Доктор Торндайк. Безмолвный свидетель - Фримен Ричард Остин

В этот момент я поднял голову и увидел, что миссис Сэмвей смотрит на меня с очень странным выражением. Она наклонилась к Бэтсону, заполнявшему многочисленные бланки, но смотрела на меня, и выражение ее светлых кошачьих глаз не оставляло сомнений в том, что она крайне недовольна моими действиями. В некотором смятении, браня себя за несоблюдение правил приличия, я торопливо вернул на место рукав мертвеца и встал.

– Вероятно, вы заметили, – подытожил я, – что здесь отчетливый ригос мортис.

– Я не заметил, – поморщился Бэтсон, – но хорошо, что вы заметили. Надо будет рассказать об этом О’Коннору, когда он придет.

– Кто такой О’Коннор? – спросила миссис Сэмвей.

– Это врач, который подпишет сертификат для крематория.

В глазах хозяйки снова мелькнул безошибочный гнев, и она спросила:

– Тогда кто этот джентльмен?

– Это доктор Хамфри Джарвис, – сказал Бэтсон. – Простите, что не представил его раньше. Доктор Джардин временно займет мое место. Я сегодня вечером уезжаю на неделю.

Миссис Сэмвей зло посмотрела на меня своими удивительными глазами и сдержанно заметила:

– Не понимаю, зачем вы его сюда привели.

Она повернулась ко мне спиной, и я решил, что эта женщина похожа на мегеру, хотя мое присутствие, конечно, непрошеное вторжение. И собирался уйти, когда извинения Бэтсона прервал громкий стук в уличную дверь.

– А вот и О’Коннор, – обрадовался Бэтсон и, так как миссис Сэмвей пошла открывать дверь, добавил: – Похоже, она разозлилась, хотя не понимаю почему. И О’Коннору не нужно бы так барабанить в дверь, когда в доме покойник. У него будут неприятности, если не научится себя вести.

Манеры нашего коллеги, несомненно, не были тактичными. Он ворвался в комнату с часами в руке, говоря, что уже опоздал на три минуты, и добавил:

– Если я что и ненавижу, так это опоздания на ужин. Бланки готовы?

– Да, – ответил Бэтсон, – вот они. Первым лежит мое свидетельство. Ваше под ним.

Доктор О’Коннор быстро просмотрел длинный список вопросов и недовольно осведомился:

– Проведен ли тщательный внешний осмотр? Хм. Провели ли вы вскрытие? Нет, конечно, не провел. Что за чушь собачья! Если кремация станет распространенной, не останется ни на что времени, кроме похорон. Кто ухаживал за покойным?

– Я, – сказала миссис Сэмвей. – Иногда меня подменял муж, но почти всегда ухаживала я. Меня зовут Летиция Сэмвей.

– Покойный ваш родственник?

– Нет, только друг. Он какое-то время жил с нами в Париже и вместе с нами приехал в Англию.

– Чем он занимался?

– Номинально он дилер в области произведений искусства. На самом деле у него независимое состояние.

– Ваши финансовые интересы как-то связаны с его смертью?

– Он оставил нам семьдесят фунтов. Мой муж душеприказчик его завещания.

– Понятно. Давайте немного поговорим снаружи, Бэтсон, прежде чем я проведу осмотр. Это проклятый фарс, но мы должны заполнить все необходимые документы.

– Конечно, – согласился Бэтсон. – Нельзя оставлять место для вопросов и сомнений.

Он встал и вместе с О’Коннором вышел в коридор; сквозь дверь доносились звуки их разговора.

Как только мы остались одни, я попытался заключить мир с миссис Сэмвей, извиняясь за свое вторжение дом траура.

– Временно, – заключил я, – я помощник доктора Бэтсона, он хотел, чтобы я пришел с ним, и я пришел, не подумав, что мое присутствие может вызвать возражения. Надеюсь, вы меня простите.

По-видимому, мое смирение ей понравилось, ее сдержанные и неприветливые манеры сменились вежливыми, и она вознаградила меня улыбкой, которая совершенно изменила ее лицо.

– Конечно, – сказала она, – с моей стороны глупо быть такой сварливой и грубой. Но это выглядело немного черство, когда я увидела, как вы играете с бедной мертвой рукой, и вы должны принять это во внимание.

Она снова улыбнулась – очень приятно, и как раз в тот момент двое моих коллег вернулись в комнату.

– Теперь, – заявил О’Коннор, – осмотрим тело и закончим на этом.

Он прошел к кровати и, отвернув простыню, быстро осмотрел труп.

– Нелепый фарс, – фыркнул он. – Выглядит все в порядке. Будет выглядеть, во всяком случае. Куча бюрократической волокиты. Что даст внешний осмотр тела? Единственная полезная вещь – вскрытие. Что это за пластырь на спине?

– О, – сказал Бэтсон, – это небольшой порез на спине от осколка бутылки. Я использовал пластырь, потому что на спине трудно сделать повязку. И он не хотел, чтобы повязка сдавливала ему грудь.

– Да, конечно, – согласился О’Коннор. – Что ж, все правильно. Дайте мне форму, я ее заполню и подпишу. – Он сел за стол, снова посмотрел на часы, громко застонал и начал быстро писать. – Египтяне были не такими уж плохими судьями, – произнес он наконец, положив ручку и вставая. – Бальзамирование могло быть хлопотно, но когда оно сделано, это очень полезно. В случае спора покойник всегда доступен, и не нужна вся эта бюрократия. Спокойной ночи, миссис Сэмвей.

Он застегнул пальто и вышел, а через одну-две минуты мы последовали за ним.

– Ей-богу! – воскликнул Бэтсон. – Это дело помешало моей подготовке. Нужно приготовить и отправить все лекарства, не говоря уже об ужине. Но ужину придется подождать, пока я все не закончу. Не торопитесь, Джардин, а мне нужно бежать и приниматься за работу.

С этими словами он быстро пошел и вскоре исчез за углом. Вернувшись его приемную, я увидел, что он пишет в ежедневнике со скоростью парламентского репортера.

Мастерство Бэкстона в обращении с бутылочками и оберточной бумагой наполняло меня восхищением и отчаянием. Я тщетно попытался помочь ему, но в конце он выхватил у меня смятую бумагу, в которую я пытался завернуть бутылочку, взял другой листок и в мгновение ока превратил бутылочку в аккуратный маленький белый пакет, как фокусник сменяет мятую шляпу на морскую свинку. Это просто удивительно.

Мой хозяин был весел, но непоседлив. Не менее шести раз он вставал из-за стола, чтобы взять предмет, о котором только что вспомнил, а после ужина, когда я вместе с ним прошел в его спальню, он трижды выкладывал все из чемодана, дабы убедиться, что ничего не забыл. Он меня тревожил. Такие беспокойные люди заставляют других нервничать. Я с тревогой смотрел на доктора и испытал большое облегчение, когда служанка доложила о прибытии кеба.

– До свидания, доктор! – весело сказал Бэкстон, пожимая мне руку через открытое окно кеба. – Не забывайте держать запасные бутылочки. Это избавляет от многих неприятностей. И не делайте обходы слишком долгими. До свидания!

Экипаж загрохотал, а я вернулся в дом полноправным врачом общей практики.

Глава 5. Комната смерти

Молодой, только что получивший квалификацию врач, начиная заниматься практикой, бывает удивлен и разочарован новыми условиями. Он привык к профессиональной и чисто научной атмосфере больницы, и неожиданное вторжение личных элементов как господствующего фактора ставит его в тупик. Он оказывается в новом и неожиданном положении. Он больше не простой безличный сотрудник, часть большой машины, а платный слуга своих пациентов, иногда готовых дать ему это понять. Пациент больницы, который благодаря дисциплине в ней привыкает в палате к покорности и уважительному отношению к персоналу, сменяется нанимателем, обычно критичным, иногда грубым и склонным к неприятным откровенностям в речи.

Более того, пациенты особенно проявляют такие свойства, когда, как в моем случае, знакомого врача сменяет новый, незнакомый, и они не стараются при этом сдерживаться. «Старуха с печенью» (принимая четкое определение Бэкстона) заявила, что я слишком молод, но подбодрила меня, сказав, что со временем это пройдет, а мрачный больной тифом прямо сообщил мне, что платит не за то, чтобы его лечил студент-медик.

В целом я нашел частную практику разочаровывающей и понял, что хочу побыстрее вернуться в больничные палаты и к своим спокойным одиноким прогулкам по Хэмстед Хиту.