Кавалер Ордена Золотого Руна - Акопян Альберт

Катки закрыты, дети сидят по домам, но жизнь идет — строится метро, театры полны (лучше замерзнуть, чем пропустить спектакль), милиционеры не расстаются со своими бальными перчатками, и в самый лютый холод самолеты минута в минуту вылетают в очередные рейсы.

Глава 6.

Встречайте весну в брюках!

В сторожке управдома ревела буржуйка, пахло колбасой и вениками. В общем, было тепло, светло и уютно.

— Эх, поскорей бы весна, — мечтательно пропел Сеня, двумя ладонями обнимая кружку с горячим чаем.

— О какой весне речь, Сеня? — Остап долго смотрел в маленький черный квадратик окна. — Весны нет. Как, впрочем, и осени. Есть только ожидание лета. И зимы…

— Ну это вы слишком, Остап Ибрагимович. А как же фиалки, грачи, весенние ручейки? Ведь есть же какие-то объективные признаки перемен: день и ночь, времена года, возраст, наконец.

— Сеня, Сеня, о каких объективных признаках речь? Где начинается человек, там объективность заканчивается. Разве в твоей жизни не наступала ночь в полдень и не светило солнце в полночь? Вот, ты говоришь, весна, весна…

Остап задумался.

— А ты знаешь, Сеня, как в Москве делается весна?..

Много лет тому назад, лет пять, в витрине магазина "Октябрьская одежда", который принадлежал частному торговцу Иезикилю Вакханюку, появлялся лирический плакат:

Встречайте весну в брюках И.А. Вакханю

"Вакханю" — потому что это было время, когда все рекламы писались в стихах.

— А что, — спросил Сеня, — действительно был такой магазин?

— Был, товарищ Изаурик, был… И есть, — неуверенно добавил Остап. — Итак, магазин у Вакханюка отняли. Плакат чуть-чуть обрезали, но все так же вывешивают в конце февраля:

Встречайте весну в брюках

Прочитав этот плакат, часть прохожих спешит оглядеть себя, дабы убедиться, что брюки на месте. Другие начинают взволнованно нюхать воздух. Но фиалками еще не пахнет. Пахнет только травочкой-зубровочкой, настоечкой для водочки, которой торгуют в Охотном ряду очень взрослые граждане в оранжевых тулупах. Падает колючий, легкий, как аллюминий, мартовский снег. И как бы не горячился обрезанный И.А. Вакханюк, до весны еще далеко. Ох, как далеко… Помню, приехал я в Москву весной 23-го…

— Ага! — по-детски обрадовался Сеня. — Весной! Значит, есть весна!

Остап с сожалением покачал головой:

— Вот и я был таким же восторженным идиотом. Если бы мне тогда сказали, что в году 7,75 времен года, причем 5,5 — это весна, я бы нисколько не удивился…

Я вышел на перрон Курского вокзала и сказал: "Здравствуй, милый, хороший город Москва! Я буду в тебе жить".

На улице, так и быть, весна: в небе гудит гигантский примус, скромнейшие в остальные 2,25 сезона девицы стреляют глазками, парни краснеют как красны девицы, лошади порхают, воробьи в жмурки играют и прочая чушь.

В кармане спичка и пол-бублика, а в голове такой весенний переполох, такая кутерьма и ералаш, что когда увидел эту стихотворную вывеску, сразу вошел и написанное потребовал. А приказчики попались без воображения.

— Вам, — спрашивают, — какие? Штучные?

— Вы мне не крутите! — отвечаю я. — Не штучные, а брючные!

— Как хотите, — говорят. — Мы только поинтересовались, потому штучными называются те, которые в полоску.

Показали. Но у меня в голове весна колесом ходит, и я отверг, дерюга! Мне поинтеллигентнее!

Показали.

— Дерюга! — говорю.

Они обижаются.

— Простите, но у нас — на полное подобие "Мюр-Мерилиза", а вы такие шарлатанские слова…

А я от воздуху прямо демон стал.

— Какие такие Лиза, Мери, Мура?! Я вам русским языком говорю: дайте мне белые штаны, как у эфиопских моряков.

Каша заварилась. Уже подплывает милицейский тип и по просьбе Муур-Подлизы берет меня за руку.

— Стыдно, — говорю я ему в восторге, — сами вы еще поросенок, а смушковый берет на голове носите! Почему, морда, не встречаешь весну в штанах Вакханю?

Тип только пуговицами заблескотал и сразу сделался официальный.

— Нам, — говорит, — такого приказа не вышло. Вы же за это пострадаете и весну не в штанах встретите, а в строжайшей изоляции. Извозчик, в 146-е отделение!

— Позвольте, — умоляю, — сделать заявление. Я, может быть, от одного воздуха пьяный!

— Смотря где дышали! — смеется тип в пуговицах.

Вот и все. Небеса на дыбах ходят, тротуары блестят, как сапоги, воробьи кричат "дыр-дыра", а меня везут в 146-е отделение на протокол.

Остап закрыл лицо руками.

— Посадили? — выдохнул Сеня.

— Отпустил через два квартала… Но я обещал рассказать тебе, как делается весна.

Остап встал и уже не садился на протяжении всего рассказа. Как натура глубоко артистичная он, сам того не замечая, говоря о зиме, дрожал у двери, а со словами о весне перемещался ближе к печке.

— После брючного магазина на борьбу с климатом выходят гастрономические магазины. В день, ознаменованный снежной бурей, — вещал Остап, ежась у двери, — в окне роскошнейшего из кооперативов появляется первый огурец. Нежно-зеленый и прыщеватый, он косо лежит среди холодных консервных банок и манит к себе широкого потребителя. Долго стоит широкий потребитель у кооперативного окна и пускает слюни. Тогда приходит узкий потребитель в пальто с воротничком из польского бобра и, уплатив за огурец полтора рубля, съедает его. И долго еще узкий потребитель душисто и нежно отрыгивает весной и фиалками, — командор шагнул к печке. — Знаешь, Сеня, может быть когда-нибудь полки магазинов будут ломиться от огурцов всю зиму. Но потребитель всегда будет делиться на широкого и узкого. И все, даже самые возвышенные идеи, планы, мечты, в конечном счете сводятся к желанию перейти из широких потребителей в узкие… Да… Через неделю в универмагах поступают в продажу маркизет, вольта и батист всех оттенков черного, серого, булыжного, грифельного, аспидного, наждачного, чугунного, коксового, торфяного, земляного, жмыхового, мусорного и того цвета, который в старину назывался "сон разбойника". Отныне не приходится больше сомневаться в приближении весны. Горячие головы начинают даже толковать о летних путешествиях. О летних, заметьте, Сеня, летних, — управдом легкомысленно оперся о печку.

И хотя снежные вихри становятся сильнее и снег трещит под ногами, как гравий, — весенняя тревога наполняет город.

Универмаги делают еще одну отчаянную попытку. Они устраивают большие весенние базары. Зима отвечает на это ледяным ураганом, большим апрельским антициклоном. Снег смерзается и звенит, как железо. Морозные трубы вылетают из ноздрей и ртов граждан.

Сеня придвинулся поближе к печке. Остап продолжал:

— В это время на всех углах появляются старухи, продающие средство от пота ног. "При средней потливости, а также подмышек!" — кричат они. Кричат слишком громко и поэтому никогда ничего не заработают. Когда же минеральные стельки "Арфа", радикально предохраняющие от пота ног, появляются в универмагах, то горячие головы и энтузиасты покупают их и радостно убеждаются в том, что соединенными усилиями мороза и кооперации качество стелек поставлено на должную высоту — ноги действительно не потеют.

А снег все падает. Не обращая на это внимания, вечерняя газета объявляет, что прилетели из Египта первые весенние птички — колотушка, бибрик и синайка.

Читатель теряется. Он только что запасся саженью дров сверх плана, а тут на тебе — прилетели колотушка, бибрик и синайка, птицы весенние, птицы, которые в своих клювах приносят голубое небо и жаркие дни. Но, поразмыслив и припомнив кое-что, читатель успокаивается и закладывает в печь несколько лишних поленьев.

Он вспомнил, что каждый год читает об этих загадочных птичках, что никогда они еще не делали весны и что само существование их лежит на совести вечерней газеты.

Тогда "вечорка" в отчаянии объявляет, что на Большой Ордынке, в доме № 93, запел жук-самец и что более явственного признака прихода весны и требовать нельзя. В этот же день разражается певучая снежная метель, и в диких ее звуках тонут выкрики газетчиков о не вовремя запевшем самце с Большой Ордынки.