Кавалер Ордена Золотого Руна - Акопян Альберт

После этого началось то, что происходит всегда с теми оригиналами, которые решают произвести в квартире небольшой, выражаясь официально, текущий ремонт.

Опустим описание того, как после хорошо организованной слежки Протокотову удалось встретить мрачную фигуру с кистью и ведром и при помощи посулов и грубоватой лести затащить ее к себе.

Фигура неторопливо и значительно оглядела объект работы и после долгого кряхтения заявила:

— Что ж, купоросить надо. Без купоросу никак нельзя. Купорос, он действие оказывает. Кругом себя оправдывает. Тут, значит, если не прокупоросишь, колеру правильного не будет. А можно и не купоросить.

— Так как же все-таки лучше? — подобострастно спросил наниматель. — С купоросом или без купороса?

— Ваше дело, хозяйское. Одни любят с купоросом, другие без купороса.

— Тогда на всякий случай прокупоросьте. А вот эту комнату я хотел бы выкрасить в желтый цвет, знаете, такой веселый, канареечный, солнечный. Может, и на дядю действие окажет, — сказал Протокотов, незаметно переходя на жаргон маляра.

— Кроном, значит? — степенно отозвался маляр. — Это можно. Возьмем, значит, кроном и покрасим. Кроном, значит, вот так возьмем и как есть покрасим. Кроном. Отделаем уж как полагается, хозяин.

Другую комнату договорились выкрасить в светло-зеленый цвет. При этом маляр произнес непонятную речь о каком-то стронции, который тоже свое действие оказывает и кругом себя оправдывает.

Переговоры длились два часа. Бесконечно повторялось одно и то же. Маляр, задрав голову, подолгу смотрел на потолок, будто ждал, что оттуда пойдет дождь, цокал языком и сокрушенно взмахивал руками.

— Ну, кажется, все, — нервно сказал Протокотов. — Во сколько же это обойдется?

И тут начался Художественный театр. Маляр закатил получасовую качаловскую паузу. У хозяина начало щемить сердце.

— Вот карточки отменили, — сказал наконец маляр.

— И очень хорошо, — оживился хозяин. — Какая же будет цена?

— Что ж, сделаем как следует. Значит, с твоим купоросом?

— Как с моим купоросом? Где же я вам возьму купорос?

— Этого мы, маляры, не знаем.

И все началось сначала. Маляр опять бродил из комнаты в комнату, вздыхал, мекал, хмыкал, чесался. В конце концов выяснилось, что он все может достать — и проклятый купорос, и крон, и белила, и даже загадочный стронций.

Но вот он назвал цену. Триста рублей. Цена ни с чем не сообразная, неестественная, глупая, обидная. Начался длительный, базарный азиатский торг. Попутно выяснилось, что маляр может работать только по вечерам.

Хозяин согласился на все. По вечерам так по вечерам, двести пятьдесят так двести пятьдесят. Только бы поскорее. Надоели эти грязные, заляпанные стены, вся эта чертовщина. Ночью Протокотовы работали: стаскивали в одно место мебель, снимали со стен картинки, пейзажи и натюрморты, связывали вещи в узлы. Завтра должен был явиться маляр ровно в шесть часов вечера.

Но его не было ни в шесть, ни в семь, ни в десять. Он не пришел. В эту ночь Протокотовы спали на узлах.

Зато на другой день маляр появился вовремя и привел с собой еще трех мастеров — двух стариков и мальчика. Мальчик, как и остальные, был в забрызганных мелом сапогах и громадном ватном пиджаке ("спинжаке"). Он тоже хмыкал, мекал и неясно выражался насчет благотворного действия купороса.

Весь этот трудовой коллектив снял пиджаки и расселся на перевернутых ящиках и ведрах посреди комнаты. Мастера пили чай и поглядывали на потолок. Потом потихоньку и стройно запели:

Эх, вы, слуги, мои слуги,

Слуги верные мои!

Степная удаль и тоска слышались в этой старинной разбойничьей песне. И сразу начало казаться, что в квартире разыгрывается какая-то сплошная хованщина, XVIII век, а может быть, даже XVI.

Напившись чаю и напевшись вдосталь, мастера надели пиджаки, снова их сняли и снова надели. После этого они взяли у Протокотова двадцать пять рублей на приобретение крона и ушли. А мальчик остался купоросить. При этом он сразу же разбил стекло книжного шкафа и прожег каким-то неизвестным веществом малиновое сукно на письменном столе.

— Ты что, с ума сошел? — закричал Протокотов.

— Купорос, он колеру не любит, — пробормотало ужасное дитя. — Он свое действие оказывает, осадку дает.

— Это бред! — сказал хозяин.

И он был прав, начался бред.

В разрушенную квартиру маляры больше не вернулись. Очевидно, они удовлетворились полученным задатком.

Три дня несчастная семья на что-то надеялась. Потом знакомые порекомендовали некоего Вавилыча, кристального старика.

Кристальный старик пришел, с хватающей за душу медлительностью осмотрел комнаты и взялся сделать работу со своей олифой и кроном — все за двенадцать рублей. Тут же выяснилось, что почтенный старец смертельно пьян и за свои слова отвечать не может. Его с трудом вывели.

Проще всего было бы расставить мебель по местам и жить, как жили. Но сделать этого было нельзя. И стены, и потолок были вымазаны какой-то дрянью.

Привели еще одного мастера. Он тоже детально договорился обо всем, вошел во все мелочи, но в конце разговора присовокупил, что начать сможет только через месяц, так как уезжает в деревню на тещины именины.

И зачем он, собственно, приходил и потерял целый вечер на разговоры и чесание подмышек — непонятно. На кухне рыдала хозяйка.

— Неправильно сделали, — сказали бессердечные знакомые. — Вот когда те трое с мальчиком приходили, надо было их запереть и не выпускать из квартиры, пока не кончат работы.

— Если бы я знал! — вопил страдалец Протокотов. — Ах, если бы я знал! Уж я бы их…

Его утешали. Ему рассказывали интересные истории о печниках, о плотниках, о водопроводчиках, о перевозчиках мебели, о всей этой касте полукустарей, полуразбойников с топорами, клещами и малярной кистью, сохранившихся со времен боярской Руси.

Характерно, что на протяжении всей этой эпопеи Силантий Арнольдыч в переговорах с дьяволами и бесами ремонта не участвовал по принципиальным соображениям.

Совместными усилиями друзей и знакомых квартиру привели в подобающий вид. А через неделю, в субботу, супруги Протокотовы были приглашены на дачу и вернулись только в понедельник.

В кухне было пусто, зато посредине любимой комнаты Протокотовых (столовой-кабинета-гостинной) стояла газовая плита. К ней была прилажена глупая коленчатая труба, которая тянулась через всю комнату и выходила в окно.

За два дня Силантий Арнольдыч умудрился переделать гордость Протокотовых — газовую плиту — в буржуйку.

Привести буржуйку в прежнее состояние оказалось делом нелегким. Приезжали с газового завода, грозили выключить газ и взяли за переделку восемьдесят рублей.

Протокотов ворвался в комнату дяди Силантия и долго топал ногами. Старик испуганно мигал серенькими ресницами.

— Поймите же, — сказал Протокотов, смягчившись, — что объявления ваши не нужны. Мы в квартире одни, понимаете, одни! Ничего не нужно переделывать, дядя. Все благополучно. Поняли?

Старик почти не показывался из своей комнаты. Выходил он только тогда, когда Протокотовых не было дома, блуждал по квартире, пробовал дверные запоры и тайком привешивал новые объявления.

Еще через несколько дней, возвратившись ночью из театра и оставив дома ключ (свой Силантий Арнольдыч давно потерял), супруги долго и безрезультатно звонили. Потом Протокотов догадался позвонить четырнадцать раз.

За дверью зашуршали валенками.

— Кто там? — встревоженно спросил Силантий.

— Это я. Откройте, дядя!

— Кто таков? — закричал Силантий нечеловеческим голосом.

— Да мы же, дядя, Варя и Михаил.

— Без управдома не пущу! После одиннадцати вход воспрещен! — пискнул дядя.

— Пустите, ч-черт!..

Дверь не открывалась.

Протокотов попытался высадить дверь плечом. Дверь, укрепленная засовом и штангой трещала, но не сдавалась.