След у таежной реки - Тамоников Александр Александрович

Зайцев уселся на стул перед столом капитана, положив ладони на колени. Рябцев встал справа, в двух шагах позади; Петраков заслонял собой закрытую дверь.

– Зайцев Иван Архипович?

– Так точно, товарищ капитан! – чуть не подскочил на стуле рядовой.

– Ладно. Вы родом из Куйбышевской области?

– Так точно.

– Как оказались здесь, в Приморье?

– Родители ребенком увезли. Мне лет девять было, когда вся семья по вербовке переехала в Бикин. Отец с матерью работают с тех пор в колхозе «Пограничник». Там же и я работаю.

«Спросить его о тракторах? Этот вопрос привел Зайцева в замешательство, – задумался Назаров. – Нет, рановато. Не надо показывать допрашиваемому, что мы заметили его неловкость. Вообще о колхозе пока лучше не заикаться. Кроме того, ситуация может иметь самое простое объяснение. Возможно, парень трактор поломал и старается скрыть этот факт из своей биографии».

– При обыске мы изъяли ваши личные вещи. Посмотрите, все ли на месте.

Николай Иванович провел рукой над предметами, разложенными на его столе.

– Все на месте, – подтвердил боец.

– Кисет, фляжка, щетка зубная, нож… – перечислял Назаров, перебирая предметы, каждый из которых брал по одному, чтобы продемонстрировать Зайцеву и одновременно изучить его реакцию.

Зайцев кивал. На свисток никак не отреагировал.

– Зачем спортивный свисток?

– Маманька настояла. Сказала, пригодится, если в тайге заблужусь. Я не стал спорить, взял с собой. Старушке так спокойнее.

Солдат отвечал убедительно. Загадочный свисток получил свое объяснение. Хотя из-за этого выяснилось, что лишнего имущества рядовой с собой не брал вовсе, только необходимый практичный минимум. Нетипично для новобранца. Словно этот молодой человек и впрямь всеми силами старался убедить, что он не шпион и не везет с собой ничего подозрительного, вызывающего расспросы.

– Ничего не утеряно? – Назаров оглядел стол и уточнил: – Я набора для бритья не вижу. Его не было?

– Нет… – Зайцев выглядел ошарашенным. Запинаясь, он пояснил: – Я бритву перед отправкой посеял. Буду у сослуживцев просить, пока новую не куплю.

Прозвучало логично. Однако от глаз капитана не укрылось то, что ранее заметил сержант. Простой вопрос о простой вещи вызвал замешательство, недоумение, даже растерянность.

– Сможете забрать вещи после нашей беседы, – заверил Назаров. – Деньги обязательно пересчитайте после получения.

Зайцев опять закивал и почесал покрасневший глаз.

– Объясните, почему подсаживались в поезд к другому полку? – продолжал допрос капитан, не меняя ровного, спокойного тона.

– От своего поезда отстал. Сошел на станции покурить. Там один старичок подошел, предложил махорки недорого. Я согласился еще прикупить, пошел к деду в избу. Пока он махорку отсыпал, поезд тронулся. А тут повезло: на следующем поезде другой полк, но из моей армии, да еще тоже в Хабаровск следует. Я с братишками потолковал, напросился в вагон.

К рядовому вернулась прежняя уверенность, морщины на лице разгладились, и оно вновь казалось невозмутимым.

– Значит, в Хабаровск едете?

Зайцев подтвердил. Допрос достиг той фазы, когда информация разложена по полочкам и сами собой рождаются новые вопросы, ранее не приходившие в голову.

– Как вы попали в Лесозаводск, раз у вас сборы в Имане? – не повышая голоса, мрачно спросил Назаров.

Зайцев понуро умолк и провел рукой по раскрасневшемуся лицу. Петраков с Рябцевым переглянулись – они не заметили этого несоответствия в документах и рассказе рядового. Хабаровск располагался в трех сотнях километров севернее Имана, меж тем как Лесозаводск лежал в 60 километрах южнее.

– Зачем поехали на юг? Или забыли, где Хабаровск находится? – без иронии продолжал капитан, голос которого сделался строже.

– Дурака свалял, – промямлил рядовой, глядя в пол. – Думал дезертировать. Страшно мне стало, вокруг столько про зверства фрицев и самураев говорят. Потом передумал, решил поймать поезд до Хабаровска и своих нагнать.

– Передумал, стало быть? Почему?

– Еще раз письмо от брата прочитал. Стыдно будет ему в глаза посмотреть. Он меня прибьет… и правильно сделает…

Зайцев тяжело вздохнул. Становилось понятно, отчего парнишка занервничал, когда услыхал про свой колхоз. Побоялся, что родные узнают о его попытке сбежать. Рассчитывал вернуться в Хабаровск как ни в чем не бывало, рассказать там байку, будто отстал от поезда, – и шито-крыто, отделался бы легким нагоняем при самом плохом раскладе.

– Вы понимаете, что совершили преступление? По закону я обязан вас отдать под трибунал, – твердо проговорил Назаров.

– Понимаю, – тихо ответил рядовой.

– Понимает он, стало быть… – Назаров еще пять минут отчитывал Зайцева за совершенное преступление, следя за тем, как меняется лицо парня, затем спросил: – Вы что-то можете заявить в свое оправдание?

– Нет оправдания, – покорно произнес Зайцев. – Но ваши люди видели, что я возвращался в часть. Надеюсь, на трибунале это зачтется как смягчающее обстоятельство.

– Ишь ты, сообразительный! – подал голос Петраков. – Соображать раньше надо было, прежде чем в бега подаваться.

– Товарищ сержант прав, – согласился Назаров. – Подумать надо было перед побегом, крепко подумать! Но, учитывая ваше искреннее раскаяние и стремление исправить содеянное, я вас, рядовой Зайцев, на первый раз отпускаю. Возвращайтесь в часть, служите Советской Родине доблестно, как служит ваш брат и товарищи по оружию.

Зайцев вскочил и, вытянувшись в струнку, взял под козырек.

– Служу Советскому Союзу!

Казалось, парень даже на цыпочки привстал от волнения.

– Вольно. Проследуйте за сержантом Петраковым к выходу. Там получите личные вещи.

Петраков вывел незадачливого дезертира из кабинета. Назаров вышел следом в коридор размять ноги, оставив Рябцева собирать вещички Зайцева. Капитан вернулся в кабинет, когда тот опустел, и, заполняя рапорт, задумался о своем поступке.

«Не слишком ли мягко обошлись мы с солдатом? Мы не должны быть благодетелями, – размышлял Николай Иванович, – но и солдафонами не должны быть, а уж тем более палачами. Негоже лишать армию бойцов. Парень после сегодняшнего урока исправится и надолго дурь из головы выбросит».

Примерно через полчаса вернулся Петраков, доложив, что Зайцева посадили на поезд до Хабаровска.

– Чутье тебя не подвело, товарищ сержант, – похвалил Назаров. – Зайцеву на самом деле было что скрывать. Оказывается, он дезертир.

– Скажите, почему вы его отпустили?

– Он же явно хотел в свою часть вернуться, ты тому свидетель. Из кожи вон лез, чтобы попасть в вагон. То есть по-настоящему факт дезертирства не случился. Так зачем наказывать человека за то, чего он еще не совершил? И вдобавок понравился мне этот Зайцев. Знаешь чем?

– Чем же? – поразился Петраков.

– Он не суда боялся, а семьи, – с уважением пояснил Николай Иванович. – Хорошая у них семья с хорошим воспитанием. Вот бы каждая такой была. Чтобы трусы и подлецы знали, что за мамкину юбку не спрячутся. Увы, много семей, где кровные узы понимаются неправильно. Человек закон нарушил, а родня ни капли не стыдится, старается свою «кровинушку» от наказания укрыть, оправдывает любое преступление, и в итоге сами члены семьи становятся соучастниками. Зайцевы не такие.

Капитан и сержант вернулись к текущим делам, и тогда-то Назаров заметил забытое на столе письмо от Петра Зайцева. Ну конечно же, ведь Рябцеву велели собрать личные вещи, поэтому он попросту проигнорировал бумагу, лежащую в стопке другой корреспонденции. Сержант не имел привычки брать документы со стола старшего по званию.

«Но почему Зайцев-то не потребовал вернуть письмо брата? Настолько переволновался, что позабыл? – недоумевал Назаров. – Я бы хотел держать при себе письмо брата со словами, уберегшими меня от опрометчивого поступка. А тут ведь не просто опрометчивый поступок, тут преступление, которое как нечего делать привело бы к порядочному сроку, а то и к расстрелу, смотря по обстоятельствам. Можно сказать, Петр брательника от казни спас… Или Иван не хотел привлекать к письму лишнего внимания?»