— Мне пора вернуться в Вельшбоден.
— Возьми таблетки, они тебе пригодятся.
— К утру я поправлюсь, вот увидишь.
— Все равно возьми. Мне они не нужны.
Вернер положил лекарство в карман. Я помог ему надеть куртку. Снаружи было темно.
— Джереми… — проговорил Вернер. — Ты слышишь?
Я прислушался, пытаясь понять, что он имеет в виду.
— Ничего не слышу.
— Тишину. Ты слышишь тишину?
— Да, слышу.
— С тех пор как умерла Герта и я остался один, я ее ненавижу, тишину.
Двое заговорщиков и одно обещание
1
Два дня спустя, 10 февраля, состоялись похороны Бригитты.
Вскрытие было едва ли не простой формальностью, и заключение патологоанатома не добавило ничего нового. Бригитта покончила с собой. Макс пришел сообщить мне об этом лично утром, когда я делал в доме уборку перед возвращением Клары и Аннелизе.
— Содержание алкоголя у нее в крови в три раза превышало норму. Она была пьяна в стельку, Сэлинджер.
— Ясно.
Макс заметил синяк у меня на лбу, след от падения в больнице.
— А это что?
— Ничего особенного.
Мы молча пили кофе. Погода была серая, мрачная.
— Я слышал, Клара сегодня возвращается.
— Тебе Вернер рассказал?
— Я встретил его в аптеке. У него был нездоровый вид.
— Проблемы со спиной.
— Надо бы сходить к врачу. Пять лет назад я потянул связку. Болело чертовски. Потом Верена потащила меня к физиотерапевту. Пара сеансов — и как рукой сняло.
— Ты говорил об этом Вернеру?
— У него в одно ухо входит, в другое выходит. Такой твердолобый, но вот увидишь: когда он почувствует, что больше не может брать на руки Клару, запоет по-другому.
— Будем надеяться.
Макс повертел в руках пустую кофейную чашечку, потом встал.
— Спасибо. Ты пойдешь на похороны?
— Манфред там будет?
— Он все оплатил.
— Думаю, мне не следует там показываться.
Макс надел каскетку с гербом Лесного корпуса.
— Ты хороший парень, Сэлинджер.
Ничуть не бывало. Я — убийца.
2
Пока был в силах, я слушал погребальный звон, доносившийся с колокольни. Потом включил телевизор на полную громкость.
В три часа дня Вернер постучал в мою дверь.
— Как твоя спина?
— Все в порядке.
— Ты уверен?
— Сам посмотри.
Он сделал наклон вперед, потом выпрямился и встал по стойке смирно.
— И все-таки провериться у врача не мешало бы.
— Поехали, — оборвал он меня, показывая на машину. — Наша девочка заждалась.
Они уже вышли на дорогу, когда мы подъехали. На автостраде случилась авария, и это задержало нас. Наше дурное настроение рассеялось, едва мы увидели Клару.
На ней было красное пальтишко и беретик, натянутый почти до самых глаз, чтобы защититься от холода и скрыть легкую повязку, которую врач велел носить еще несколько дней. Под мышкой — медведь.
Она помахала нам рукой.
Аннелизе едва улыбнулась.
Возвращение Клары домой стало настоящим праздником. Возбужденная, она болтала не закрывая рта до самого ужина, который я приготовил с особым тщанием. Ее любимые блюда и по меньшей мере половина тех, которые нравились Аннелизе. Все мои кулинарные способности я использовал до конца.
— Тетя доктор сказала, что я очень храбрая.
— Правда?
— Она сказала, что никогда не видела такую храбрую девочку.
Клара горделиво выпятила грудь.
Врач, которая делала томографию, произвела на девочку сильное впечатление. Клара без конца о ней говорила.
— Она мне показала мой мозг. Весь разноцветный. Тетя доктор сказала, что может видеть мои мысли. Но я видела только разноцветные пятнышки. Как ты думаешь, папа, тетя-доктор умеет читать мысли?
— Компьютер не может читать мысли. Он показывает электрические импульсы в мозге. Видны эмоции, то, что ты чувствуешь.
— Электричество в мозге? Как в лампочке?
— Именно.
— Значит, тетя-доктор могла понять, что я чувствую?
— Разумеется.
— А ты знаешь, как ее зовут?
Я знал, но притворился, будто не знаю.
— Понятия не имею, золотце.
— Элизабетта, — произнесла она по слогам. — Сколько букв в этом слове?
— Десять.
— Красивое имя.
— И мне так кажется.
— Как ты думаешь, я, когда вырасту, смогу стать доктором и лечить мозг?
— Конечно, маленькая.
Так продолжалось, пока мы не заметили, что Клара начала уставать. Она растягивала слова, мотала головой. Личико побледнело.
Вернер встал из-за стола.
— Думаю, дедушке пора спать.
— Дедуля… — проговорила Клара, широко раскрывая глаза (они, как я подметил, покраснели и слипались), — посиди еще немножко.
Вернер поцеловал ее в лоб.
— Ты не устала?
— Я не устала.
— Совсем-совсем?
— Только немножко.
Вернер распрощался, а я отнес Клару в постель. Не успел я погасить свет, как она заснула. Я прикрыл дверь и спустился в кухню.
Аннелизе сидела в скованной, напряженной позе. В руках — банка форста.
Мне не понравился ее взгляд, не понравилось, как она выпила пиво одним глотком.
— Нам нужно поговорить, — сказала она.
Я знал о чем и знал, чем все кончится.
Уж никак не хеппи-эндом.
Тогда я взял ее за руки и раскрыл перед ней свое сердце.
— Знаю, что ты хочешь мне сказать. Но лучше не надо. Дай мне месяц. Если через месяц ты все еще захочешь сказать мне то, о чем думаешь сейчас, я тебя выслушаю. Один месяц. Не больше. Сделай это ради меня.
Аннелизе закусила прядку волос.
— Один месяц.
— Не больше. Потом, если увидишь… — У меня не хватило духу закончить.
— Ради Клары, — заключила она. — Ради Клары.
И встала.
— Но ты будешь спать в кабинете. Мне… — голос ее пресекся, — мне невыносимо.
3
Заговорщики действовали весьма искусно. Ни Аннелизе, ни я ни о чем не догадывались до последнего момента.
Около половины седьмого Вернер появился у нас, нагруженный продуктами, поздоровался и без лишних слов скрылся в кухне вместе с Кларой. Аннелизе снова стала смотреть телевизор, я же опять залез в свою нынешнюю нору, где часами глядел в потолок и пытался что-то читать.
Бесполезно. Мысли мои блуждали. Я как будто шел по канату. Под ногами разверзалась бездна одиночества. Вернер все увидел правильно: тишина не подходила мне. Мне не улыбалось провести остаток жизни, лежа на раскладушке (как сейчас) и вслушиваясь в звуки дома, из которого ушла жизнь.
Когда я в последний раз слышал, как Аннелизе смеется? Слишком давно.
Погруженный в такие мрачные мысли, я не заметил, как прошло время. Около восьми ко мне постучали. Показалась Клара. На ней было элегантное огненно-красное платье, волосы стянуты обручем. Я подметил, что и глаза у нее накрашены. Пленительное сочетание забавного и прелестного.
— Привет, малышка.
— Господин Сэлинджер, — проговорила она самым светским тоном, — ужин готов.
Я вытаращил глаза:
— Что ты сказала?
— Ужин, — повторила она, теряя терпение, — ужин подан, господин Сэлинджер.
— Ужин… — тупо пробормотал я.
— И наденьте галстук.
— У меня нет галстука, золотце. И я не понимаю, что…
Сделав несколько шагов, Клара подошла ко мне совсем близко. Поскольку я сидел, наши глаза оказались на одном уровне. В ее глазах я прочел решимость, какую девочка могла унаследовать только от матери. От Аннелизе. Клара уперлась кулачками в бока. Просто до ужаса милая.
— У тебя есть галстук, папа. Чтобы через пять минут ты был готов. Поторопись.
И она величественно удалилась.
Галстук нашелся.
Спустившись вниз, я обнаружил, что Вернер все устроил с размахом. Посредине салона больше не стояло мое любимое кресло. На его месте появился стол, накрытый на двоих. Белоснежная скатерть, раскупоренная бутылка вина (я взглянул на этикетку: крафусс 2008 года, наверное, стоит целое состояние), даже свеча, чей яркий огонек выделялся в полутьме, в которую была погружена комната.
