Да не судимы будете (СИ) - Черемис Игорь

В принципе, микрофон мог оказаться в кабинете Чепака кучей разных способов. Его могли даже немцы оставить, кажется, во время оккупации в здании на Владимирской улице сидело гестапо, а подчиненные папаши Мюллера знали толк в разных технических новинках. Интересно, Чепак может отличить немецкий микрофон 1943 года выпуска от современного советского?

— Понятия не имею! — рявкнул он. — И разве это важно⁈

— Я бы рапорт написал по команде, пусть бы проверили, кто и чего там поставил, — объяснил я свою беспечность. — Заодно стало бы понятно, была это чья-то самодеятельность или начальство вас опасается — тогда рапорт замылили бы. Ну а если всё с санкции начальства, то и дергаться бессмысленно, можно и в шпионов поиграть. Но что-то я сомневаюсь, что в Киеве всё настолько серьезно. Даже в Москве в шпионов играть незачем. Но если вы так хотите поберечься… Давайте, Трофим Павлович, прогуляемся…

Я вылез из «москвича», оставив авоську с салом на сиденье. Чепак заглушил двигатель и выбрался вслед за мной. Пришлось ждать — негоже заставлять генералов бегать, ведь, как известно, в мирное время это вызывает смех, а в военное — панику.

— Зачем это, Виктор? — недовольно спросил он.

Я пожал плечами и двинулся по дорожке между вековых сосен.

— Если вы опасаетесь прослушивания, то вам стоит опасаться и вести важные разговоры в машине, особенно — в заведенной машине, Трофим Павлович, — наставительно произнес я. — Записывающая техника сейчас не слишком миниатюрная, автономность у неё низкая, а в любом автомобиле есть электросеть и куча мест, в которые можно спрятать магнитофон. Поэтому если и беречься, но и так тоже. А здесь хорошо, наружку не спрятать, местность далеко просматривается. Так что с незалежниками, чего вы на них взъелись? Раньше вроде старались не трогать… что-то поменялось?

— Слишком много их оказалось, Виктор, слишком много… — тихо произнес Чепак. — В Сумах я этого не замечал… думал — случайные явления, незначительная погрешность, да и разъяснения были того же плана. А в Киеве — представляешь, они даже в республиканском управлении есть!

— Вы же говорили тогда, что они могут и в ЦК партии быть, — я пожал плечами. — Я был уверен, что вы в курсе, где и что. С учетом общей политики на Украине, это было бы даже логично. Макухин… тут вы правы — он никто и ничто, нахватался по верхам от знакомых. Я тогда по вашему приказу не стал копать дальше, но там было очевидно, что нахвататься чего-то этот Макухин мог только в обкоме. Кто именно ему вложил в голову эти идеи, мне неизвестно, но самый логичный вариант — бывший секретарь по идеологии Петр Козырев. К тому же Макухин сменил его на этой должности, когда Козырев отправился окучивать Полтаву.

Некоторое время мы шли молча.

— Петр просидел в Сумах чуть дольше, чем я, — глухо сказал Чепак. — Такой же сосланец, только по партийной линии. Когда я туда приехал, он уже был секретарем обкома, занимался идеологией, и ничем не выделялся среди прочих партийных работников. Я не люблю говорливых, а он как раз из болтунов, хлебом не корми, дай потрындеть. На собраниях заберется на трибуну — и часа полтора про ленинские принципы и всё прочее, что положено, вещает. Народ со сном борется, а ему покласть на это с прибором. Несколько лет назад я стал замечать, что у него тональность речей поменялась — раньше всё про Советский Союз говорил через слово, а потом начал про Советскую Украину. Я тогда тоже, как ты, начал изучать, кое-что нашел, съездил в Киев, но Никитченко мне прямо запретил в эту сторону смотреть. Да так, что я и сам заткнулся, и подчиненных своих заткнул.

— А Никитченко — это кто? — уточнил я.

Этой фамилии я не знал, и в памяти «моего» Орехова её не было.

— Председатель украинского управления был, до Виталия Васильевича, — пояснил Чепак. — Но к новому я уже с такими вопросами не лез, на всякий случай.

Виталий Васильевич — это как раз Федорчук, будущий сменщик Андропова в КГБ СССР и министр внутренних дел, который приводил министерство в порядок после Щелокова. Я подумал, что к нему Чепак мог и обратиться — вроде бы толковый товарищ, да и заукраинцем точно не был. [1]

— Воронов много накопал?

Этот вопрос пришел мне в голову как-то вдруг. Майор Воронов был заместителем Чепака, с десяток лет обеспечивал тому крепкий тыл, но умер в сорок от инсульта. Именно из-за этой внезапной смерти я и оказался в Сумах — надо было наладить работу по моему направлению перед уходом полковника в республиканское управление. Про Воронова я слышал только хорошее, ну а человек, который занимался диссидентами, просто не мог пройти мимо «незалежников».

— Достаточно, — подтвердил мои догадки Чепак. — И фамилия Козырева в его бумагах была. Не смотри так, сохранил я его документы, лежат у меня… Это ещё одна причина, по которой я хотел, чтобы ты приехал.

Он вернулся к машине, открыл багажник, достал оттуда пухлую папку и протянул её мне. Некоторое время мы так и стояли — он с протянутыми бумагами, а я — в сомнениях.

— Чего застыл, забирай, твоё это теперь, — поторопил меня Чепак.

Я всё же взял у него эту папку и грустно посмотрел на неё.

— Вряд ли я смогу использовать их по назначению, Трофим Павлович, — сказал я. — Не по профилю мне… в Сумах занимался, пока вы не запретили, а сейчас, думаю, и не подпустят меня к национальным делам. Хотя я и так на них постоянно натыкаюсь.

— Это каким же образом? — заинтересовался он.

— Недавно допрашивал одну женщину, дочь Якира-младшего, она тоже с диссидентами хороводы крутит, — объяснил я. — Сажать её не за что, своего ума не вложишь… в общем, обычный наш контингент, в антисоветском движении таких полно… сами понимаете. Да хоть Солдатенко вспомните — вроде и диссидент, и запрещенную литературу хранит и читает, но за решетку его отправлять…

«Диссидент» Солдатенко был сумской достопримечательностью — как минимум для сотрудников областного управления КГБ. Этот товарищ активно боролся с советской властью, периодически ездил в Москву, посещал квартиры видных деятелей диссидентского движения, привозил запрещенную литературу. Вот только был он настоящим идиотом, поэтому тот же Чепак организовал в рамках управления некие курсы по слежке за ним, которые должен был пройти любой желающий служить под началом полковника — своего рода «тест Солдатенко». Я этой участи счастливо избежал, но новобранцы, которых мы привлекли во вновь создаваемый пятый отдел, учились слежке именно так — под руководством своего начальника, капитана Сухонина.

Чепак улыбнулся.

— Да, помню его, жаль, в Киеве никого подобного нет.

— Может, это и к лучшему. Так вот, к той барышне, о которой я говорил, ещё в институте аккуратно подвели нескольких друзей с Украины. Ничего серьезного, но информацию в их альманах украинцы поставляют именно через неё. Ну а редакторы «Хроники» принимают эту информацию без особых проблем — как же, дочка самого Якира приносит! Вот такая комбинация в два хода. Не хотите заняться этими бывшими студентами? Есть имена, фамилии и адреса, есть данные на тех, кто их просил что-то передать Ирине Якир. Но сажать их не за что, Трофим Павлович, нет таких статей в наших уголовных кодексах. «Хронику» они не составляли и не распространяли, а пара писулек… это не серьезно, их даже в СИЗО не отправят. Так и с вашими… ну пусть будет — нашими… незалежниками. Как только тронешь — тут же начнут вонять, причем из-за рубежа, чего все опасаются. А трогать… трогать-то не за что, одни разговоры, а разговоры к делу не подшить.