— Пожалел, — устало сказал Остап. — Я ведь надеялся, что через пару месяцев буду жрать хот-доги.
— Вы проиграли эту партию, Остап Ибрагимович.
Остап горько улыбнулся.
— Что ж, тот не шахматист, кто, проиграв партию, не говорит, что у него было выигрышное положение. Ладно. Ваш дядя живет в Лос-Анджелесе. Подробности узнаете в Нью-Йорке у Арчибальда Спивака по этому адресу, — он протянул газетную вырезку. — Берите же, черт вас побери.
Сеня отошел к окну и, бледный от внутреннего торжества, произнес:
— Что ж, благородство за благородство. Едем в Америку вместе…
— Нет-нет! — замахал руками Бендер. — Это уже "предварительный сговор", это уже "группой лиц"…
— Фу, как приземленно, — поморщился Сеня. — "Группа лиц"… А не лучше ли: рыцарский орден Золотого Руна? Я — граф, вы — потомок трапезундских императоров и, к тому же, хранитель реликвии. Так что, командовать парадом… будете вы.
Часть II.
Колоколамиада
Глава 17.
"Дано такому-то сякому-то…"
Народная мудрость совершенно справедливо прославляет всевозможные коллективные процессы общественного производства: "Миром и горы сдвинем", коллективное творчество: "Одна голова хорошо, а две лучше", и даже коллективный мордобой: "Один в поле не воин" с печальными последствиями: "На миру и смерть красна". Впрочем, как заметил один мудрец: "Народные пословицы противоречат друг другу, в этом, собственно, и состоит народная мудрость". Например: "Без труда не вынешь и рыбки из пруда" — но: "Работа не волк — в лес не убежит". Или: "Век живи — век учись" — но: "Будешь много знать — быстро состаришься". Однако ни один народный мудрец не заметил еще, что играть вдвоем на фортепиано куда трудней, чем в одиночку, не говоря уже о скрипке. Труднее вдвоем писать роман, сидеть на одном стуле (это даже труднее, чем сидеть одному на двух стульях). И очень, очень трудно двум непрофессионалам перейти границу СССР…
— Кстати о рояле, Сеня! — оживился Бендер. — Вы случайно не виртуоз-исполнитель? Ведь вас же мучили в вашем дворянско-благородном детстве, верно? Крышу мы найдем, полгода помотаемся по бескрайним просторам СССР и однажды заглянем за край. Буду при вас курьером — открывать крышку рояля перед концертом и страшно волноваться при этом. Это будет сверхстеснительностью. Ну как, отличите фа-бемоль от ми-диеза?
— Нет, — честно вздохнул Сеня.
— Ужасно, — Остап сокрушенно покачал головой. — Что ж, будем брать контору.
— Какую контору?
— Любую. Любую, которая может дать справку: "Дана такому-то сякому-то, в том, что он, такой-сякой, имеет право заготавливать то да се там-то сям-то". Это главное. Если без денег перебиться кое-как еще можно, то без документов в нашем отчестве просто зарез.
— А что мы будем заготавливать? — недоуменно спросил Сеня.
— Что угодно. Когда-то я заготавливал рога и копыта. Можно заготавливать орлиный помет, тигровые когти, поношенные тюбетейки, пробки, наконец.
— Какие пробки?
— Использованные или непосредственно э-э-э… обдирать кору этого, как его… пробкового дуба. Главное — лазать по горам поближе к государственной границе.
— Ну, недурно. А какую-же контору будем брать?
— Да хотя бы эту, напротив: "КЛООП". Есть что-то кооперативное в названии.
— Слушайте, Остап Ибрагимович, двадцать раз проходил мимо и ничего не мог понять. Мне казалось, что если я сейчас же не узнаю, что означает эта вывеска, я заболею.
— Не понимаю, что тебя волнует. Клооп и Клооп. Прием пакетов с часу до трех. Обыкновенное учреждение.
— Нет, вы поймите — "КЛООП"! Ведь это так интригующе! Чем могут заниматься люди под таким вызывающим названием. А вдруг они не заготовляют? Вдруг они распределяют что-нибудь?
— Да не все ли равно! Поедем на Кавказ распределять.
Утром искатели приключений остановились против подъезда, над которым золотом и лазурью было выведено: К Л О О П
В длинной машине, стоявшей у подъезда, за зеркальным стеклом сидел шофер.
— Скажите, товарищ, — спросил Сеня, — что за учреждение Клооп? Чем тут занимаются?
— Кто его знает, чем занимаются, — ответил шофер. — Клооп и Клооп. Учреждение как всюду.
— Вы что ж, из чужого гаража? — спросил Остап.
— Зачем из чужого! Наш гараж, клооповский. Я в Клоопе со дня основания работаю.
Не добившись толку от водителя машины, приятели посовещались и вошли в подъезд.
Вестибюль Клоопа ничем не отличался от тысячи других учрежденческих вестибюлей. Бегали курьерши в серых сиротских балахончиках, завязанных на затылке черными ботиночными шнурками. У входа сидела женщина в чесанках и длинной кавалерийской шинели, сменившей ввиду наступления лета большой окопный тулуп. Видом своим она очень напоминала трамвайную стрелочницу, хотя была швейцарихой (прием и выдача галош). На лифте висела вывесочка "Кепи и гетры", а в самом лифте вертелся кустарь с весьма двусмысленным выражением лица. Он тут же на месте кроил свой модный и великосветский товар. (Клооп вел с ним отчаянную борьбу, потому что жакт нагло, без согласования, пустил кустаря в ведомственный лифт.)
— Чем же они могли бы тут заниматься? — начал снова Изаурик.
Но ему не удалось продолжить своих размышлений в парадном подъезде. Прямо на него налетел скатившийся откуда-то сверху седовласый служащий и с криком "брынза, брынза!" нырнул под лестницу. За ним пробежали три девушки, одна — курьерша, а другие две — ничего себе — в холодной завивке.
Упоминание о брынзе произвело на швейцариху потрясающее впечатление. На секунду она замерла, а потом перевалилась через гардеробный барьер и, позабыв о вверенных ей калошах, бросилась за сослуживцами.
— Теперь все ясно, — сказал Сеня, — можно идти назад. Это какой-то пищевой трест. Разработка вопросов брынзы и других молочнодиетических продуктов.
— А почему оно называется Клооп? — задумался Остап. — К тому же, брынза — это продукт южный, прикордонный…
Друзья хотели было расспросить обо всем швейцариху, но, не дождавшись ее, пошли наверх.
Стены лестничной клетки были почти сплошь заклеены рукописными, рисованными и напечатанными на машинке объявлениями, приказами, выписками из протоколов, а также различного рода призывами и заклинаниями, неизменно начинавшимися словом "Стой!"
— Здесь мы все узнаем, — с облегчением вздохнул Сеня. — Не может быть, чтобы из сотни бумажек мы не выяснили, какую работу ведет Клооп.
И он стал читать объявления, постепенно передвигаясь вдоль стены.
— "Стой! Есть билеты на "Ярость". Получить у товарища Чернобривцевой". "Стой! Кружок шашистов выезжает на матч в Кунцево. Шашистам предоставляются проезд и суточные из расчета центрально тарифного пояса. Сбор в комнате товарища Мур-Муравейского". "Стой! Джемпера и лопаты по коммерческим ценам с двадцать первого у Кати Полотенцевой".
Остап рассмеялся. Сеня недовольно оглянулся на его и подвинулся еще немножко дальше вдоль стены.
— Сейчас, сейчас. Не может быть, чтоб… Вот, вот! — бормотал он. — "Приказ по Клоопу № 1891-35. Товарищу Кардонкль с сего числа присваивается фамилия Корзинкль". Что за чепуха! "Стой! Получай брынзу в порядке живой очереди под лестницей, в коопсекторе".
— Наконец-то! — съехидничал Остап. — Как ты говорил? Молочнодиетический пищевой трест? Разработка вопросов брынзы в порядке живой очереди? Здорово!
Сеня смущенно пропустил объявление о вылазке в совхоз за капустой по среднекоммерческим ценам и уставился в производственный плакат, в полупламенных выражениях призывавший клооповцев ликвидировать отставание.
