Геном хищника. Книга шестая (СИ) - Гарцевич Евгений

Не знаю, как так получилось. Возможно, осознание, что это единственный шанс, а, может, навык сам уже давно подрос, а из-за появившейся возможности стрелять через браслет, я не проверял, что там в ручном режиме, но дротик вырос. Это была уже не «зубочистка», а полноценный «горлодёр». То есть сантиметров пятнадцать, десять из которых сформировались в простейшую рукоять скелетного типа.

Гриз захрипел, неуклюже цепляясь за мои руки, но оторвать их уже не мог. Я обновил «Ауру страха» и ещё глубже расковырял рану, чтобы регенерация не успела её затянуть. Потом от него же и оттолкнулся, проскользив окровавленными руками по шляпе. Активировал «Бросок», выкручиваясь и хватаясь уже за себя. Рубанул «пером» по верёвке, используя кривую часть ножа в роли стропореза.

Несколько сильных движений, и толстая верёвка начала трещать и распутываться. А потом лопнула, расплетя все остальные. Я рухнул, не успев сгруппироваться. Ударился частично о землю, частично о корни, но большей частью на всё ещё живого Гриза. Он лежал на боку, держась руками за шею. Глаза навыкате, будто это они сейчас выскочить должны, а не кровь, которая толчками пробивалась сквозь его пальцы.

Было больно. Затёкшему телу такая разминка не понравилась, слишком резкая смена. Но морщась от боли, я всё равно дотянулся до Гриза и воткнул ему «перо» в выпученный глаз. И притопил сверху, забив костяной нож в черепную коробку.

Я потянулся за томагавком, но руку тут же пришлось одёрнуть и сразу же откатиться в сторону. На меня налетел «монах», рубанул какой-то плёткой, которая легко рассекла кожаную броню Гриза и выбила из него новую порцию крови. Новый взмах с гиперсвистом, и плётка захлестнула дерево, за которое я нырнул. Сделав круг, кончик рубанул висящего рядом воина Птичьих. Перебил ему и руку, и трубку капельницы.

Мимо меня проскочило всё всего лишь в нескольких миллиметрах. Я бросился на «монаха», пока он не успел освободить плеть. Она застряла в дереве, словно пила, и пока «монах» тянул, сыпала во все стороны опилками. Удар толком не получился, я лишь толкнул противника, отбросив его на ближайшую палатку. И даже толком в ней не запутал. Времени хватило лишь убедиться, что шакрасик жив и понял мою просьбу правильно: отвлечь и скрыться, уводя за собой.

«Монах» к этому времени выбрался из палатки и со взглядом плохого терминатора, который только что «склеился» в боевую форму, попёр на меня. Хрустнул шеей и на ходу выхватил свои тычковые ножи. Рукоятки — полумесяцы, кинжальное лезвие, каждое по длине с ладошку. Он вскинул руки, демонстрируя скорее не воинское приветствие, а то, что пользоваться он ими не только умел, но и любил. Страшно представить, через сколько артерий и внутренних органов прошли эти ножи.

От этой мысли меня так передёрнуло, что аж суставы заболели. Всё заныло так, будто я старик какой-то, реагирующий на погоду. Ну или так мой геном справлялся с чужой аурой.

Глаза «монаха» сверкнули, и он прыгнул на меня. Я ещё не успел создать новое «перо» — хотел сделать его ещё больше, а получилось, блин, как всегда… Но я всё равно бросился вперёд, резко ушёл в сторону и ногой пнул бидон с кровью Птичьего. В футбол я играл редко, но этот удар у меня получился хорошо. Без серьёзного урона, но зато эффектно!

Крышка слетела, а тяжёлая ёмкость врезалась в «монаха». Он её легко отбил, но крови вылилось столько, что половина поляны перекрасилась. Зашипел огонь в костре, но ещё больше, отплёвываясь, зашипел «монах».

Что-то первобытное было во всём этом. Я-то понятно… Босой, с голой грудью, весь перепачканный в крови Гриза, в руках костяной нож. На небо наползла туча, скрыла луну и будто специально добавила мрачности догорающему костру, который подсвечивал перепачканного кровью «монаха».

Мы обменялись аурами, создав между нами облако из страха и повышенного давления. Мне стало жарко, я разом пропотел, став ещё более липким и скользким от крови и пота, но на противника этот микс тоже подействовал. Он начал дрожать, как будто наоборот пытается справиться с ознобом. Он уважительно кивнул, я ответил тем же. И мы оба вклинились в невидимое облако.

Сверкнули клинки и брызнула кровь. Пока чужая, но потом и моя. Слишком долго я был под прикрытием браслетов, привык уже, что плечи защищает броня и за это поплатился. И слишком долго я провисел вниз головой, опрометчиво решив, что справлюсь с двумя клинками в руках опытного мастера. Я отбивал выпады, уворачивался, пару раз сам попытался ударить, но добился только того, что затупил костяной нож, а уже через минуту по новой покрылся кровью. И теперь уже своей. Ссадина там, рассечение здесь — по отдельности не страшно, но чем больше их становилось, тем явней становилось, что я допрыгался.

Оттолкнув «монаха» новой порцией ауры, прыгнул ещё раз. Кувыркнулся и подхватил опустошённый бидон, отмахнувшись им от удара противника. Громко! Аж до зубовного скрежета, клацнул металл, выбив пачку искр. Нормально, считай, работает! Мы снова сцепились, но я уже не атаковал, лишь успевал отбиваться стальной чуркой. Промелькнула мысль, что шакрасику было бы неплохо закончить свою часть и вернуться, чтобы помочь, но она сразу же отзеркалилась: это мне надо закончить и догнать его, чтобы помочь.

И это придало сил. Усталость накапливалась, «монах» молотил, как сошедший с катушек вентилятор. На бидоне уже сформировался новый рисунок из царапин и сколов, от постоянных искр он даже начал нагреваться. Концентрация генома во мне зашкаливала, но, кажется, вся сила ушла в регенерацию. Всё тело ныло, каждый порез ощущался так, будто на него то лепят пластыри, то тут же их отрывают, выдирая вместе с ними волосы. И сразу по новой!

Главное — работает! А когда твой внутренний парамедик стоит буквально над душой, то можно и рискнуть!

Я подставился. Не видел другого способа притянуть к себе «монаха» и задержать его для ответного удара. Я буквально услышал, как лезвие заскрежетало по моим рёбрам. Правый нож «монаха» вонзился мне в бок, а левый полетел с другой стороны. Этот я отбил бидоном, а потом, собрав воедино «Марафон», «Бросок», «Крепкую кость» и все свободные жизненные силы, не задействованные в регенерации, нахлобучил бидон на лысую голову «монаха».

Горлышко было слишком узким, но удар достаточно сильным, чтобы стальной ободок, раздирая кожу, насадился по глаза и застрял, стиснув череп.

В момент удара, «монах» лишь сдавленно крякнул, но потом заорал так, словно ему не голову прищемили, а яйца. Он оторвался, забыв во мне клинок, бросил второй и, рванув в сторону, схватился за края бидона, пытаясь его снять, но пальцы скользили, и он только громче вопил.

— А вот твоя панама…

С опозданием прохрипел я заготовленную фразу, вырвал и себя клинок и, пошатываясь, побрёл к могилкам санитаров. Выхватил из земли двуручный меч и когда, «монах», наконец, сорвал с себя бидон, вместе с отражением летящего лезвия я успел увидеть в его глазах и ненависть, смешанную с удивлением.

Когда отсечённая голова рухнула на землю, ненависть в глазах померкла, а вот удивление осталось.

— Не я это начал, — вздохнул я и пнул голову, выкидывая её с поляны.

И осел, потому что сил держаться на ногах уже не было. Но надо было. Мутным взглядом не понял, что происходит на сканере, но хотя бы обвёл взглядом поляну. Зацепился за свои вещи, кое-как добрался до них и, рассыпав все эликсиры, с трудом выцепил «Зелёнку». Сделал несколько глотков, а остальное залил в рану.

Стало настолько плохо, что аж даже хорошо. Из глаз брызнули уже не слёзы, а буквально кровь, но зато прочистилось сознание. Я смог сфокусироваться на разбросанных вещах, заметил рукоятку «чезета», но не нашёл браслетов.

Пистолет был в порядке. Сломанная винтовка валялась неподалёку, тащить её с собой им, видать, убеждения не позволили, но пистолет либо хотели забрать с собой, либо просто не успели придумать, как по-быстрому сломать. И на том спасибо, а браслеты поищем позже.

Я убедился, что «чезет» в порядке и готов работать, собрал запасные магазины, рассовав их по карманам. Глотнул ещё «Живинки» и теперь уже спокойно сфокусировавшись, определил в какой стороне шакрасик.