Например, я втайне надеялся, что после отсидки Якир отойдет от диссидентов и займется чем-нибудь полезным для общества. Но с Боннер на подобное рассчитывать было бесполезно, её нужно было убирать из уравнения напрочь. Сахаров без неё, скорее всего, отойдет от диссидентов, особенно если фильтровать его контакты на дальних подступах. Но это другая задача, которая опять же решалась не силами Пятого управления. И мне в любом случае нужно было согласование начальства.
* * *
— Ты раньше до Сахарова касательства не имел, я правильно понимаю?
Бобков выглядел слишком безмятежно для человека, которому подчиненный принес важные сведения о финансировании антисоветской деятельности со стороны западных спецслужб. Словно это не Сахарову дали две квартиры в денежном выражении, а сам Сахаров подарил три рубля ханырику у местного винного магазина. Впрочем, его можно было понять. Совсем недавно он несколько дней провел в Рейкьявике, где как раз сейчас Борис Спасский проигрывал матч за звание чемпиона мира американцу Бобби Фишеру, и искал там следы электромагнитных волн, которыми ЦРУ облучало советского гроссмейстера. Ничего, разумеется, не нашел — я предполагал, что он и его подчиненные вообще больше имитировали бурную деятельность, чтобы Спасский хоть немного успокоился. Но Фишер объективно был сильнее, а его психологические упражнения лишь помогали ему, но не являлись решающим фактором. В общем, Бобков был ещё под впечатлением от своей поездки и возвращение к серым будням его не слишком радовало. Но это я заметил и в субботу, когда меня пытались пороть за Высоцкого.
— Знаете, не доводилось, Филипп Денисович.
— Оно и видно, Виктор, оно и видно, — Бобков едва не облизнулся. — Это, конечно, не общеизвестные факты, и уж тем более — не общедоступные, но Сахаров давно находится под нашим присмотром. С тех самых пор, как он впервые начал борьбу против политики партии и правительства в ущерб своим научным обязанностям. Но его научная деятельность при этом никуда не делась, поэтому мы вынуждены делить его с коллегами из Второго главного управления, и в некоторых случаях они имеют, так сказать, приоритет. Понимаешь?
Что там было не понять? Сахаров знал столько секретов, что под него надо было создавать специальный секретный институт. И когда он занялся тем, что скромно называлось «правозащитной деятельностью», наши контрразведчики в первую очередь переполошились на тему того, чтобы его знания о советских ядерных разработках не утекли на Запад. Правда, я не помнил, чтобы Сахаров слил что-то важное — или же это не придали огласке даже после его смерти. Вот и думай — то ли ВГУ хорошо работало, то ли Сахаров оказался гораздо умнее, чем выглядел. Я склонялся ко второму варианту.
— Да уж не бином Ньютона, — улыбнулся я. — Но уточню — означает ли это, что деньги, которые Якобсон получил от продажи валюты, переданной ему английским журналистом, и которые он отдал Боннер, выходят за пределы моей компетенции?
— Примерно, Виктор, примерно, — Бобков снова улыбнулся, но на этот раз более натянуто. — Подумай, что ты будешь делать, если ты её спросишь, а она тебе ответит: какие деньги? Ничего не видела, ничего не знаю.
Я пожал плечами.
— Проведу очную ставку, как обычно делается в таких случаях.
— Разумеется, — согласился он. — И пригласишь её на эту ставку повесткой. Но дня за два до этой твоей ставки в английских, французских и американских газетах выйдут статьи, в которых твоё имя будут полоскать на все лады, как представителя репрессивного органа, который пытается посадить невинную женщину. В МИД поступит десяток протестов от разных стран, наших послов начнут дергать по всему миру, товарищ Громыко пожалуется в Политбюро… дальше продолжать?
Я слушал — и не верил своим ушам. Он на самом деле предлагает мне не подходить к Боннер и Сахарову лишь потому, что продажная западная пресса начнет организованную компанию против СССР? Интересно, западные разведки в курсе, что мы до дрожи душевной боимся таких невинных и недорогих с точки зрения денег вещей, как пара заметок на пятой странице «Таймс» и «Дейли Мейл» и с пяток нот от стран, мнение которых не должно волновать главную социалистическую державу мира?
— Филипп Денисович, поправьте меня, но мы не хотим беспокоить Боннер, потому что наши дипломаты до усрачки боятся нот от посольств стран НАТО? — с сарказмом спросил я.
Он рассмеялся.
— Именно так, Виктор, — кивнул он. — Но если серьезно — сейчас на кону несколько важных договоров, сорвать подписание которых мы никак не можем. Тем более что в этом и нужды нет. В июле Сахаров действительно получил крупную сумму денег… сколько именно, информации не было, но, очевидно, это как раз подарок от твоего Якобсона. Часть он уже потратил — они с женой активно помогают заключенным. Остальные, скорее всего, потратят в ближайшее время. Ты же это хотел узнать?
Я мрачно кивнул.
— Вот и хорошо, — улыбнулся Бобков. — Узнал. Якобсона не жалей, пунктов обвинения делай с запасом — иностранное финансирование антисоветской деятельности, незаконные валютные операции… ну это, думаю, ты и сам всё знаешь. А Сахаров с женой пусть живут дальше. Тебя это устраивает?
Он задал этот вопрос и как-то хитро уставился на меня, словно ждал моей реакции. В принципе, где-то в середине этих объяснений у меня внутри зародилось сожаление, что я не так давно всё же забрал своё удостоверение обратно после уговоров Андропова. Сейчас бы занимался делами приземленными, не лез в большую политику, где все мои знания из будущего никому не только не нужны, а даже вредны. Может, уговорил бы генеральского сына Юрия возродить группу «Сокол», перетащил бы Саву в Москву…
Я прервал поток размышлений на отвлеченные темы и твердо ответил:
— Да, Филипп Денисович, устраивает. Только Якобсон… у него набор обвинений, более подходящий Второму главному управлению. Не стоит его передать им? Он, конечно, антисоветчик, но это обвинение уже проигрывает всем остальным.
Бобков недоверчиво посмотрел на меня.
— А ты готов передать его? — спросил он. — Обычно сотрудники не любят расставаться с тем, что может закончиться большой премией.
— Я не обычный сотрудник, — улыбнулся я. — Нашим следователям уже сложно работать с ним, мы можем его вести только как редактора «Хроники», не больше. А это… это не даст того срока, которого он заслуживает. А валюта и английские журналисты… Это не наше.
— Что ж… — кивнул Бобков. — Я подумаю над твоим предложением. Кстати, тебе сегодня нужно отправиться в командировку.
Я уже собирал свои папки, и эти слова заставили меня замереть. Я вскользь подумал об очередной ссылке в очередные Сумы, но быстро отбросил эту мысль.
— Куда? — пришлось постараться, что мой голос не дрогнул.
— В Киев, одним днем, в среду уже в Москву вернешься, — объяснил Бобков. — Вызов пришел от твоего старого знакомого, генерал-майора Чепака, какие-то ваши с ним сумские дела надо завершить. Я ему предложил сделать это посредством почты, но он почему-то желает видеть тебя вживую.
