Нужную остановку мне и искать не пришлось. Бомбила на «жигулях» подвез меня прямо к месту, даже пальцем показал, куда идти, хотя я и так видел скромный павильончик. Людей было, на мой вкус, много, и, наверное, по выходным тут вообще можно было наблюдать столпотворение, но сейчас, в рабочий полдень, было почти по-божески — десяток человек, большая часть из которых — явно приезжие, с баулами и сумками. И нескончаемый людской поток, который двигался по этому самому Крещатику сразу во всех направлениях.
Я встал чуть в стороне — так, чтобы быть на виду, — и посмотрел на часы. Ещё пятнадцать минут ожидания неизвестно чего. Про себя я уже решил — стою тут пятнадцать минут после назначенного времени, потом зайду в этот ЦУМ, куплю подарки Татьяне и Бобкову, потом поспрошаю местных, куда стоит сходить командировочному за те несколько часов, что у него остались, и намечу маршрут, который завершится примерно в семь вечера в аэропорту.
Но Чепак оказался пунктуален, да и навыков не растерял — я даже не заметил его, пока он не толкнул меня плечом.
— Пошли, — коротко бросил он. — И не отставай.
Пришлось потрудиться — он направился прямо в ЦУМ, по которому передвигался очень ловко, избегая толп и создающих хаос сограждан. Мне иногда приходилось ускоряться — его спина так и норовила затеряться среди других людей в такой же сероватой одежде. Один раз он соизволил подождать меня — мы оказались в местном гастрономе у стола, заваленного различными видами сала.
— Возьми вот это и вот это, вот эти куски, — он дважды указал, и я послушно подхватил жирный продукт, который потом пришлось заворачивать в упаковочную бумагу.
После касс Чепак выдал мне обычную авоську, куда я сгрузил добычу — и мы понеслись дальше.
Этот забег продолжался с полчаса. Мы поднимались и спускались по лестницами, заглядывали в какие-то магазины, про которые я даже не сразу мог сообразить, что там продавались. И очень обрадовался, когда мы наконец оказались на улице — только это явно был не Крещатик.
Чепак уверенно пошел к обычному на вид «москвичу» благородного канареечного цвета, сел на водительское место, дождался, когда я устроюсь рядом — и очень уверенно стартовал, влившись в поток других машин. Я вдруг понял, что понятия не имел, что он умеет водить — но, видимо, это входило в подготовку диверсантов.
Ехали мы долго. Я сначала пытался выглядывать какие-то приметы, но потом бросил эту затею — незнакомый город выглядел обычным мельтешением каких-то зданий, улиц, бульваров и домов. Но потом он свернул в небольшой проезд и припарковался у солидного шестиэтажного дома сталинской постройки. Впрочем, похожих зданий в Киеве было множество.
— Ну вот и доехали, — удовлетворенно сказал он.
Я демонстративно огляделся по сторонам и равнодушно спросил:
— Где мы, Трофим Павлович?
— Где надо, Виктор, — он оставался серьезным.
— И всё же?
Он внимательно посмотрел на меня.
— Эх, молодежь, молодежь… Тут я теперь живу, квартиру мне дали, на три комнаты, вон её окна, — он показал рукой куда-то наверх, но я даже не стал уточнять.
Мне очень хотелось рассмеяться. Трофим Павлович Чепак не отказался от своих привычек, даже сменив три полковничьи звезды на одну большую генеральскую и переехав из глубоко провинциальных Сум в столичный Киев. Он был наглядной иллюстрацией к максиме, что бывших диверсантов не бывает. Он вообще, на мой взгляд, застрял где-то в 1944-м году и не торопился оттуда уходить.
— То есть вы меня просто в гости позвали? — спросил я.
— Почти… — Чепак чуть поморщился. — Помнишь наш разговор о Макухине?
— Который из двух?
— Второй, разумеется, в первый раз ты как слепой кутенок был.
— Помню.
— Помнишь, ты сказал, что не разрабатывал Макухина?
— Да.
— А как ты без разработки узнал, что на Украине есть целая сеть незалежников?
[1] Герой этого не знает, просто пользуется устоявшимся в нашем будущем термином «канадское зерно». На самом деле СССР покупал зерно в нескольких странах, и Канада была не на самом главном месте — первой была Австралия, потом Аргентина, Франция и лишь затем Канада. Что касается объема закупок, но они были не очень большими — в 1970-м в СССР собрали 180–190 млн тонн, а закупали 20–25 млн тонн. Другое дело, что покупали зерно высшего сорта, которое сами производить не могли — в том числе и в качестве посевного фонда.
[2] песню «Червона рута» написал композитор Владимир Ивасюк, он участвовал вместе со «Смеричкой» в её исполнении на «Песне-71». «Водограй» тоже была его авторства; всего он написал больше сотни песен, работал и со «Смеричкой», и с Ротару. Был найден повещенным в 1979 году, посчитали самоубийством; уже в независимой Украине его смерть расследовали дважды, но в итоге без особых доказательств заявили, что композитора повесил КГБ.
Глава 14
«Правда станет слишком горька»
Я внимательно посмотрел на Чепака, но он выглядел предельно серьезным, словно был на ответственном задании в тылу врага. На меня он не глядел, а зыркал по сторонам, видимо, надеясь обнаружить в этом тихом дворе подкрадывающихся к «москвичу» иностранных шпионов.
— Трофим Павлович, этот вопрос вы вполне могли задать и по телефону, ничего секретного те, кто вас может слушать, не узнали бы, — с укоризной произнес я.
— Это почему ещё? — он всё же обратил на меня внимание.
— Да элементарно же. Вы сейчас с оружием? — спросил я.
Он чуть напрягся, но всё же сдвинул пиджак и показал кобуру подмышкой.
— Всё тот же «люгер», — я улыбнулся. — Патронами обзавелись?
— В Киеве это не так и трудно сделать, — с легким довольством ответил он. — Но я хотел поговорить о другом.
— А я как раз об этом, Трофим Павлович, — жестко сказал я. — Вы не изменились с нашей последней встречи, я тоже. Этот вопрос вы мне задавали, мои слова, что свои методы и агентов я не раскрываю, надеюсь, запомнили тоже. Всё осталось по-прежнему. И чтобы это услышать, вам не обязательно было придумывать очередную операцию прикрытия и вытаскивать меня в Киев, хотя я рад с вами повидаться. Достаточно было позвонить мне по телефону. Или приехали бы в Сумы, я там ещё месяц работал. Или уже в Москву, нашли бы, куда вас пристроить.
Он насупился и замолчал. Я тоже молчал, ждал, когда он вернется в нормальное состояние.
Наконец он крякнул и положил руки на руль — это был как зеленый знак светофора.
— Не хотел я по телефону, вдруг слушают, — в сердцах чуть не крикнул он. — Я свой кабинет проверял — микрофон нашел! Не подключенный, но сам факт!
— От предыдущего хозяина остался? — лениво уточнил я.
