Хранители Братства (ЛП) - Уэстлейк Дональд

– Подожди, ты же не знаешь, где они лежат. К тому же, эти двое, возможно, предаются плотским утехам, а мы не хотим слишком резко втягивать тебя во все это.

Эйлин пошла за полотенцем, а я остался на пляже, думая о плотских утехах. Когда в возрасте двадцати четырех лет я вступил в монастырь, я не был совершенно невинным, но десять лет – большой срок, и теперь я стоял перед понятием секса, как маленький ребенок стоит под усыпанным звездами ночным небом, с дрожью под коленями ощущая его обширную тайну и близкое очарование.

К тому времени, как Эйлин вернулась, я был взбудоражен до предела и не мог посмотреть ей в глаза, не говоря уж о том, чтобы смотреть на другие части ее тела. Но она не обратила на это внимания, или, во всяком случае, не подала виду.

– Тебе лучше не оставаться на солнце слишком долго, – сказала она. – Это же твой первый день.

– Ладно, – сказал я.

Я сел на развернутое полотенце с изображением улыбающейся и обнимающейся парочки, а Эйлин устроилась рядом на своем полотенце. Некоторое время мы провели в уютной тишине. Затем Эйлин сказала:

– Хватит загорать. Возьмем машину и поедем за одеждой для тебя.

– Не думаю, что это возможно, – ответил я.

– Что? Я не поняла.

– Ну, я потратил деньги братства, чтобы добраться сюда, – объяснил я. – А своих денег у меня нет.

– Не заморачивайся, – сказала Эйлин.

– Не могу не заморачиваться. Для жизни в этом мире нужны деньги.

– Послушай, Бе… – Эйлин помотала головой, притворно рассерженная оговоркой. – Не заморачивайся, Чарли. Я разберусь, Чарли.

Я улыбнулся ей; Эйлин восхищала меня.

– Можешь называть меня, как в голову взбредет – я отвечу, – сказал я.

Она одарила меня насмешливым взглядом.

– Ты собирал эти остроты годами, да? Ждал возможности вывалить их скопом на какую-нибудь бедную девушку.

– Возможно, – сказал я.

– Но мы говорили, – напомнила Эйлин, – о деньгах.

– Которых у меня нет.

– Тебе они не нужны.

– Конечно нужны.

– Послушай, Чарли, – сказала она и с довольным видом кивнула. – Ну вот, теперь правильно. Так вот, я живу за счет моего отца, Нил живет за счет матери, а Шейла – за счет бывшего мужа. Ты вполне можешь какое-то время пожить за наш счет, это не скажется на итоге.

– Я не могу брать деньги у… – начал я.

Она остановила меня, строго подняв палец.

– Позволь напомнить, я была замужем, – сказала она, – и тебе лучше хорошенько подумать, прежде чем заканчивать предложение.

Я закрыл рот.

– Так я и думала, – сказала Эйлин, встав и подобрав свое полотенце. – Пошли, хрюшка.

– Куда?

– Для начала уберем тебя с солнцепека, пока я переодеваюсь. А потом поедем в Сан-Хуан и оденем тебя поприличней.

Я чувствовал, что надо бы возразить, но не мог подобрать подходящих слов. К тому же, Эйлин уже направлялась к дому, а солнце и правда здорово напекло мне плечи. Так что я двинулся следом.

Прогулявшись по магазинам, мы зашли в бар одного из прибрежных отелей выпить. На мне теперь были белые брюки, бледно-голубая рубашка и сандалии, намного изящнее и легче тех, что я обычно носил в монастыре. Но те-то были изготовлены вручную братом Флавианом, он шил обувь для всех нас.

Эйлин тоже была в белых брюках и сандалиях, а также в оранжевой блузке на завязках. Внимание, вызываемое ей у других мужчин, подтверждало мое собственное чувство, что она не такая, как все, особенная.

Мы сидели в углу затененного зала с кондиционированном воздухом, рядом с окнами, выходившими на две стороны. За одним виднелся переполненный отдыхающими бассейн, за другим – обширный почти пустой пляж. Мы пили какой-то коктейль с ромом, розовый сладкий напиток с фруктовым вкусом. У меня и без того уже кружилась голова от солнца и событий дня, и я сомневался, что коктейль усугубит мое состояние.

Непринужденная беседа у нас с Эйлин не ладилась, а молчание было неловким. Мы оба нервничали и смущались, поглядывали друг на друга и отворачивались, а затем что-нибудь говорили невпопад. К примеру, после того, как нам принесли по второму напитку, я спросил:

– Каким был Кенни Боун?

– Был? – Эйлин взглянула на меня. – Я не вдова, а разведена.

– Я хотел сказать, каким он был в браке?

– Похожим на тебя, – ответила она.

Я удивленно уставился на нее.

– В смысле?

– Не расценивай это, как комплимент, – сказала она. – Он был непредсказуемым, вообще чокнутым, хуже некуда.

– О, – сказал я.

Эйлин оставляла влажные круги на столе донышком своего бокала, сосредоточенно наблюдая за этим процессом.

– Я думала, что смогу позаботиться о нем, – сказала она. – Защитить его от мира. – Ее губы скривились в подобии улыбки. – Стать его обителью.

– Кем он был?

– Чудаком.

– Я имею в виду: чем он занимался?

– Я поняла, что ты имел в виду, – сказала Эйлин и выпила половину бокала. – Иногда, – продолжила она, – он считал себя поэтом, порой драматургом, а время от времени – автором песен. И, когда на него накатывало вдохновение, он занимался всем этим не хуже, чем настоящие профессионалы.

– А в перерывах?

– Наполовину студень, наполовину краскорастворитель.

– И ты думаешь, что я такой же?

– Нет. – Эйлин помотала головой, но не слишком энергично. – Я не знаю, какой ты, черт возьми, – сказала она, – но могу предположить.

– Где Кенни сейчас?

– Наверное, в Лондоне. – Эйлин пожала плечами. – Какая разница, он все равно не дал бы мне рекомендации.

– Ты подала на развод или он?

– Я развелась с ним, – ответила она, – отчасти потому, что не хотела больше говорить о нем.

– О, извини.

Эйлин протянула руку, не занятую бокалом с напитком, и положила ладонь на мою.

– Я не хотела ворчать, – сказала она, – просто в при таких обстоятельствах это выходит само собой.

– При каких обстоятельствах? – спросил я. – Ты не могла бы объяснить, что между нами происходит?

– Ты задаешь слишком много вопросов, коп, – огрызнулась она и допила свой коктейль. – Поехали обратно домой.

Как странно было мчаться под солнечным светом по той же дороге, которой я шел в утренних сумерках. Странно, но не давало ничего нового. При свете я видел землю, болота, чахлые деревца и редкие покосившиеся дома, но он не показал мне ничего, что мне хотелось бы знать.

Автомобиль, в котором мы ехали – взятый в аренду и общий для всех обитателей дома – назывался «Пинто», хотя был одноцветным, желтым. На полпути обратно я спросил:

– Разве «Пинто» не должен быть разноцветным? Этот больше похож на «Шафран», разве не так? [76]

Но Эйлин не поняла, о чем я говорю, так что я не стал продолжать. К тому же я не очень хорошо себя чувствовал.

После того, как мы свернули с главного шоссе на дорогу к Лоиза-Альдеа, я произнес:

– Эйлин.

– Да? – Она повернулась вполоборота ко мне, не теряя из вида ухабистую дорогу.

– Может ли взрослого укачать в машине?

Она бросила на меня испуганный взгляд и тут же надавила на тормоз.

– Ты ужасно выглядишь!

– Хорошо. Не хотел бы я при своем самочувствии чудесно выглядеть.

Эйлин коснулась моего вспотевшего лба.

– Ты весь мокрый, – сказала она. – Наверное, подхватил что-то.

– А еще мне нужно кое от чего избавиться, – сказал я, с трудом выбрался из «Шафрана», и меня вывернуло.

Возможно, то, что говорят о психосоматике, имеет некий смысл. Если так, то Шейла Фони мне его растолковала. Когда я немного оклемался, она выложила всю теорию своим быстрым, не терпящим возражений тоном – что недомогания тела являются отражением недугов разума.