Тишина в палатке вдруг стала густой, как горный туман. Я невольно оглянулся — даже складки брезента затрепетали, зашевелились.
Марина начала нервно ходить по палатке:
— Оргкомитет — это точно не наши. Тут никто про ваши дела не знает, а вот про пещеру и верёвки это уже интересно. Говоришь, знали все до мелочей?
— Да, и это меня очень удивило! Ты же вряд ли кому-то говорила?
— Нет, я же не враг себе, поверь, я умею держать язык за зубами.
— Интересно, кто же слил? Получается, что человек подслушал ночью наш разговор, а потом съездил в город и рассказал про наш план семье Дзерассы?
— Не обязательно.
— А как тогда они узнали? Мы на отшибе цивилизации.
— Подожди, — она резко повернулась ко мне. — Каждое утро наш дежурный по кухне ходит в соседнее село за молочкой. Оттуда можно позвонить.
Я спросил у Марины:
— А кто дежурил на утро после той ночи, когда мы сидели с Мариной у костра и решили лезть в пещеру?
— Знаешь, я уже не помню, но можно посмотреть в журнале дежурств по кухне. Мы записываем смены, чтобы не было споров, кто дежурил, а кто нет. Через месяц уже не разберёшь.
— Хорошая мысль, где журнал, здесь у тебя?
— На кухне!
Снаружи раздались взволнованные крики:
— Горим! Пожар!
Кто-то орал:
— Просыпайтесь, пожар!
Мы тут же выскочили наружу, и я на секунду ослеп от яркого пламени. Жар обдал мне лицо.
Треть палатки, в которой располагалась кухня, была объята пламенем.
Я никогда не видел, чтобы брезент горел так быстро.
Огонь пожирал ткань с ненасытной жадностью, перескакивая с одного участка на другой.
Отблески пламени танцевали на испуганных лицах, превращая знакомые черты в маски какого-то адского карнавала.
Где-то плакала девушка. Кто-то истошно кричал про газовый баллон, который может взорваться.
Ещё пара минут — и от палатки останется только почерневший след по периметру.
— Вёдра! Тащите вёдра! — орал Лёня, стоящий в одних трусах за моей спиной.
Я оглянулся.
Хаос. Чистый, беспощадный хаос.
Босая девушка-археолог в одной рубашке и плавках тащила ведро, расплёскивая воду на каждом шагу.
Студенты метались как муравьи, раздавленные ботинком.
Один нёс ведро, споткнулся, расплескав всю воду.
Двое других столкнулись лбами у ручья. Вода, грязь, крики — толку ноль.
— Лёня! — я поймал за руку напарника, только что выскочившего из нашей палатки. — Строй цепочку! От ручья до огня!
Его глаза, расширенные адреналином, на секунду замерли, потом он резко кивнул.
Люди сорганизовались в считанные мгновения.
Через пятнадцать секунд мы уже выстроили живую конвейерную ленту.
Вдвоём с рыжим практикантом мы заливали языки пламени.
Остальные передавали вёдра по цепочке. Ещё трое бегом таскали пустые вёдра к реке.
— Быстрее, чёрт возьми! — кричал я, чувствуя, как пламя обдаёт руки.
Огонь перестал разгораться, но всё ещё взметался высоко в небо, освещая всё вокруг. Стало светло, как днём.
Ковалёв появился как призрак из дыма, с лицом, почерневшим от сажи. Он схватил мокрое одеяло и ринулся к самому пеклу.
— Профессор! Назад! — завопила Марина, но старик не слушал или не слышал.
Я бросил ведро, прыгнул как регбист и, обхватив его руками, повалил на землю.
Ковалёв чертыхался, но тут подскочила на помощь Марина.
Каналья, теряем время!
Огонь сопротивлялся, как живой. Он шипел и плевался кипятком, когда вода попадала в самое пекло.
Пламя лизало остатки палатки, угрожая перекинуться на соседние.
— Ещё, ещё вёдра! — кричал нечеловеческим голосом Лёня, он встал на моё место, работал как автомат, принимая и опрокидывая наполненные водой ёмкости.
Когда последнее пламя захлопали мокрыми тряпками, мы стояли, обугленные, мокрые и победоносные. Половина палатки уцелела — чёрный, обгоревший остов, но всё же.
— Журнал! — вдруг вспомнила Марина.
Я ринулся внутрь, не обращая внимания на тлеющие угли. Жара стояла как в печи. В углу, где висел календарь дежурств, остались лишь пепельные страницы, свернувшиеся в трубочки. Я попытался поднять один лист — он рассыпался у меня в пальцах.
— Сгорел, — хрипло сказал я, вылезая наружу.
Марина сжала кулаки. Её лицо, испачканное сажей, выглядело почти демоническим в отсветах догорающего огня.
— Так… Похоже, что это поджог! — прошипела она.
Она скорее всего права. Слишком много случайных совпадений.
Лёня молча вытирал чёрное от сажи лицо, его руки дрожали от усталости. Ковалёв сидел на земле, кашляя — старик едва не задохнулся в дыму.
— Вы целы? — спросила Марина с ужасом, глядя на наши чёрные руки и лица.
Я кивнул, вытирая сажу со лба. Две минуты. Ровно столько времени понадобилось кому-то, чтобы уничтожить все следы.
Кто не хотел, чтобы мы прочли журнал. Кто-то очень глупый, но достаточно опасный, чтобы устроить пожар.
Завтра я схожу в село и узнаю, кто оттуда звонил в Орджоникидзе.
Огонь потух. Я посмотрел в сторону наших машин. Слава Богу, они стояли вдалеке.
Новая мысль только что вспыхнула в моей голове.
А ведь те, кто слил наш разговор с Мариной про пещеру, не обязательно живут в нашем лагере.
Я вспомнил ту ночь, когда мы с Мариной дежурили у костра.
Ведь кто-то наблюдал за нами из темноты.
— Марин, а где те двое ваших коллег, которые пришли в ту ночь в лагерь пешком?
Глава 18
— Марин, а где те двое ваших коллег, которые пришли в ту ночь в лагерь пешком?
— Смирнов с подругой? С Наташкой? Так они за час до вас уехали. Подожди, ты думаешь…
— Нет, просто нужно проверить все варианты.
Она приблизилась и тихо спросила:
— Допрашивать всех будем сейчас?
— Опрашивать. Допрашивают следователи. Нет, завтра, когда эмоции улягутся.
— О чём вы говорите, — поинтересовался Ковалёв, глаза его яростно сверкали, а седая борода превратилась в тёмную щётку от сажи.
— Прошу прощения, профессор, они пришли со срочной телефонограммой. Вы не могли бы сказать, что за срочное сообщение они принесли?
— Это личное и к работе не имеет никакого отношения.
Понятно, от Ковалёва ничего не добиться. Я помог ему встать.
— Так, — деловым тоном сказала Марина, — слушай мою команду.
Она обращалась к обитателям нашего лагеря, всё ещё возбуждённо обсуждавшим происшествие. Люди смолкли и повернулись к ней лицом.
— Всем быстро помыться и спать. Работу никто не отменял. Завтра будем на ногах все по графику. Думаю, что к обеду поставим запасную палатку.
— Но газовый баллон… Плита… — кто-то заволновался, что утром можно быстро приготовить завтрак без кухни.
— Вскроем НЗ с галетами и консервами, воду вскипятим на огне. Всё, отбой. Если кто-то не выспится, претензии не принимаются.
Люди стали расходиться.
— Профессор, идите спать, всё уже позади. Слава богу, никто не пострадал. Утром всё уберём, к вечеру лагерь будет как новенький.
Он хотел было ответить:
— Но это ЧП…
Потом замолчал, махнул рукой, повёл плечами и отправился молча в свою палатку. Было видно, что он с трудом сдерживает гнев.
Я смотрел в то место, на полосу высокого кустарника, где в прошлый раз мне привиделось движение и где потом я нашёл камень с рисунком.
— Ты идёшь? — спросил меня Лёня.
— Да, буду через пару минут.
Мой напарник в цветастых семейных труселях отправился отмывать сажу с тела к речке.
— Давай так: я прямо с утра в село схожу за молочкой вместо дежурного, как раз и повод есть. Готовка в экстремальных условиях. Всё разузнаю, кто и куда звонили наши дежурные. А ты здесь наведёшь порядок и опросишь народ.
— А что спрашивать-то?
— Записывай, как узнал о пожаре, что делал дальше, кто может подтвердить. Видел ли до этого что-то необычное после ужина у кухни.
