Крысиные гонки (СИ) - Дартс Павел

— Джонни!

— А?

— Заберёшь продукты, — и отнесёшь записку по адресу. Я сейчас напишу. Найдёшь там этого, — плотный такой, глаза как вишни, — Владом зовут. Или лучше Андерса и Петерса спросишь, они вместе; а с Владом я не общался. На словах им передашь вот что…

ВЛАД — АТАМАН УШКУЙНИКОВ

Надвигающийся абзац прежней жизни чувствовали, надо сказать, многие. Скрыть это было невозможно: череда непонятных «революций» сначала в Африке, потом уже и в Европе; взаимные обвинения и санкции, так кстати подкосившие и так-то хромавшую экономику; «борьба за демократию во всём мире», также смешно смотревшаяся на фоне совершенно неподъёмного госдолга самого главного «демократизатора»; остановки производств, стагнация в экономике; всё более и более радикально настроенные правительства в прежде таких либеральных странах Старой Европы… да, скрыть это было невозможно; но чьи-то мягкие лапы подавали всё это так, что будто бы так и надо, ничего страшного. Новая модель айфона, очередной секс-скандал, скандальный же гей-парад или публичная свадьба пары геев же, один из которых не больше и не меньше как премьер-министр, — всё это мутным занавесом прикрывало то, что уже и в Европе стали рваться бомбы; ошмётки от мирных в прошлом тружеников гнили на проводах, и население озлоблялось всё больше. На кого? СМИ услужливо подсовывали образ «агрессоров», то в шапке-ушанке со звездой; то в маоистском френче; и чем глупее были «обоснования», тем охотнее население верило в это. Ведь надо же во что-то верить!

Большинство — да, большинство старалось не задумываться о надвигавшемся; большинство привычно пережёвывало тележвачку; большинство не задавалось вопросами «зачем» и «кому выгодно». Большинство привычно же было обречено стать удобрением после подкатывавших социальных, в первую очередь, катаклизмов. Так было перед и после Первой Мировой, и перед и после Второй Великой. Старшее поколение, которое ещё помнило, каково это — штопать носки и экономить керосин, потихоньку сошло в могилы, радуясь, что хоть под закат жизни «пожили по человечески», с горячей водой и полсотней программ по телевизору; а поколение молодое не интересовалось ничем, кроме как дебильноватым общением в соцсетях, «лайканьем» на примитивно-глубокомысленные картинки с подписями и надрачиванием на казалось бы такие доступные — только руку протяни — удовольствия «красивой жизни»: крутые тачки, длинноногие тёлки, рэп и распальцовка. Но «удовольствия» в заваливающейся экономике всё больше становились «виртуальными», социальные лифты закрылись; и молодое поколение всё больше уходило в виртуальный мир, в интернет, в сетевые игрушки, где можно было почувствовать себя состоявшимся, где тачки — вот они, бери-нехочу, и длинноногие виртуальные блондинки не требуют длительного конфетно-букетного периода прежде чем дать…

Конечно, было и меньшинство. Кто-то, понимая куда катится «этот мир», обречённо «как в последний раз» наслаждался жизнью, — и это было неглупо, нет, совсем неглупо! А кто-то хомячил продукты питания, создавая «жировой запас» на предстоящие тощие годы.

Влад же, будучи по бизнесу весьма интегрирован в социум, прекрасно понимал, что выжить в предстоящем развале можно только в социуме же. Какие-то схроны, какие-то хомячьи запасы, — всё это не то и не так; в конце концов «жизнь даётся один раз, и прожить её нужно так, чтобы…» Он не был по натуре ни хомяком — выживание в какой-нибудь избушке в ебенях никогда не стояло у него в приоритетах, да и трудно было с ебенями в перенаселённой Европе; ни «диким гусём», которых тоже хватало — так называли наёмников, — почувствовав, что по континентам явно потянуло кровью, они, как шакалы, рыскали, примыкая то к одной, то к другой стороне конфликтов, напитываясь, как пиявки, кровью, смертью, страхом…

Вообще он был стрелок. Да, для всех он был, по сути, обычным, хотя и вполне удачливым бизнесменом в области юриспруденции и консалтинга. Бизнес приносил неслабый дивиденд; семья не отнимала много времени и денег; и он мог посвятить много времени любимому увлечению — стрельбе. Дырявить мишени у него всегда получалось хорошо и давало разрядку после рабочего дня: сплошь и рядом он представлял вместо плоских безликих силуэтов мишеней недавних своих оппонентов по бизнесу, сложных переговорщиков; туповато-упрямых хозяйственников, норовящих получить дельный совет подешевле, а то и бесплатно. Бах! Бах! — две дырочки соприкасались краями там, где у мишени должна бы быть переносица, — и дневное напряжение отступало. Иметь бы возможность так просто решать деловые проблемы!.. Впрочем, чувствовалось, что такое время не за горами.

По работе, по бизнесу он ощущал, что финиш прежней модели мира, в которой были востребованы юристы и консультанты, не за горами; и он был предусмотрительным человеком. И он был Стрелок.

«Группа единомышленников» образовалась как бы сама собой; в первую очередь через разговоры «о жизни» с такими же, как он, стрелками; жгущими, бывало, сотни патронов в день на стрельбищах.

Это был своеобразный контингент: те, кого психологи называют «люди с повышенной тревожностью», — ведь чтобы после трудовой недели взять в руки оружие и, наслаждаясь упругими толчками отдачи и всполохами пламени из ствола, дырявить бумажные прямоугольники, — а не смотреть по ящику футбол или, скажем, стритрейсерствовать, понтуясь крутыми тачками, — нужно было иметь своеобразное мироощущение. Ведь человек, берущий в руки оружие, — берёт не просто инструмент, способный послать кусочек упакованного в оболочку свинца на столько-то десятков метров с заданной скоростью, — нет, он берёт в руки Инструмент-Дающий-Силу-и-Власть! Чтобы там не говорили лукаво стрелки про «я просто люблю пострелять», в каждом из них жил древний воин, для которого меч, оружие вообще, было не просто инструментом, а способом встать на ступеньку выше толпы… Да, в этом никто не признается, — «я просто люблю пострелять в свободное время!» Но трудно представить себе человека, который признался бы, что «я просто люблю в свободное время забивать в стену гвозди! Меня это увлекает!»

А ведь винтовка, пистолет, — это, казалось бы, тот же инструмент, просто чтобы переместить металл из ствола в мишень! Но нет! Человек берёт в руки оружие, — и он становится не просто Диком, Жаном или Васей с ружьём, — он в определённой степени становится Повелителем, повелителем жизней окружающих. Пусть хотя и только потенциально. Пока потенциально…

Да, убить человека можно и молотком, и ножницами, и словом, — но из пистолета, одним движением пальца, это можно сделать не в пример быстрее и легче. И окружающие это чувствовали. И стрелки этим жили — нет, конечно, не жаждой убивать, совсем нет! — а оттачиванием способности «поразить цель», как они говорили, на любой вменяемой дистанции, в экстремально короткое время. И пусть пока что «цель» была просто листом бумаги с изображённой на ней фигурой зомби; или там террориста, укрывающегося за девочкой; и попадания отмечались просто чернильным маркером; но каждый из стрелков надеялся и знал, что случись «экстрим», — и наработанные навыки не подведут, — а «цель» после попаданий уже не будет тупо и мирно висеть, пришпиленная кнопками к изрешечённой доске тира, а дёрнется, возможно, вскрикнет — и повалится на землю… Две дырки — быстро, между глаз! Или две в грудь — одна в голову.

Или… быстро. Ещё быстрее! Бах-бах-бах! Выстрелы гремели, навыки оттачивались; приятно и привычно пахло порохом; а происходящее в мире всё больше давало понять, что не зря, ой, не зря они жгут патроны!

К счастью, Влад и его друзья жили в стране, в которой было разрешено свободное владение оружием; и, хотя по возрасту он ещё помнил почивший в бозе Советский Союз с его тотальными запретами, через некоторое время владение личным оружием в его маленькой стране стало восприниматься так же естественно, как обладание индивидуальной зубной щёткой. К этому привыкли, это стало нормой; и, как не пугали ранее тоталитарные СМИ, это вовсе не вызвало всплеска преступности; напротив — осознание, что у оппонента, скажем, в дорожном споре, вполне может оказаться под курткой не дерьмовый резинострел, как в некоторых соседних странах, а вполне себе боевой, и, главное, законно носимый Глок, ЧеЗет, Браунинг, Вальтер или ПМ, мигом остужало самые горячие головы.