След у таежной реки - Тамоников Александр Александрович

От противоположного берега выдвинулись два других катера, поспешивших, ускоряясь, на подмогу первой команде.

– Отставить! Не стрелять! – выкрикнул Павлов, чудом не задетый пулеметным огнем.

Но из пограничников никто не стрелял, все смотрели в сторону Данилина. Он тряс за плечи Резепова и громко звал его: «Ильдарчик! Ильдарчик!» Паренек не отвечал, по его груди растекалось огромное темное пятно.

Катера подкрепления уже достигли середины реки, до косы оставалось всего ничего. Через пару минут по берегу будет открыт шквальный огонь, и если не сдержать противника, то весь отряд поляжет на месте. Пока что невидимый пулеметчик молчал.

Неужели вот он – очередной «инцидент», которые так любила устраивать японская военщина по всей Азии и которые всегда приводили к жестокой войне?

– Что с ним? – тормошил Данилина Карпенко, затем, не дождавшись ни слова, принялся расстегивать на Резепове гимнастерку, чтобы осмотреть ранения.

Катера остановились у косы; с них никто не высаживался, японские солдаты оставались на своих местах, целясь в берег из винтовок и пулеметов. Трое «десантников» проворно вскочили с песка и запрыгнули в свой катер, после чего флотилия отчалила и двинулась прочь. Рваный флаг по прихоти ветра помахал им на прощание.

В зарослях осоки на подстилке из опавшей дубовой листвы умирал человек.

Конечно, капитан мог крупно ошибаться: определить производителя бумаги на ощупь невозможно. Но листок, на котором Петр Зайцев накорябал своим неуклюжим почерком письмо брату, едва заметно отличался по качеству от бумаги, на которой привыкли писать Назаров и его сослуживцы. Хотя возможно, в Петропавловск-Камчатский поставляют писчую бумагу с другой фабрики.

В немалой степени смущал и тот факт, что в предыдущие годы разведку нашей территории самураи выполняли неглубокими «булавочными» уколами, когда агенты не уходят в тыл далее двадцати километров от границы. Лишь немногие лазутчики получали задание достичь линии Дальневосточной железной дороги. Зайцев же сел на поезд от Лесозаводска до Хабаровска. Немалый такой маршрут, надо сказать.

Если это шпионаж, то какие цели преследует столь рискованное задание? И почему агент так плохо оснащен? Если считать за текущий год, с 1 января и до 14 августа, когда на станции задержали Зайцева, пограничниками и органами СМЕРШ на границе с Маньчжурией и Японией задержано 522 человека, по большей части это контрабандисты, провокаторы, необученные диверсанты или лазутчики, а также распространители пропагандистских материалов. Профессиональных агентов, прошедших перед выброской спецподготовку, задержано всего 24 человека. Все они имели при себе фотоаппараты, а иногда и радиостанции. Зайцев путешествовал налегке. Много полезной информации он бы не перевез, разве что обладает феноменальной памятью.

Неважно, лабораторная проверка подозрительного листка бумаги никогда не лишняя. Как говорится, «лучше перебдеть, чем недобдеть». Одновременно следует связаться с Петропавловским портом и получить информацию от Петра Зайцева. Кроме того, необходимо срочно отправить человека в колхоз «Пограничник», чтобы допросить других членов семьи Зайцевых. Пусть едет старший лейтенант Михаил Тимофеев, он как раз освободился, и захватит с собой недоверчивого Валентина Петракова.

Ивана Зайцева по прибытии в Хабаровск повторно задержать до выяснения всех обстоятельств.

«Неужели Валька был прав? Почему же я ничего не увидел? – терзал себя вопросами Николай Иванович. – Купился на красивую историю о несостоявшемся дезертирстве. Старею, размяк».

С годами у чекиста могут быть две причины, по которым он может сойти с прямого пути: особист становится либо мягче, либо жестче. И то и другое для работы одинаково вредно. Мягкий благодушествует, склонен к попустительству и всепрощению, обладает пониженным чувством опасности. Жесткий, заматеревший чересчур подозрителен, склонен к самоуправству, безразличен к человеческим судьбам, забывает, что поставлен на свой пост защищать людей, а не ломать им жизни.

Прибыл старший лейтенант, но Назаров не успел изложить ему свои планы, так как Тимофеев рапортовал о провокации на Уссури в районе Емельяновки. Ситуация требовала личного присутствия капитана на месте происшествия. В Приморском округе впервые произошло убийство пограничника в ходе провокации, до этого подобные трагедии изредка случались только в неспокойном Забайкалье.

– Выезжаем туда немедленно, – распорядился Назаров. – Скажи Клавдеичу, чтобы заводил машину. Чем заняты Петраков с Рябцевым?

Ответить Тимофееву не дали. В дверном проеме возник Петраков, доложивший о массовом появлении шаров-пилотов близ Имана.

– Запускают с горы Циньюнь. – Валентин назвал небезызвестную гору по ту сторону границы, удобный наблюдательный пункт, откуда хитрый противник, затаившись, нередко следил за нашими землями. – Вылетело штук десять, если не больше.

Шарами-пилотами на языке контрразведки закрепился обычай обозначать заурядные надувные шарики из резины, которые так нравятся детворе, но отличаются от них тем, что наполняются не воздухом, а водородом, чтобы завезти на советскую территорию особый груз – листовки, полные призывов к сотрудничеству с японцами, воспеваний военного могущества Японии и обещаний «сладкой жизни» в случае измены. Короче говоря, все, что выкрикивают из кустов советским пограничникам китайские нищие, которым японцы платят пару грошей за пересечение границы ради проведения идеологических диверсий с сомнительным успехом: «Рус, идь сюда, тута хорош!»

По инструкции все эти листовки требовалось собрать и не допустить их распространения среди местных жителей и красноармейцев. Назаров сильно сомневался, что подобной примитивной макулатурой японцам удалось бы добиться разложения советских граждан, в особенности – личного состава погранвойск. Пускай бы треклятые бумаженции валялись и гнили на земле, тем более что большинство из них наверняка упали вдали от жилья, где-нибудь в чаще. Но приказ есть приказ.

Кроме того, в нелепом приказе присутствовала своя логика и гуманность. Стоит оставить листовки, как их непременно подберет какая-нибудь любопытная дура (и она не одинока!), примется разносить по округе, зачитывать вслух соседям, а чекистам потом бедняжку арестовывай. В глазах правосудия она виновна. Получи, злодейка, десять лет лагерей, а дома останутся трое детишек мал мала меньше, которым расти без мамки до окончания школы. Хорошо, если война у них отца не забрала, а если забрала? Право же, детям лучше с дураками-родителями, чем без них.

Это означало, что делом Зайцева заниматься некому, на сегодня все подчиненные Назарова загружены по горло – те, кто не выезжал к месту провокации, где погиб пограничник, выдвигаются под Иман часов пять потрудиться дворниками, то есть собирать японские листовки.

«Хорошо, хоть успел направить запросы в хабаровскую лабораторию и Петропавловский порт», – подумал Николай Иванович.

Его обуревало желание подкинуть работенку коллегам из Хабаровска, поручив им проверить, сошел ли Зайцев с поезда и прибыл ли в часть. После секундного колебания Назаров поднял трубку и попросил телефонистку соединить его со старшим лейтенантом Мелентьевым.

Леонид Дмитриевич был Назарову симпатичен. Бывает такое, что почти незнаком с человеком, но чувствуешь к нему искреннее расположение и доверие. Назаров из когда-то зачитанного личного дела Мелентьева помнил лишь, что тот родился в 1913 году под Ленинградом, а в 1932 году был призван в РККА. Вот, пожалуй, и все. Как этот человек попал в НКВД, Николай Иванович успел забыть, а может, и не знал никогда наверняка. Черты лица, поступки, манера речи старшего лейтенанта – все в нем говорило о его надежности. Нельзя сказать, что к другим сотрудникам капитан испытывал недоверие, и все же если кому-то в Хабаровске и следует поручить проверку Зайцева, то определенно Леониду Мелентьеву, который сделает все как надо и перезвонит, чтобы сообщить о результатах.