай. Тем самым Ноах по отношению к остальным жителям земли изображается как бы прообразом еврейского народа, который и произойдет от него по линии старшинства как наиболее подлинный наследник.

Договор Ноаха включает в себя разрешение на мясную пищу, однако ограничивает его ритуальным условием: не есть крови (возможно, потому, что она содержит душу живого существа; см. Быт. 9:4). Хотя представления о душе со времен Ноаха существенно эволюционировали в еврейской традиции, это предписание и по сей день понимается буквально: еврейский ритуальный забой скота, помимо требования максимально безболезненной формы умерщвления, также включает в себя обескровливание (в том числе высаливание) мяса перед употреблением. Напротив, что — впервые в Библии — юридически запрещается, так это убийство:

В лице Ноаха в договор вступает как бы все человечество, которому предстоит от него произойти. Согласно еврейской традиции, все человечество связано этими законами и по сей день. Кроме запрета на убийство и на употребление крови (и, шире, употребление в пищу частей живого животного), в список открытых Ноаху всеобщих законов традиционно включаются предписание единобожия, запрет на богохульство, запрет на грабеж, запрет на беспорядочные половые связи (все это считается частью причин потопа), а также требование справедливого суда (Вавилонский Талмуд, Санѓедрин, 56а:24). Взамен Творец обещает людям, что все звери будут их бояться, а Он сам больше не будет уничтожать землю при помощи потопа. Символом этого договора — юридическим «мостиком» между небом и землей — выступает радуга. Аналогичный мотив, связывающий радугу с концом потопа, известен уже в месопотамской традиции.

Таким образом, хотя причины потопа целиком неискоренимы, здесь в библейской истории возникает новый способ противостояния им: правовая система, на которой строятся отношения человечества и Бога. Это отражает определенную философию права: зло неизбежно присуще человеку, поэтому нуждается в формальной регулировке — договоре. Начиная с этого момента Творец не властен уничтожать человечество по Своей прихоти, как это случилось, а ограничен юридическими условиями. В свою очередь, человеку тоже предписывается, по мнению комментаторов, создать юридическую систему для борьбы со злом: этот мотив близок к мифу через элемент подражания божественному, однако это подражание строится не на ритуале, а на рационально понятой справедливости.

Еще одна особенность библейского рассказа о потопе по сравнению с другими аналогичными мифами — это его масштабность. Потоп происходит не только в историческом времени (как было уже в шумерской и греческой историографии), но и во времени календарном и занимает почти целый год, тогда как в других традициях счет идет обычно на дни. Текст хранит, по-видимому, следы двух разных версий продолжительности: в более древней речь шла о сорока днях дождя, тогда как в более пространной и дождь, и подземные воды прибывают на протяжении пяти месяцев, а убывают на протяжении следующих пяти месяцев, чтобы земля полностью высохла ко времени завершения годового круга.

Любопытна также дата начала потопа — 17-е число II месяца (в греческой версии текста — 27-е). Хотя предпринималось немало попыток объяснить выбор этой даты, в общем контексте она смотрится как совершенно случайная: Творец подождал сорок дней от начала года, потом подождал еще семь — и навел наводнение. Особенно интересно, что во многих местах еврейской Библии год скорее считается от весеннего равноденствия: в таком случае начало потопа падает на конец весны, то есть на максимально засушливый климатический период, когда дождя на Ближнем Востоке не бывает. Это может указывать, что потоп случается совершенно внезапно, вопреки любым законам природы, — и лишь предупреждение Бога может позволить к нему подготовиться. Правда, часть комментаторов полагают, что речь в данном случае идет о счете года с осеннего равноденствия, и в таком случае начало потопа совпадает с нормальными осенними ливнями. В любом случае речь идет о сочетании реалистической прорисовки с космическим, метареалистическим масштабом.

Масштаб подчеркивается также географией рассказа: короб Ноаха оседает не на одной из гор Ближнего Востока, знакомой авторам, но «на горах Арарата» (Урарту) — на самом краю известного авторам мира. Согласно армянской легенде, вершина Арарата так и стала раздвоенной, после того как ее пропахало посередине коробом.

Итак, перед нами узнаваемый миф, транспонированный в библейскую историографию. С одной стороны, он сохраняет не только общий сюжет, но и основные детали, включая, по-видимому, упоминание о богатырях-полубогах. Есть в нем и собственные мифологические элементы: например, лично Господь законопачивает короб снаружи за Ноахом с семьей и зверьми (Быт. 7:16). С другой стороны, время действия подчеркнуто исторично и реалистично, события имеют четкие рационально этические обоснования, а мифологические элементы маргинализируются (например, богатыри-полубоги оказываются едва упомянуты, да и то в качестве отрицательных персонажей). Космический масштаб, подчеркивающий абсолютное могущество Творца, дается в географической и хронологической прорисовке событий. Наконец, события вписаны в более общую сюжетную линию, вселенскую теологическую историю, в которой мы, вероятно, имеем дело уже не с разовым произвольным событием, а с этапом развития человечества: переходом к плотоядности, с одной стороны, и к правовому мышлению — с другой. Если до этого отношения Бога и людей строились произвольно, то теперь, по итогам первого этапа эксперимента, начавшегося с Каина и закончившегося всеобщим беспределом, единственным способом противостояния неминуемому злу оказывается юридическая система — договор.