Не говори Пустоте Да - Небоходов Алексей

Весь день Алевтина провела, блуждая по квартире с телефоном в руке, открывая и закрывая почту, просматривая документы, внезапно потерявшие всякую важность. Стрептопенинск. Это название, от которого старательно избавлялась годами, вдруг заняло всё сознание. Вспомнила улицы, по которым ходила в детстве, дома, знакомые до последнего окна, людей, чьи лица стёрлись из памяти, но чьи взгляды – любопытные, завистливые, осуждающие – помнила до сих пор.

И среди этих воспоминаний возникло лицо Антона Длиннопёрова – полное, с маленькими глазками, вечно влажными губами и нездоровым румянцем. Он всегда смотрел на неё как-то особенно – не так, как смотрят на детей. В его взгляде было что-то оценивающее, словно прикидывал её стоимость на невидимом рынке. Теперь этот человек мёртв, и Алевтина должна была стать его вдовой – странный поворот судьбы, который казался бы комичным, если бы не сумма наследства.

Пятьсот миллионов долларов. Особняк на холме. Пивоваренный завод. Дом в Лондоне. Шато во Франции. Слишком невероятно, чтобы быть правдой. И всё же… Лидия никогда не лгала в серьёзных вопросах. Если говорила о таких суммах, значит, они действительно существовали.

К вечеру Алевтина приняла решение. Сначала проверить информацию через свои каналы, затем, если всё подтвердится, взять отпуск и поехать в Стрептопенинск. В конце концов, что теряла? Неделю времени, которое можно было потратить на что-то более приятное, чем встреча с прошлым. Но потенциальный выигрыш стоил риска.

Она позвонила Ордынцеву – не на рабочий телефон, а на личный, который использовался только для особых встреч.

– Георгий, – сказала Алевтина, услышав его ровный, бесстрастный голос. – Сегодня вечером, как обычно?

– Конечно, Аля, – ответил он с той особой интонацией, которую приберегал для неё – смесь официальности и интимности. – Я буду ждать.

Квартира министра на Патриарших встретила привычным полумраком и негромкой классической музыкой – Шопен, один из любимых композиторов Ордынцева. Георгий ждал в гостиной, одетый в домашний костюм из дорогой ткани. Его седые волосы были аккуратно уложены, лицо – гладко выбрито. В руке держал бокал с коньяком.

– Ты сегодня особенно прекрасна, – сказал он, целуя руку гостьи.

Алевтина улыбнулась – не искренне, а так, как от неё ожидалось. Знала эти ритуалы наизусть, могла проводить их с закрытыми глазами. Сначала комплимент, затем коньяк, лёгкая беседа о незначительных вещах, затем постепенный переход к интимности.

– Спасибо, Георгий, – ответила Алевтина, принимая бокал. – Ты тоже выглядишь прекрасно.

Они сидели в креслах друг напротив друга, потягивая коньяк и обмениваясь фразами, которые не значили ничего. Алевтина рассказывала о каком-то культурном событии, он слушал с выражением вежливого интереса. Никто из посторонних не догадался бы, что всё это – лишь прелюдия к тому, что должно было произойти позже.

Когда музыка сменилась на что-то более медленное и чувственное, Георгий отставил бокал и протянул руку.

– Пойдём, – сказал он тем особым тоном, который означал переход к следующей фазе встречи.

Спальня министра была такой, какой Алевтина помнила со времени последнего визита – просторной, с огромной кроватью и задёрнутыми тяжёлыми шторами. Здесь всегда пахло дорогим одеколоном и той особой смесью власти и денег, которую невозможно описать, но которую безошибочно узнавала.

Георгий включил приглушённый свет и подошёл сзади, положив руки на плечи. Его дыхание коснулось шеи Алевтины, и она позволила себе откинуть голову назад, подставляя горло под губы. Это был рассчитанный жест, как и всё остальное в отношениях с министром.

Он медленно расстегнул молнию на платье, позволяя ткани соскользнуть к ногам. Алевтина осталась в нижнем белье – чёрном, подобранном специально для вечера. Знала, что выглядит безупречно – годы тренировок и строгих диет не прошли даром.

Георгий провёл руками по телу – не страстно, а оценивающе, как человек, привыкший к лучшему и проверяющий, соответствует ли покупка стандартам качества. Его прикосновения были точными, выверенными, лишёнными спонтанности, которая иногда проскакивала в ласках Климента. С Ордынцевым всё было механическим, просчитанным, почти деловым.

Алевтина отвечала так, как от неё ожидалось – негромкие стоны в нужные моменты, движения, рассчитанные на то, чтобы доставить удовольствие партнёру, но не дать забыть, кто здесь главный. Это была сложная игра, в которой каждый получал своё: министр – иллюзию власти над молодым красивым телом, она – реальную власть над одним из самых влиятельных людей в стране.

Когда всё закончилось, Алевтина лежала рядом с Георгием, глядя в потолок и думая о том, что это может быть их последняя встреча в таком качестве. Если действительно получит наследство Длиннопёрова, больше не придётся играть в эти игры. Сама станет силой, с которой придётся считаться.

– Георгий, – сказала она после паузы, повернувшись к нему. – Мне нужен отпуск. Неделя. Семейные обстоятельства.

Он приподнялся на локте и посмотрел с лёгким удивлением. За все годы отношений Алевтина никогда не просила об отпуске так внезапно.

– Что-то серьёзное? – спросил Ордынцев, и в голосе проскользнула нота, которую она не смогла распознать. Не беспокойство, не любопытство – что-то другое, более сложное.

– Умер родственник, – ответила Алевтина, не вдаваясь в детали. – Мне нужно присутствовать на похоронах.

Георгий молчал несколько секунд, продолжая изучать лицо собеседницы.

– Стрептопенинск, – произнёс он наконец, и это было не вопросом, а утверждением.

Алевтина не смогла скрыть удивления. Никогда не говорила с ним о родном городе, старательно избегала упоминаний о прошлом.

– Откуда ты…

– У меня свои источники, Аля, – улыбнулся высокопоставленный чиновник, и эта улыбка не коснулась глаз. – Антон Длиннопёров был… интересным человеком. С необычными связями.

Теперь уже не просто удивление, а настоящий шок отразился на её лице. Она села в постели, натянув простыню на грудь – защитный жест, выдававший внезапную уязвимость.

– Ты знал его?

– Не лично, – покачал головой Георгий. – Но о нём. И о вашей семейной традиции тоже.

Алевтина почувствовала, как холодок пробежал по спине. Что-то в его тоне, в том, как смотрел на неё, вызывало тревогу.

– Я могу оформить тебе отпуск, – продолжил Георгий, касаясь пальцами её плеча. – Неделя не проблема. Но, Аля… – он сделал паузу, – будь осторожна. Некоторые традиции существуют не просто так. У мёртвых память длиннее, чем у живых.

Она заставила себя улыбнуться, отгоняя внезапное чувство страха.

– Это просто формальность, Георгий. Посмертная свадьба – старый обычай, не более. Я поеду, отдам дань уважения родственнику и вернусь.

– Конечно, – он кивнул, но взгляд оставался странно пристальным. – Просто помни мои слова.

Алевтина наклонилась и поцеловала его – не страстно, а так, как целуют, чтобы прекратить неудобный разговор. Она не собиралась придавать значения предупреждению. В конце концов, что мог знать Ордынцев о Стрептопенинске и его традициях? Вероятно, просто пытался показать осведомлённость, свои связи, напомнить о власти.

Алевтина встала с кровати и начала одеваться, ощущая взгляд министра. Внезапное желание поскорее покинуть эту квартиру, полумрак и тяжёлый запах дорогого одеколона стало почти физическим. Хотела оказаться дома, в своей крепости, чтобы спокойно всё обдумать и принять окончательное решение.

– Я позвоню тебе завтра, – сказала она, застёгивая платье. – Оформишь приказ об отпуске?

– Он будет готов к утру, – кивнул Георгий. Затем, после паузы, добавил: – Удачи, Аля. Она тебе понадобится.

Алевтина вышла из спальни, прошла через гостиную и покинула квартиру, не оглядываясь. Только в лифте, спускаясь вниз, позволила себе выдохнуть. Странная тревога, вызванная словами министра, постепенно рассеивалась. На смену приходило возбуждение от мысли о том, что ждёт впереди.