– Даже пытаться не стану, рассказывайте!
– На самом деле за такой благополучный исход я должна благодарить медсестру Инги Цибулис: если бы не она, еще неизвестно… В общем, дело было так. О том, что у меня уплотнение в груди, я узнала во время диспансеризации. Знаете, вот никогда не проходила ее, а тут было время, и я решила воспользоваться услугами бесплатной медицины, хотя обычно обращаюсь в частные клиники – финансы, слава богу, позволяют. Так вот, меня направили в онкологический диспансер, взяли биопсию, отправили ткани на гистологию. Сами понимаете, я все это время была как на иголках!
Белкин изобразил на лице сочувствие. Не то чтобы он не сопереживал собеседнице, просто он был еще так молод и, по правде сказать, ничем серьезно не болел за всю свою короткую жизнь – ну, если не считать острого отита в третьем классе, когда он едва не загремел в больницу, но матери удалось его «отстоять» и оставить лечиться дома. Так что ему трудно было представить состояние человека, неожиданно оказавшегося лицом к лицу с тяжелым заболеванием.
– Вам назначили лечение? – задал он вопрос.
– До этого не дошло, – покачала головой Куренная. – Врач, которая меня принимала, предупредила, что ситуация близка к критической. Я думала, прямо там и скончаюсь, на стуле в ее кабинете – не думала, что со мной такое может произойти!
– Ну, с каждым может… – начал было Белкин, однако Елена тут же его перебила:
– Но не со мной! Я сказала, что не проходила диспансеризацию в поликлинике по месту жительства, но я слежу за здоровьем и ежегодно обследуюсь почти у всех врачей. Правда, маммографию я делала давно, но третья стадия с метастазами в легких – как рак мог так быстро развиться?!
– Вы сдали анализ повторно?
– Конечно, с тем же результатом. И тогда врач предложила мне два варианта развития событий. Первый: химия, чтобы уменьшить опухоль и убрать метастазы, после чего, разумеется, мастэктомия.
– То есть, ампутация э-э-э… груди?
– Точно.
– А какова была альтернатива?
– Врач дала мне брошюру центра «Светочъ» и рассказала об Инге Цибулис, которая использует экспериментальные методы лечения, причем весьма успешно. Она сказала, что, вполне вероятно, операции удастся избежать, или хирургическое вмешательство будет минимальным.
– Это как?
– Удалят только опухоль, а саму грудь не тронут, будут лечить, как это у них называется… ах, да – консервативными методами. Разумеется, я уцепилась за эту идею!
Белкин хотел было сказать что-то типа: «Я вас понимаю», но прикусил язык: понять женщину, которой грозит потеря молочной железы, мужчина не в состоянии. Поэтому он благоразумно промолчал и предоставил Елене возможность выговориться – судя по всему, ей это нужно!
– До того дня я ни разу не бывала в центре «Светочъ», но мне там понравилось. Вернее, понравилось бы, если бы я в тот момент могла думать о чем-то, кроме своей проблемы! Познакомившись с Ингой Цибулис, я пришла к выводу, что имею дело с профессионалом высокого класса. Обычно врачи, даже работающие в частном секторе, не любят объяснять пациентам тонкости предлагаемого лечения. Однако Цибулис повела себя иначе: она очень подробно описывала предстоящий процесс, разъясняла детали и, самое главное, была настроена оптимистично. Она сказала, что, хоть опухоль и велика, но ее терапия уберет метастазы.
– Так операция была? – решил уточнить Белкин.
– Нет.
– Почему?
– В день госпитализации ко мне в палату пришла медсестра.
– Вы лежали в отдельной палате?
– Да, я сама так попросила – деньги не имели значения. Я не хотела, чтобы вокруг меня шли всякие разговоры – не было желания общаться, понимаете? Я как раз разбирала вещи, потому что Цибулис предупредила, что мне придется провести в стационаре как минимум три дня, чтобы она понаблюдала за мной. Потом я могла выбрать, оставаться или лечиться амбулаторно, приезжая на процедуры каждый день и принимая лекарства.
– Что вы выбрали?
– Еще ничего – я думала. Медсестра повела себя странно: войдя, она плотно прикрыла за собой дверь, словно боялась, что кто-то в коридоре мог услышать наш разговор. А потом она сказала совсем уж неожиданную фразу!
– И что же именно она сказала? – спросил заинтригованный Белкин.
– «Уходите отсюда как можно скорее!», вот что!
– Она как-то объяснила свои слова?
– Разумеется, я потребовала объяснений. Девушка отказалась отвечать на вопросы, но предложила сдать анализы не там, где я это сделала первоначально, а в каком-нибудь другом месте. Я спросила, почему она это говорит. Медсестра ответила, что у нее нет времени на разговоры, однако она точно знает, что лечение Цибулис мне не поможет, а время будет потеряно. И еще она попросила меня не сообщать Инге о нашей беседе.
– Интересно!
– А вот мне, молодой человек, интересно не было – мне стало страшно. Если уж совсем начистоту, я запаниковала!
– Вы рассказали Цибулис?
– Нет, медсестра же просила!
– И вы вот так сразу ей поверили?
– Знаете, да! Я и так была на взводе, очень боялась, а тут – такое… В общем, я быстренько покидала вещи в сумку и рванула прочь, чуть верхнюю одежду в раздевалке не забыла, представляете?!
– Никто не удивился вашему, гм… бегству?
– А как же, удивились, еще как – Цибулис позвонила через сорок минут, но я трубку не сняла, слишком перенервничала. Но на следующий день все-таки поговорила с ней. Она спрашивала, почему я ушла, не предупредив, и мне пришлось оправдываться… черт, я никогда не чувствовала себя такой идиоткой! Думаю, Цибулис тоже решила, что я сумасшедшая…
– И что потом?
– Я сделала так, как предлагала та медсестра – пошла в медицинский центр рядом с домом. Там снова взяли биопсию на гистологию и – ничего!
– Как это?
– Да вот так – никакого рака, обычная киста молочной железы, образовавшаяся вследствие фиброзно-кистозной мастопатии!
– Что-то я не понимаю – не рак, что ли?
– Конечно, нет! Мне даже операция была не показана – обошлась обычной гормональной терапией у маммолога!
– Так вы, выходит, здоровы? – изумился опер.
– Ну да, абсолютно!
– Наверное, злитесь на Цибулис?
– Злюсь? Да нет, что вы – я ей благодарна!
– Благодарны?
– Да. Вы вряд ли меня поймете – для этого нужно пережить то же, что и я… Конечно, это не идет ни в какое сравнение с тем, через что проходят настоящие раковые больные. Им приходится гораздо хуже: говорят, их тошнит от химии, я уже не говорю об операции… Но и я, уж поверьте, такого страху натерпелась – до конца дней хватит! Честно говоря, многое переосмыслить пришлось, сделать кое-какие выводы, понять, что я не так в жизни сделала, что надо бы исправить. В общем, я как будто заново родилась, а Цибулис – она ведь не виновата, что в лаборатории с анализами напутали, верно? Спасибо той медсестричке, это ведь она меня к жизни вернула! Кажется, ее зовут Оля, а вот фамилию я не запомнила… Но это неважно: у меня впереди вся жизнь, и я еще успею ее отблагодарить!
* * *
Когда в дверь позвонили, Гурнов, опережая Сархата и, что казалось уж и вовсе невероятным, Жука, кинулся открывать. Сархат и Мономах переглянулись, и парень тихонько прыснул: прыть патолога и впрямь выглядела комично.
Дверь распахнулась, и на пороге, занимая весь проем, возникла мощная фигура адвоката Марины Бондаренко. На ней были дорогое кашемировое пальто серо-голубого цвета и изящные голубые ботильоны на тонком каблуке, делающие женщину еще выше. Несмотря на то, что на улице шел сильный дождь, когда адвокатесса сложила зонтик, стало видно, что ни один светлый волосок не выбился из ее тщательно уложенной прически.
– Добро пожаловать! – сияя, объявил Иван и отступил в глубь коридора, пропуская даму вперед.
На нем, вопреки обыкновению, красовался дорогущий костюм от Армани, и он, похоже, вылил на себя полбутылки духов – приятных, но все же он с ними явно переборщил. Мономах кинул взгляд в большое зеркало, висящее на стене: по сравнению с Бондаренко и Гурновым он выглядел затрапезно в джинсах и футболке, пусть и свежевыстиранных, но далеко не новых. Когда Иван, узнав о визите Марины, напросился в гости, Мономах не предполагал, что тот вырядится, как на свадьбу! Неужели приятель влюбился? В его-то возрасте – и вот так, с первого взгляда?!
