— Мэдди?
— Мэдди Грейди, «Нью-Йоркер».
У меня засосало под ложечкой. И когда мистер Смит отошел к буфету расточать свое обаяние, я заметил, как Майк (под ручку, видимо, с Линдой Ли, если судить по пышным формам, выпирающим из декольте) прикрыл рукой рот, чтобы не выставить себя забавляющимся неандертальцем, каковым он и был.
— Мне не терпелось лично познакомиться с вами, — проговорил я.
Мой сарказм не укрылся от Аннелизе, которая меня ущипнула. Мэдди Грейди написала статью, где зарезала и освежевала первый сезон «Команды роуди», выказав не больше деликатности, чем эскадрилья «юнкерсов» на бреющем полете.
Та статья на много ночей лишила меня сна.
— Поверьте, господин Сэлинджер, это взаимно.
— Позвольте представить вам Майка, он…
— Я знакома с Макмелланом. — Морщинистая дамочка махнула ручкой в сторону Майка и его пышнотелой подруги, словно отгоняя назойливую муху. — Но я прилетела сюда не для того, чтобы поесть засоленного шпека и посмотреть фильм. Я здесь из-за вас, господин Сэлинджер, — заключила она, повиснув на моей руке. — Можно, я буду звать вас Джереми?
— Зовите меня Плисскин [119], — пробормотал я.
— Что, простите?
— Я сказал: пожалуйста, госпожа Грейди, как вам будет угодно.
— Достаточно Мэдди, Джереми. Перейдем на «ты».
Она осушила бокал и с невероятной ловкостью рук подхватила следующий с подноса, который держал официант (в мундире Службы спасения Доломитовых Альп — штришок, за который я охотно удавил бы УД). Потом пронзила Аннелизе ледяным взглядом маленьких глазок.
— Радость моя? Ничего, если я украду твоего женишка?
— Мужа, — уточнила та, не теряя присутствия духа. — Но пожалуйста. Это его вечер, в конце концов.
— Ты еще ничего не пил, Джереми?
— Я только что пришел. И я бы предпочел обойтись без спиртного. Напряжение, сама знаешь…
— Ах, глупости, дорогой, — защебетала она, протягивая мне мартини. — Как говорил мой третий муж, все может уладить бокал марсиани.
Она так и сказала: марсиани.
Тут я струхнул не на шутку.
Со сноровкой великосветской дамы Мэдди задвинула меня в укромный уголок, где мы притворялись, будто никто нас не видит, хотя оба осознавали (я с ужасом, она ликуя, словно медведица-людоедка), что большая часть присутствующих уже комментирует наше частное рандеву.
— Очень волнуешься, Джереми?
— В достаточной мере. Но марсиане — это марсиане.
Мы чокнулись бокалами с мартини.
— Уверена, фильм будет иметь успех. Этот зубоскал Макмеллан так и не пожелал показать мне хоть самый крохотный клип.
— Думаю, мистер Смит ему не позволил.
— Мистер Смит? Золотце, Том и есть мой третий муж, он бы сейчас встал на четвереньки и залаял, если бы я приказала.
Она напилась, но выглядела чудовищно трезвой.
— Как ты себя чувствуешь среди всего этого? — спросила она.
Я помедлил с ответом.
— Это интервью или разговор останется между нами?
— Зависит от того, что ты скажешь, chéri [120].
— Я немного смущен, но счастлив. Будет правильно, если люди, особенно здешние, узнают, как на самом деле развивались события. — Я прочистил горло. — Появилось много основанных на слухах публикаций о пятнадцатом сентября, — добавил я, стараясь придерживаться нейтрального, профессионального тона, — и настало время рассказать правду.
— Я взяла это на заметку. Но off the record? [121]
— Я трепещу, Мэдди.
— После того, чего вы добились в ваших сериях «Команды роуди»? Один из двух чудо-мальчиков, которым завидует все восточное побережье? Трепещет на премьерном показе?
— Люди слишком много всего наплели вокруг этого дела. Некоторые мои раны до сих пор кровоточат. — Я старался не замечать огонька, который зажегся в глазах Мэдди. — К счастью, моя жена со мной рядом. Ее поддержка неоценима, но то, что произошло… — Мой голос пресекся. — В общем, сама увидишь.
Мэдди осушила бокал, не отводя от меня взгляда.
— Увижу, без сомнения.
— А теперь, если…
Мэдди удержала меня. Не пальцы, когти вцепились мне в бицепс.
— Вижу, что твоя прелестная женушка скоро шею свернет, стараясь сделать вид, будто ее не интересует наш маленький тет-а-тет, но задержу тебя еще на секунду. Я не вижу здесь никого из Спасательной службы Доломитовых Альп. Не знаешь, почему их нет?
Удар ниже пояса.
Ведьма знала, куда бить, и не пожалела силы. Не зря ее пера боялось все восточное побережье, да и западное тоже, по ее словам.
Меня спасло наступление союзников. Крошечный отряд легкой кавалерии ростом метр тридцать.
Клара, не обращая внимания на мою собеседницу, потянула меня за брюки, подняв кверху личико:
— Дядя Майк говорит, что нам пора идти. Начинается.
«Wer reitet so spat durch Nacht und Wind?» [122]
1
Не помню, что мне снилось, но, видимо, что-то ужасное, ибо, когда я проснулся, подушка вся промокла от слез и голова болела до спазмов, до судорог. Пришлось закрыть глаза и подождать, пока мир снова встанет на свою ось.
Я порядком выпил после просмотра нашего документального фильма. О том, что было после показа, не помню почти ничего.
Финальные титры, мрачные, бесконечные, под конец — «памяти отважных героев Спасательной службы Доломитовых Альп посвящается», и аплодисменты, сначала робкие, затем оглушительные.
Майк вертит головой, оглядывается с облегчением, а я думаю, что этот плеск не что иное, как хохот Бестии. Аннелизе целует меня, затем склоняется к Кларе, утешить ее: девочка вся в слезах, волосы растрепаны.
Не знаю, виной тому аплодисменты или вид дочери, которая плакала в объятиях жены, но факт остается фактом: когда Мэдди Грейди вложила мне в руку одного из своих марсиан, я выпил коктейль залпом.
Дальше все покатилось под гору.
От обратного пути в Зибенхох в памяти остались какие-то проблески. Остановка перед отелем, где Майк с Линдой собирались провести остаток вечера. Дорога, погруженная во тьму, силуэт шофера на фоне подсвеченного фарами ветрового стекла, Клара, спящая на коленях у Аннелизе; жена, терпеливо отвечающая на пьяные вопросы, смысла которых я не помнил, помнил только, что настойчиво их задавал.
Лестница.
Постель.
2
Мало-помалу приступы боли в висках стали реже, и я осознал, что лежу в постели один.
И мерзну.
Я встал, передвигаясь, как столетний старик. Проверил окно. Закрыто. Из коридора, однако, просачивался свет. Аннелизе, должно быть, спустилась в кухню перекусить, или, возможно, я так громко храпел, что она решила переночевать на раскладушке в кабинетике. Во мне проснулись угрызения совести.
На цыпочках я прокрался в ванную, сполоснул лицо, проглотил пару таблеток обезболивающего. Взъерошил волосы перед зеркалом, стараясь приобрести более-менее презентабельный вид.
В кабинетике горел свет. Дверь чуть притворена. Я постучал.
— Аннелизе?
Никакого ответа.
Я вошел.
Аннелизе там не было. Компьютер на письменном столе включен, светодиод мигает. Я пошевелил мышкой. Когда монитор зажегся, я ухватился за стол, чтобы не упасть. Слишком много часов провел я, работая над документом, который открылся передо мной, чтобы не опознать его тотчас же. Записи, сделанные на протяжении долгого спуска в ад: от нескольких слов, случайно подслушанных в Туристическом центре, до погружения в недра Блеттербаха, включая призраки Зибенхоха, смерть Бригитты, признания Вернера и Макса. Файл о бойне на Блеттербахе. Тот, который я, идиот, не стер, а просто отправил в корзину.
