Не говори Пустоте Да - Небоходов Алексей

– На следующий день пошёл к Длиннопёрову-старшему, – продолжил родитель. – Хотел рассказать о случившемся, потребовать проверки подвалов на предмет утечки газа или чего-то подобного. Но директор… только улыбнулся и сказал: "Бронислав Карлович, не все двери в этом мире ведут туда, куда мы думаем. И не все, кто приходит через эти двери, хотят, чтобы их видели".

Чашка в руках отца замерла, глаза были устремлены куда-то в прошлое, к воспоминанию, которое, судя по лицу, всё ещё вызывало дрожь.

– Через неделю уволился, – закончил старик. – Нашёл работу на другом производстве, с меньшей зарплатой, но там хотя бы не было… того, что видел в подвалах "Стрептопенинского".

В комнате повисла тяжёлая тишина. Алевтина смотрела на отца, пытаясь осмыслить услышанное. Наследница не верила в привидений, духов или иных сверхъестественных существ. Всему на свете было рациональное объяснение, и увиденное Брониславом Карловичем, наверняка было результатом усталости, плохого освещения или, возможно, каких-то токсичных испарений в старых подвалах завода.

– Хватит об этом, – резко сказала мать, вставая из-за стола. – Я приготовлю ужин. Аля, ты, наверное, хочешь отдохнуть с дороги? Твои вещи уже в комнате.

Надежда Густавовна начала собирать чашки с таким видом, будто разговор о Длиннопёровых был не просто неприятным, а опасным. Движения стали более резкими, в глазах появилось беспокойство, которого не было раньше.

– Да, пожалуй, – согласилась Алевтина, вставая. – Спасибо за чай.

Дочь направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, но остановилась, услышав тихий голос отца:

– Аля, будь осторожна. Не всё наследство измеряется деньгами.

Гостья обернулась, но Бронислав Карлович уже отвернулся, глядя в окно, где весеннее солнце пробивалось сквозь облака, создавая на деревянном полу узоры света и тени. Почему-то именно эти узоры – обычная игра солнечных лучей – вдруг показались Алевтине зловещими, словно шифр, значение которого пока не могла разгадать.

– Я всегда осторожна, папа, – ответила наследница и поднялась наверх, чувствуя, как с каждой ступенькой возвращается в детство, от которого так старательно убегала все эти годы.

Семейный ужин в доме Каглицких накрывали почти торжественно – Надежда Густавовна достала парадную скатерть с вышитыми васильками, расставила старинный фарфор и разложила начищенные серебряные приборы с инициалами прадеда. Алевтина, спустившись вниз после получаса, проведённого в одиночестве в старой комнате, отметила эту повышенную церемонность с долей иронии. Родители явно старались продемонстрировать, что визит – событие исключительное, почти праздничное, достойное всего того, что хранилось в шкафах и комодах "для особого случая".

Гостиная преобразилась: тусклая лампа под абажуром, обычно единственный источник света в комнате, теперь соседствовала с двумя высокими канделябрами, в которых горели настоящие свечи. Откуда-то появились цветы – ранние тюльпаны в старой вазе из толстого зелёного стекла, которую Алевтина помнила с детства. Всё это выглядело трогательным и одновременно убогим – провинциальная попытка создать атмосферу, достойную столичной гостьи, привыкшей к совсем другим стандартам.

– Как отдохнула, дочка? – спросил отец, поднимаясь навстречу. Бронислав Карлович переоделся: вместо домашнего свитера теперь красовалась свежая рубашка и старомодный, но тщательно выглаженный жилет.

– Спасибо, хорошо, – ответила Алевтина, скользнув взглядом по комнате. – Где Лидия и Варя? Они придут?

– Уже здесь, – из кухни вышла Лидия с блюдом, от которого поднимался ароматный пар.

Алевтина внимательно посмотрела на среднюю сестру, которую не видела семь лет. Лидия изменилась – стала более собранной, жёсткой. В двадцать три выглядела старше своих лет: тёмные волосы, собранные в тугой пучок, строгое тёмно-синее платье без единого украшения, осанка почти военная. Только глаза выдавали настоящие чувства – внимательные, изучающие, с едва скрытой неприязнью, которую старшая сразу распознала. Средняя сестра рассматривала дорогой костюм, безупречную причёску, изящные серьги с жемчугом и тонкие золотые часы на запястье. Всё это молчаливое изучение заняло несколько секунд, и во взгляде Лидии читалось больше, чем когда-либо сказала бы вслух.

– Здравствуй, Аля, – произнесла женщина, поставив блюдо на стол. – Хорошо выглядишь. Столица явно тебе на пользу.

Сухость тона не оставляла сомнений: за комплиментом скрывалось нечто иное. Алевтина заметила, как сестра скользнула взглядом по дорогому костюму, на секунду сжала губы. Лидия завидовала – не говорила прямо, но выдавала себя мелкими жестами: слишком прямой спиной, чуть приподнятым подбородком, напряжёнными пальцами, сжимавшими край скатерти.

– Спасибо, Лида, – улыбнулась столичная дама одной из своих московских улыбок – профессиональной, отточенной, не затрагивающей глаз. – Ты тоже… хорошо держишься.

Фраза прозвучала двусмысленно, и Алевтина не стала исправлять. Пусть Лидия думает, что хочет. В конце концов, именно средняя осталась в Стрептопенинске, взяв на себя роль примерной дочери, пока старшая строила карьеру в столице. Выбор, за который наследница ни секунды не испытывала чувства вины.

– Аля! – звонкий голос разорвал напряжённую тишину, и в комнату влетела Варя – младшая из сестёр, всего девятнадцати лет, невысокая, с русыми волосами, собранными в небрежный хвост, и огромными голубыми глазами, унаследованными от отца.

В отличие от настороженной Лидии, Варя не скрывала радости. Младшая бросилась к Алевтине и обняла с такой искренней теплотой, что даже привычная холодность старшей сестры дрогнула. Алевтина неловко похлопала девушку по спине, не привыкшая к таким проявлениям чувств. В московском окружении объятия были ритуалом, не более, и почти никогда – выражением подлинных эмоций.

– Посмотрите на неё, – восхищённо произнесла Варя, отстранившись и разглядывая Алевтину с неприкрытым восторгом. – Ты совсем как в журнале! Такая… блестящая!

Это наивное восхищение странным образом тронуло гостью. Варя, в отличие от Лидии, не завидовала – искренне радовалась успеху сестры, не воспринимая достижения как личное оскорбление.

– Преувеличиваешь, – улыбнулась Алевтина, на этот раз чуть теплее. – Как твоя учёба? Мама писала, ты поступила в педагогический?

– Да! – глаза Вари загорелись ещё ярче. – Учусь на дошкольного педагога. Практику прохожу в нашем детском саду. Тебе нужно обязательно посмотреть на мою группу – такие смешные карапузы!

Алевтина кивнула, не испытывая желания смотреть на каких-то провинциальных детей. Внимание привлёк мужчина, вошедший в комнату вслед за Варей – высокий, широкоплечий, со светлыми, коротко стриженными волосами и внимательным взглядом серых глаз. Руки – крупные, с заметными мозолями – выдавали человека физического труда.

– А это Сергей, – с гордостью представила Варя, заметив взгляд старшей. – Сергей Мельников. Мой жених.

Последнее слово младшая произнесла с таким счастьем, что Алевтине стало почти неловко. В девятнадцать лет думать о замужестве, тем более за провинциальным работягой – что может быть бессмысленнее?

– Здравствуйте, Алевтина Брониславовна, – произнёс Сергей, подойдя ближе и протянув руку. Рукопожатие оказалось сильным, но не грубым. – Много о вас слышал.

Было в манере гостя что-то прямое и честное – редкое качество для мужчин, с которыми Алевтина обычно имела дело. Никакой игры, никакого притворства. Сергей говорил то, что думал, и смотрел прямо в глаза, не пытаясь произвести впечатление.

– Здравствуйте, Сергей, – ответила столичная дама, быстро оценив внешность и манеру держаться. – Чем вы занимаетесь?

– Электрик, – просто ответил мужчина. – На заводе "Стрептопенинское" и по частным вызовам. Сейчас работаю над проектом реконструкции электросетей в старой части города.

Алевтина едва заметно поморщилась. Электрик. Конечно. Кем ещё мог быть жених младшей сестры? Образ Сергея моментально наложился в сознании на воспоминания о Виталии – первом парне, с которым встречалась ещё здесь, в Стрептопенинске. Такой же простой, ограниченный местными амбициями, мечтавший о "собственном деле" – ремонтной мастерской или магазинчике. Дальше фантазия не простиралась. Алевтина бросила парня, как только получила приглашение учиться в Москве, и ни разу не пожалела об этом.